i cf85044c3a33e6c4 - User
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Око за око!
На этом терпение Шона лопнуло. Он зарычал, рванул ко мне, схватил в охапку и куда-то
потащил. После чего швырнул в ванную (полную уже воды, заметьте!). Я вынырнула, жадно
хватая ртом воздух, и вдруг мне на голову что-то полилось. Я перепугалась не на шутку.
— Что ты делаешь?! — завизжала я. МОИ ВОЛОСЫ — СВЯТОЕ. УБЬЮ, ДАЖЕ
ДВАЖДЫ НЕ ПОДУМАЮ!
— Крашу тебя и надеюсь.
— ЧТО?!
— Не что, а НА что. Надеюсь на то, что если избавить тебя от белых косм, то ты станешь
выглядеть чуточку меньшей дурой, и тогда Такаши решится взять тебя в команду. Проще
говоря, покрасишься в свой блонд до октября снова, и я отрежу твои патлы кухонными
ножницами!
— Краску разводят с окислителем, идиот! Я же облысею, ты этого добиваешься?! —
заорала я. Шон… прислушался и учел. В следующий момент мне на голову был вылит
флакончик перекиси водорода.
Дальше все происходило по следующему сценарию: я выла, а Шон ликовал. Однако очень
скоро первое поправило второе. После убийственного сочетания краски и перекиси, на моей
голове появилось оттенков пятнадцать каштанового. Сплошные пятнышки и крапинки. Как же
я из-за этого рыдала, сколько раз намазывала оттеночными шампунями голову. И выть у меня
получалось так скорбно, что Франсин не выдержала — присоединилась. Когда утром Шон
уходил в университет, он так врезал по кофемашине, что та чуть на пол не слетела. Под глазами
у него, к моему удовольствию, образовались не синяки — полноценные фингалы. Разумеется,
сама я выглядела еще хуже, чем Картер, и пошла я не на занятия, а в салон красоты!
Глава 2. Мадонна
Настоящее время
Я захожу в университет. Здесь почти все по-старому. Де-жа-вю. Те же коридоры, тот же
стук моих каблучков. Будто ничто не поменялось. Иногда мне кажется, что Сидней — место,
где время заморожено. Здесь не меняются ни люди, ни здания, ни ритм. Я все это так любила и,
кажется, все еще люблю. Мое сердце щемит от счастья и предвкушения, когда я так привычно
иду к кафедре Клегга и так привычно поворачиваю голову, чтобы бросить взгляд на окна
приемной ректора. Кафедра там же, кабинет Шона там же, изменилась только я. Они — нет.
Толкаю дверь кафедры, и первое, что замечаю: больше она не скрипит. Пожалуй, смазанные
петли — чуть ли не единственное, что изменилось в здешних стенах! Ну, кроме перестановки
внутри кабинета, в результате которой пропал мой стол… А, кстати, какого черта? Мне бы он
не помешал!
Перевожу взгляд левее и вижу застывшего с открытым ртом Роберта Клегга. Ну, все ясно,
Картер бы с большим удовольствием сдох, чем предупредил своего визави о моем прибытии.
— Клегг! — запоздало начинаю визжать я. И только после этого он вздрагивает и, кажется,
начинает понимать, что я — не особо реалистичная галлюцинация!
— Конелл?! — хрипло и недоверчиво спрашивает он.
И мы бросаемся друг другу в объятия. Он меня так крепко обнимает, что, кажется, ребра
треснут. А новенькая секретарша, которая понятия не имеет, кто я такая, смотрит на нас со
смесью недоумения и неодобрения.
— Этот м***к мне даже не сказал! — жалуется Клегг, хватаясь за голову и окидывая меня
взглядом. В его глазах я вижу облегчение, ведь в последний раз, когда мы виделись — на моей
защите диплома, — я едва ходила!
— Роб… в топку Картера! — Я чуть не плачу от радости. — Как ты сам? Как Мадлен?
— По-старому. У нас все как обычно. Лучше скажи, какими судьбами в Сидней занесло
тебя!
— Я теперь здесь работаю. С тобой, на этой самой кафедре.
Он на глазах мрачнеет, но я знаю, что не из-за новостей. Просто он предположил самое
худшее.
— Картер? — спрашивает он лаконично.
— Нет, Господь с тобой!
— А я кое-что заметил, — с облегчением улыбается Клегг и берет меня за руку,
рассматривает колечко. Все правильно, теперь все будут смотреть. Давай, Джо, срочно
хвастаемся, все как положено.
— Брюс. Его зовут Брюс. Он прилетел из Штатов, со мной.
— Он красивый или порядочный? — сходу спрашивает Клегг.
— Ммм… порядочный, — отвечаю я.
Однако Клегг качает головой и вздыхает.
— Неправильный ответ.
— Почему?
— Правильный — единственный.
Спорю, Мадлен для Роберта единственная, он бы ни секунды не сомневался в своих словах.
— Мне двадцать шесть, ему — тридцать. Мы уже год вместе. И он единственный.
Единственный кто сделал мне предложение, Роб. Он милый, его любят мои родители. Все не
так плохо, как ты думаешь.
— Но ради него ты домой не побежишь, никогда не станешь подглядывать за тем, как он
спит, не будешь искать в детских лицах его черточки…
— Все, пойду и расплачусь, — поднимаю я бровь, старательно игнорируя разрастающуюся
внутри панику. — А еще лучше кофе выпью. Я же к тебе первому прибежала. Ну, так что, ты со
мной?
— Ты стала такой гадкой, — морщится Роб.
— У меня было ужасное лето, — фыркаю я. — Капучино со сливками! — уговариваю я
Клегга.
— Уговорила, — бурчит он и открывает для меня дверь.
Мы сидим в буфете. Вот что изменилось здесь кардинально. И это к лучшему, стало
значительно приятнее. Кстати, кофе мне определенно нравится. Кажется, я стану местным
завсегдатаем.
— Новости? — спрашивает Клегг, явно намереваясь мне устроить блиц-опрос.
— Я Бабочка, — без обиняков сообщаю я.
Все, опрос окончен, потому что Клегг давится. Не ожидал. Я знала, что Робу не чужда
зависть, и это не очень приятно, но так будут реагировать все. Привыкаем. Роберту я могу,
должна рассказать все так, как оно было в действительности. Потому что он друг и обидится,
если утаю.
— Около полутора месяцев назад меня приглашал к ним Монацелли. Но я ему отказала. —
Клегг, кажется, давится снова. Я участливо стучу его по спине, представляя, что сделает со
мной Мадлен, если ее муж умрет здесь из-за известий о моем недавнем прошлом. Наконец,
Клегг вытирает платочком уголки глаз и смотрит на меня. Даже хочет что-то сказать, но
задыхается, снова кашляет. И пока он не в состоянии высказать мне все, что думает по поводу
моего идиотизма, я продолжаю. — Я отказала ему из-за Картера. А потом Картер сам стал
сеньором Хакером и сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. И вот тебе я,
первая Бабочка Шона Картера. Ты только не умирай, Роб…
— Я стою и молюсь, чтобы эти белые вихры мне померещились, — громко говорит Хелен
Амберт из-за моей спины. И весь кафетерий на нас оборачивается. Вот уж без кого бы моя
жизнь в Сиднее точно стала лучше. Но разве в университете Шона Картера может не быть
подлянки размером с одно непомерно раздутое эго? Да это же меньшее из зол! — В двадцать
твое увлечение перекисью водорода казалось по-детски милым, Конелл, но в двадцать шесть —
явный пережиток.
— Присаживайся, Хелен, может, полегчает, — так же громко отвечаю я. Теперь
заинтересованы даже те, кто раньше не обращал на нас внимания. — Преподаешь, значит?
— Ага, на кафедре Картера, — улыбается она так, будто это достижение равносильно
покорению Эвереста. У нее всегда были странные представления о жизни.
— Сочувствую, — поднимаю я бровь. Считать, что работать на Шона и рядом с Шоном —
предел мечтаний, может только мазохистка.
И, словно неведомым образом нас услышав, в кафетерий входит Картер.
— Конелл, ты что тут делаешь? Предполагается, что в первый рабочий день люди приходят
к начальству и подписывают необходимые бумаги.
— Привет, Картер. — Говорю я, безуспешно пытаясь подавить нелепую радостную улыбку.
Ну, или хотя бы превратить ее в ядовитую, потому что убираться с моего лица она явно не
собирается. — А я думала, что это совсем не обязательно. Ты же не спрашивал, стану ли я тут
работать, приказал и все. Неужели с бумагами так не работает? Рявкнул — подписались. Нет?
Не выходит?
Разумеется, Шон не улыбается моей шутке, однако соревнование за титул самого ехидного
преподавателя кампуса поддерживает:
— Как отдохнула, Джоанна, хорошо? Матушка тебя в ванильный сироп не закатала? —
Остается только поморщиться. Он при Хелен и студентах говорит о моей маме. Это удар ниже
пояса, придурок!
— Как видишь, нет, — огрызаюсь я. Ну вот и все, проблема улыбки сама разрешилась.
— И, пожалуйста, сделай вид, что не знаком с моими родителями, только так мы сможем
нормально существовать в стенах этого университета.
— О Боже, Ханна, ты нездорова?! — вместо того, чтобы пойти на мировую, восклицает он,