Что такое счастье - Алексей Осипов

Преподобный авва Дорофей (VI век) расшифровывает эту мысль в более конкретных понятиях, усматривая сущность этих искушений в трех самых основных страстях: сластолюбии (комфорт и наслаждение), сребролюбии (богатство), славолюбии (жажда славы и власти), и указывает, что все они исходят из одного источника – гордости.

Евангелие сообщает о том, как Христос отверг все их, противопоставив Свой путь жизни человека пути мира: 1) Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим (Лк. 4: 4), 2) Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи (Лк. 4: 8), 3) Не искушай Господа Бога твоего (Лк. 4: 12).

Но человечество в целом[23] живет именно этими страстями, культивирует их и жаждет их исполнения, как в личной, так и в общественной жизни. Целые философские системы обосновывают их ценность, все научно-техническое развитие направлено на их максимальную реализацию.

Однако история жизни, как отдельного человека, так целых народов и всего человечества, ярко показывает, к каким пагубным последствиям приводит такое исключившее Бога из жизни мировоззрение. Оно становится опаснейшим врагом человека. Ибо алчность, жажда власти и гордыня, став господствующими в душе, в самом корне разрушают ее, порождая вражду, ненависть, зависть, убийства, предательства и прочие бедствия, нарушая мир между людьми и народами. И никакая внешняя власть не в состоянии остановить это зло: ни мудрый законодатель, ни гениальный философ и ученый, ни политик, насытивший народ хлебом и зрелищами. «Ни в каком устройстве общества, – писал Достоевский, – не избегнете зла… душа человеческая останется та же… ненормальность и грех исходят из нее самой».

В «Братьях Карамазовых» в уста беса он влагает следующие потрясающие по своей психологической глубине слова: «По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге, вот с чего надо приняться за дело! С этого, с этого надобно начинать, – о слепцы, ничего не понимающие! Раз человечество отречется поголовно от Бога, то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни все, что она может дать, но непременно для счастья и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости и явится человеко-бог… а ему “все позволено”… Для бога не существует закона! Где станет бог – там уже место божие! Где стану я, там сейчас же будет первое место… “все дозволено” и шабаш!»

Православие предлагает совершенно иное ви́дение смысла жизни человека. Оно призывает его к очищению души от этих разрушительных страстей, открывает путь к святости. Убедительным свидетельством его истинности является множество примеров жизни тех подвижников, которые «мечом и луком» достигали духовного совершенства.

Что же такое православная святость, как приобретается она, каковы ее основные свойства и критерии, что представляет собой святой человек?

Абсолютной святостью является Бог, потому и святость человека есть не что иное, как причастность Богу (ср.: 2 Петр. 1: 4), духовное уподобление Ему, обо́жение, или, как говорил преподобный Серафим Саровский, «стяжание Духа Святого». Главнейшие свойства Бога, которые с особой очевидностью открылись в Боговоплощении и на Голгофе, – любовь и смирение. Степень приобретения этих свойств является показателем уровня святости человека. При этом Священное Писание и святоотеческое учение подчеркивает, что все прочие добрые свойства и добродетели человека получают свое положительное содержание только на твердом основании этих основополагающих краеугольных камней и без них теряют всю свою ценность.

Апостол Павел писал о любви: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13: 2–3). О смирении же святые отцы говорят, как об основе и источнике самой истинной любви. Насколько оно необходимо в духовной жизни, в кратких и сильных словах сказал, например, святой Исаак Сирин (VII век): «Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели… потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание»[24].

Но как достигается святость?

Прежде, чем говорить об этом, необходимо сделать одно существенное замечание. Принципиальным условием православного подхода в рассмотрении любых вопросов веры и жизни является обращение к святоотеческому учению как единственно достоверному источнику в понимании Божественного Откровения. Вызвано это тем, что только приобщение Духу Божьему, святость человека, может гарантировать истинность его суждений. А когда определенная мысль высказывается не одним святым отцом, но многими, то это свидетельствует о том, что она является не мнением человеческим, но откровением Духа Божия и, следовательно, есть сама истина.

Этим критерием Православие принципиально отличается как от католицизма, в котором последним гарантом истины является слово одного человека – римского папы, так и от протестантизма, где вероучение любой общины и даже одного человека оказывается столь же авторитетным, как и любых других, чем полностью перечеркивается само понятие истинности в религии. Это в том и другом случае пагубно отражается и на понимании духовной жизни.

В Православии понятие святости проистекает из единства опыта богопознания великих подвижников древней Церкви. Этот опыт является объективным критерием в оценке всех явлений духовной жизни и дает возможность христианину правильно оценить собственные духовные состояния. В современных условиях этот критерий особенно важен. Ибо понятие о духовной жизни все больше подвергается различным инородным влияниям. Мерилом духовности верующего нередко становится не любовь и доброжелательство к каждому человеку, не терпение недостатков ближнего, не честность в поступках, а такое понимание воцерковленности, которое всю религиозную жизнь сводит к исполнению внешних церковных установлений и/или «умовому», по выражению свт. Феофана Затворника, знанию христианского учения.

Отсюда, само понимание святости человека приобретает ложный характер. Она оценивается на основании народных слухов, плохо поддающихся проверке случаев прозорливости, исцелений, изгнания бесов, предсказаний и, особенно, чудес.

Вопрос о чудесах в оценке святости является чрезвычайно важным, поскольку для верующего, не знакомого с учением святых отцов, чудеса оказываются самым главным доказательством святости человека. Такой верующий даже не подразумевает, что чудеса могут иметь различную природу, исходить не только от святого человека, но и от находящегося в бесовской прелести, и даже от природных способностей человека, то есть могут иметь разные источники, и непонимание этого может привести к трагическим последствиям. Об этом предупредил верующих Сам Господь: Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам (Мф. 24: 24–25). Об этой опасности предупреждают и святые отцы. Так, например, преподобный Кассиан Римлянин (V век) писал: «…Никто не должен быть прославляем за дары и чудеса Божии… Ибо весьма часто… люди, развращенные умом и противники веры, именем Господа изгоняют демонов и творят великие чудеса»[25].

Чудеса, оказывается, сами по себе не являются определяющим признаком святости человека. Нужно крайне осторожно относиться к любым необычным явлениям и – пока нет возможности удостовериться в характере происшедшего и, прежде всего, в духовной целостности совершителя – не спешить принимать их за чудо Божье. Не чудеса свидетельствуют о святости человека, а, напротив, святая жизнь того, через кого они совершаются – вот что доказывает их истинность.

Но лжечудеса, как правило, происходят с теми, кто ищет чудес или внутренне считает себя достойным видеть и получать их, кто впал в самомнение (прелесть), кто ищет исцеления любой ценой, нисколько не задумываясь о том, каков источник этого исцеления, и что принесет оно душе – пользу или вред.

Один из опытнейших духовных наставников XIX столетия святитель Игнатий (Брянчанинов) подробно пишет о гибельности легковерия чудесам и искания их[26]. В одном из своих творений он приводит слова преподобного Кассиана Римлянина: «Чудеса, возбуждая удивление, мало содействуют святой жизни». И объясняет, что в отличие от язычников, не думающих о будущей жизни и жаждущих чудес для земного благополучия, христианин должен искать пользы душевной, исцеления от страстей для достижения вечности. Более того, святитель Игнатий, видя языческий настрой народа, предупреждает и предсказывает: