Злая зима - Ярошинская Ольга

– Так себе друзья.

– Кто бы говорил! – вспыхнула Эльза. – Что-то я не вижу добровольцев, готовых провести с тобой зиму. А ведь работенка непыльная!

– Это поначалу, – ответил Брун. – С каждым днем мне все сложнее будет просыпаться. На механические будильники я почти не реагирую, а вот присутствие посторонних чую. В фазе глубокого сна я могу обернуться спонтанно. Мало кто хочет будить медведя.

– Разве ты не контролируешь себя в зверином обличье? – удивилась она.

– Не всегда, – неохотно признался Брун.

– Почему ты так не хочешь в спячку? – рыжие глаза загорелись любопытством.

– У меня есть дела, – скупо ответил он, заезжая на стоянку.

– Ночью я погуглила: у оборотней-медведей, которые не впадают в спячку, сокращается продолжительность жизни.

– А у некоторых медведей во время спячки жизнь и вовсе может неожиданно прерваться. Приехали.

Пока Брун возился с ключом, открывая дверь офиса, Эльза стояла рядом, внимательно рассматривая блестящую металлическую табличку с черными буквами, которой Брун втайне гордился.

– Что еще? – не выдержал он.

– «У Бруна»? Серьезно? – сказала она. – Ты, я так понимаю, кто-то вроде частного детектива?

– Частные расследования, да.

– «У Бруна» – звучит как харчевня.

Брун выпрямился, распахнул дверь и вошел первым, оставив Эльзу в коридоре.

– Что вообще за имя – Брун? – Она догнала его в приемной.

– Кто бы говорил! У тебя ужасное имя!

– Эльза? Что с ним не так? Простое и мелодичное.

Брун сжал зубы, тщась объяснить, но в итоге махнул рукой.

– Брун – а полное имя Брундон? – Эльза повесила шубу на спинку стула и уселась за стол в приемной на место Кости. Сегодня она оделась скромно и непритязательно – синие широкие джинсы, ботинки на грубой подошве и черная водолазка, – но смотрелась все равно куда лучше своего предшественника. – Брунислав? Брунгильда?

– Просто Брун. Второе имя Ррун. Брун Ррун Торн.

Эльза недоуменно на него смотрела несколько мгновений, а потом вдруг расхохоталась. Она смеялась так искренне и заразительно, что Брун против воли тоже улыбнулся.

– Ты серьезно? Это твое имя? – переспросила она, вытирая подступившие слезы. – Брун Ррун Торн? Родители решили назвать тебя в честь звука, с которым заводится железный монстр, на котором ты ездишь? Согласись, смешное имя. Ты и сам улыбаешься.

– Ты очень красивая, когда смеешься, – заметил он, все еще улыбаясь.

Теплые карие глаза, глядящие на него, вмиг посерьезнели, и Брун вдруг смутился, быстро прошел в кабинет и уже оттуда попросил:

– Сделай мне еще кофе.

Когда Эльза вошла в кабинет, карниз снова висел над окном, а чуть примятая штора собралась в узкий ручеек сбоку окна. Девушка поставила чашку перед Бруном, прищурившись, посмотрела на окно.

– Я знаю, что криво, – сказал он, пряча молоток в полку стола и заранее раздражаясь.

– Почти незаметно, – успокоила его Эльза. – Будут поручения?

– У меня сейчас встреча. Проведешь клиентку ко мне и потом улыбнешься ей на прощание. Постарайся вести себя уважительно и не давать мне непрошеных советов.

– Это каких? Ты, случайно, не обиделся за то, что мне не нравится название твоей фирмы? Или за то, что утром я назвала тебя толстым и волосатым? – уточнила Эльза.

– Я не обиделся, – терпеливо возразил Брун, пригубил обжигающий кофе. – Просто веди себя как нормальный секретарь.

– А потом, раз у тебя на сегодня так мало дел, пойдем по магазинам.

– По магазинам? – Брун едва не поперхнулся кофе.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я на кого-нибудь набросилась? В местах скопления людей мне сложно контролировать себя. Кто тогда тебя разбудит? Вряд ли меня будут волновать твои проблемы, когда я стану вампиром.

– Вряд ли они тебя и сейчас волнуют. Ты просто отрываешься на мне за месяцы вынужденной изоляции. Послушай, отчего бы тебе не позвонить какой-нибудь подруге? По телефону ты не сможешь никому пустить кровь, выговоришься, и мне станет легче тебя терпеть.

– И о чем мне с ними говорить? Я не хожу в академию – меня отстранили от занятий, потому что я не прошла медкомиссию. Я не была на вечеринках, с той самой… Я даже по магазинам уже два месяца не ходила!

– Можешь обсудить с ними меня, – щедро предложил Брун, – и все мои многочисленные недостатки.

– Не спрыгивай с темы, – пресекла его попытки Эльза. – Мне нужно что-то вместо шубы, что-то более подходящее для Звериного квартала.

– Ладно, шопинг, – выдавил он с отвращением. – Иди в приемную.

– Есть! – Эльза отсалютовала ему ладошкой. – Кстати, а что за клиентку ты ждешь? Чем конкретно ты сейчас занимаешься?

– Пытаюсь понять, как я так влип, – пробурчал Брун.

Клиентка, густым контральто представившаяся по телефону Айседорой Дробовицкой, оказалась хрупкой старушкой с лиловыми буклями и тонкой полоской розовой помады на высохших губах. Эльза догадалась принести из приемной свой стул, и Айседора присела на краешек, держа осанку как графиня. Ее шубу, графитовую норку, Эльза унесла в приемную, делая большие глаза. Брун сразу вспомнил, что не предусмотрел вешалок.

– Меня хотят ограбить, – заявила Айседора без прелюдий. – Мой покойный супруг собрал внушительную коллекцию предметов старины. Он был известным композитором и дирижером симфонического оркестра, мы много путешествовали. Александр Дробовицкий, вы наверняка слышали это имя.

Брун неопределенно кивнул, оперся подбородком на сцепленные кисти рук. Он не имел понятия, кто это такой, и ничего не смыслил в классической музыке, но терять клиентку не хотелось.

– После смерти Алекса я решила систематизировать коллекцию. Мой супруг был творческой личностью, видя гармонию в хаосе, я же предпочитаю порядок.

Она выдержала паузу, и Брун, встрепенувшись, одобрительно кивнул. Старушка и сама выглядела как древний экспонат, постаревшая куколка: сиреневые завитки один к одному, на бежевом кардигане жемчужная брошь, серьги к ней в комплект, ногти на руках, усыпанных пятнами, выкрашены розовым. Юбка целомудренно скрывает колени, что радует. Не хотелось бы повторения вчерашней сцены в другом исполнении. Брун одернул сам себя и сосредоточился на клиентке.

– Я разделила экспонаты по эпохам и культурной принадлежности, составила полный перечень. Однако некоторые вещи, на мой взгляд, не имели особой ценности, и я выставила их на аукцион, надеясь к тому же поправить финансовое положение, пошатнувшееся после кончины Алекса.

– Соболезную вашей утрате, – пробормотал Брун.

– О, я нисколько не жалела расставаться с этими безделушками, – махнула рукой старушка, не вполне поняв оборотня. – До последнего дня я думала, что это было лучшим решением в моей жизни. Ведь за одно кольцо я получила больше ста тысяч сторнов.

– Ого! – удивился Брун.

– О-го-го, – самодовольно улыбнулась Айседора, заправив лиловый завиток за ухо. – Я, как и вы, пребывала в глубочайшем изумлении. Ведь кольцо не представляло собой ничего особенного: серебро, овальная вставка из красной яшмы, никакой магии. Честно говоря, до того, как мне перечислили деньги, я была уверена, что это ошибка. Но после аукциона вокруг моей коллекции возник нездоровый интерес. Я получила несколько предложений интервью от репортеров, желающих непременно проникнуть в мой дом, меня бомбардируют письмами другие коллекционеры, требуя перечень экспонатов, а позавчера неизвестный проник в хранилище.

– Что-нибудь пропало?

– Только лишь мое спокойствие, – сокрушенно покачала головой Айседора.

Эльза аккуратно открыла дверь бедром, протиснулась в кабинет, держа чашку, исходящую паром.

– Вы обращались в полицию?

– Да, я написала заявление, но, поскольку ничего не пропало и следов взлома нет, его у меня даже не взяли.

– Но вы уверены, что кто-то был в вашем доме, – утвердительно сказал Брун.

– Вампир, – скривилась Айседора.

Чашка в руках Эльзы звякнула о блюдце.

– В коллекции есть довольно редкий предмет – камень фей, который меняет цвет при приближении упырей, – пояснила старушка. – Когда я вернулась с прогулки и, как обычно, прошла в хранилище, чтобы проверить уровень температуры и влажности, камень еще мерцал. Если бы я вернулась на полчаса позже, то ничего бы не заметила.