Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - Геннадий Карпов

Лодка чуть наклонила нос, сверху что-то негромко побулькало, и снова воцарилась тишина, которую уместно было бы назвать гробовой, если бы не шорох вентиляторов, да негромкий гул в аккумуляторном отсеке под полом.

– Выходим из бухты! – вскоре тихо доложил Паша. – Можно открывать шампанское и праздновать начало пу…

– Борт три восемь два семь шесть! Приказываем вам немедленно всплыть и выключить двигатель! – недвусмысленно произнёс динамик под потолком.

Паша в жёлтом свете неяркой диодной лампы посинел и замер с открытым ртом. А я сикнул в трусы. Да здорово так сикнул!

– Борт три восемь два семь шесть! Вы пересекли границу вашего испытательного полигона. Валите килькой обратно, пока я кавторангу не доложил! – довольно буднично, по-домашнему, произнес динамик.

Паша сидел в коме, и от вида его синего лица и отвисшей челюсти, а, может, от сырости в трениках, я, как ни странно, пришёл в себя, взял микрофон, и почти спокойно произнёс:

– Это три восемь два семь шесть. Идём на Сахалин. Должны были идти завтра утром, но пришёл срочный вызов. Выход из бухты согласован.

– Борт… – начал было что-то говорить динамик, но я его выключил, повернулся к мумии друга, и взвизгнул:

– Паша! Газу до отказу! У нас час чтобы потеряться, или твой товарищ с эсминца нам на голову бомбу кинет!

Паша задышал, оттаял, и чуть ли не со слезой в голосе произнёс:

– Да, нету у меня там никакого товарища! Это я так, прикололся.

– Чё, никакого там ремонта? Чё, нас реально засекли? Сейчас накроют? Чё, это ты так прикололся? Чё, бомба на голову – это по-твоему – смешно? Чё вообще происходит?

Со мной случилась небольшая истерика. А когда я проревелся, хлебнул минералки и глянул на навигатор, то увидел, что до дна четыреста метров, а до поверхности – сто. Что скорость – тридцать, курс – семьдесят, а на главном мониторе сквозь черноту вспыхивают какие-то зеленоватые огоньки, и тут же гаснут, уступая место другим. Паша так и сидел в кресле капитана спиной ко мне, а перед ним горела зелёная надпись: "Автопилот включён. Маршрут задан". Я открыл дверь в свой кубрик, лёг на койку, пробормотал:

– Это пиндец какой-то! – и потерял сознание.

Через сколько ко мне вернулось чувство реальности – я понял не сразу. На моих командирских светящиеся стрелки показывали два часа. То же приглушённое освещение в тёплых тонах, гул аккумуляторов под полом, зеленоватые стены, зеленоватые баллоны вдоль стен, и зеленоватый Паша в кресле. Я сходил в туалет, умылся и сменил трусы. На шум Паша повернулся, и спросил устало:

– Выспался? Я уж начал думать, что ты в спячку впал до самой Америки.

Я прислушался к голодному зову своего желудка, и понял, что в отключке был не пару часов, как решил сначала, а все четырнадцать.

– Где мы плывём? – спросил я капитана скрипучим после сна голосом. – Жрать охота!

– Плывёт говно по трубам! – как заправский мореман поправил салагу Паша. – Мы идём по Японскому морю. Миль пятьсот уже прошагали. Я тоже малёк дреманул, а так всё сижу в окошко гляжу. Красота просто неописуемая!

– Не в окошко, а на главный монитор! – не остался я в долгу.

На главном мониторе красота была неописуемая: темнота полная без намёков на то, что экран вообще работает.

– Гляди! Фокус! – Паша щёлкнул переключателем – и экран засветился тёмно-серым фоном, по которому то и дело мелькали светло-серые силуэты кальмаров величиной с мой мобильник.

Мне хватило пяти минут, чтобы насладиться этой картиной на всю оставшуюся жизнь. Серые кальмары на сером фоне или просто серый фон без кальмаров. А Паша смотрел на экран, почти не мигая. Думаю, он ждал, что сейчас из глубины вынырнет что-то такое, чего никто до нас не видел. Но сонар спокойно посылал и принимал свои еле слышные сигналы, которые рисовали на дополнительном мониторе космическую пустоту перед нашей лодкой на пять километров по курсу.

Мы открыли по банке рисовой каши с говядиной, и принялись за обед. На вкус "констерва" была так себе, но выбирать было не из чего. У нас в каюте был только ящик каши, галеты и вода. Остальная провизия болталась в кузове, и чтобы достать джем или ленивые голубцы, пришлось бы всплывать на поверхность. А сделать это мы планировали только тогда, когда обогнём Японию, пройдём Курилы, и выйдем в открытый океан. Лодка могла идти под водой на аккумуляторах трое суток, потом требовалось четыре часа солнечных ванн или час работы дизеля.

На вторые сутки плавания Паша сменил курс. На глубине восьмидесяти метров мы прошли Лаперузом между Японией и Сахалином, на третьи сутки миновали Курилы, и батарея намекнула нам, что пора бы ей подзарядиться. За это время мы с товарищем обсудили все новости, пощёлкали всеми тумблерами, посочувствовали геологам, которые из-за таких как мы засранцев теперь не найдут на шельфе очередное месторождение газа. Высказали предположение, что нас преследует эсминец, а, возможно, два: наш и японский, а также, что наших мамок отправили в Сибирь на вечное поселение, квартиры конфисковали, а на Гавайские острова выслали группу интерпола для нашей поимки. Сонар дважды тревожно крякал, на эхолоте мы видели очертания то ли кита, то ли касатки, но звери за километр обходили нашу посудину, и на экране оставался серый фон с редкими кальмарами и медузами. Паша взял с собой электронную книгу, и читал повести Бадигина, а я играл на мобильнике то в змейку, то в тетрис, пока от них не начало тошнить. Ещё я спал и ел надоевшую кашу.

Через трое с половиной суток, ровно в полдень, мы всплыли, поскольку батарея показывала заряд пять процентов, воздух становился удушливым, а скорость упала до восемнадцати километров в час. (Конечно, как заправским морским волкам, нам полагалось мерить скорость в узлах, но эта мера как-то не укладывалась у меня в голове. Я всё время представлял себе толстую верёвку с многочисленными узлами, которые, да простят мне каламбур, никак не вязались с понятием скорости.) Короче, мы всплыли, открыли люк, и впервые с момента побега из-за железного занавеса увидели небо, солнце, и глотнули действительно свободного воздуха. Погода была просто на заказ. Небольшие облачка общей картины не портили. Солнце и тёмный океан под ним. Ни кораблей, ни земли на горизонте. Немного штормило, брызги залетали на нашу крохотную, с письменный стол, палубу. Мы подняли сетки-перила, и развернули солнечную антенну площадью десять квадратных метров, подключив её кабелем к герметичному разъёму возле люка. Теперь приходилось просто ждать четыре часа. Вокруг, сколько хватало взгляда, шевелился великий океан. Было ощущение, что мы находимся ниже его уровня, в какой-то вмятине в воде. Нас плавно, как на детских качелях, то поднимало вверх, то опускало вниз. Всё было величественно, однообразно, надоедливо, и быстро приедалось. Паша ещё мог восхищаться одной и той же картинкой несколько часов подряд, а вот у меня не получалось. Я обычно гляну – ах! – и пошёл дальше. Вот и тут: глянул, ахнул, а больше глядеть не на что! И идти некуда! Из всех развлечений – океан, тетрис и пашина рожа, которая мне на тот момент уже изрядно примелькалась. Мы достали из кузова ящик рыбных консервов, банки с джемом и сгущёнкой, рассовали всё это по сундукам около коек (Сундуки были стилизованы под старинные морские, с навесным замком и плоской откидной крышкой вроде как из горбыля, окованного медью. Хотя, колупни – везде армированный тоненький пластик.), еле дождались, когда зарядка батареи достигла девяноста двух процентов, свернули антенну и перила, погрузились на двадцать пять метров, и пошла дальше на юго-восток, забив в бортовой компьютер координаты пункта назначения. Потянулись тупые дни и ночи.

В иллюминаторе (То бишь – на главном мониторе.) текла интенсивная подводная жизнь. Проносились стайки мелких рыбок, проплывали одиночные рыбины покрупнее, иногда встречались автомобильные шины, пластиковые пакеты, бутылки и прочий мусор. Ни тебе гигантских кракенов, ни акул – людоедов, ни подлодок, ни инопланетян. Короче, ничего из того, чем просто кишел океан на американском приключенческом канале. Главным приключением оставалось всплытие и зарядка батарей. Мы пару раз всплыли ровно в полдень. Малость штормило, солнца не было видно за облаками, термометр показывал температуру воздуха плюс пятнадцать, так что нам пришлось ставить антенну под дождём. Брызги перелетали через лодку, мы были мокрые до нитки, потому что ни дождевиков, ни зонтиков не взяли. (Сами не сообразили, а в кино про море и пляж дождя не было никогда.) Хорошо, что нашим антеннам было почти без разницы – есть солнце или нет. В такую хмарь они заряжались всего минут на двадцать дольше, чем при ярком солнце. А вот мы разницу чувствовали хорошо. Потому что, вымокнув при установке антенны насквозь, мы задраивали люки, и тупо убивали четыре часа, уставившись на табло над батареей, и наблюдая, как зелёная зона мало-помалу вытесняет красную. (Паша каждые пять минут подходил к табло, возюкал по нему пальцем, и кричал что-нибудь типа: "Да шевелись ты, черепаха!" или: "Может, зонтик наш сдуло ужо?") За это время мы почти успевали высохнуть, а потом лезли на улицу, где снова мокли. Потом переодевались в сухое, а мокрые шмотки развешивали сушиться. Сначала хотели работать в одних плавках, но даже я быстро замёрз, а про Пашу и говорить было нечего: он посинел за три минуты, а потом несколько дней подряд сморкался и чихал. Вот тебе и июль! Но мы утешали себя мыслью о том, что уходим всё южнее, и скоро будет тепло и безоблачно.