Наставник - Демина Карина

– Разберусь.

Одевали Миху тоже слуги. Они же убрали бадью, вместе с водой. И пол вытерли.

– Окна открой.

– Чтобы тебя продуло? – она слегка склонила голову набок.

– Лето.

– Ты умер, ты понимаешь?

– Нет.

– Я тоже, – она указала на стол в другом конце комнаты. – Дойдешь?

– Постараюсь, – Миха стоял, опираясь руками на стену. Он чувствовал себя, если не совсем хорошо, то всяко не так погано, как при пробуждении.

Оглянулся.

Пусто.

Слуги сгинули, как и не было.

– Обопрись, – она шагнула к нему. – Тело еще слабо. Тело помнит, что было мертво. И… это неприятно. Поверь.

– Верю.

Опираться? На нее вот? А выдержит? И все-таки стоять глупо. Тем более когда глядят вот так, с насмешкой.

– Не спеши, – Миара приняла вес его. И выдержала. – У тела своя память. И порой разуму сложно переломить её.

Шаг.

И еще.

А ведь она могла бы позвать кого-то. И Миху не то, что проводили, его бы принесли, усадили бы за стол. И если понадобится, то и накормили бы с ложечки.

Очередная игра?

– Что произошло? – Миха все-таки с немалым облегчением отпустил узкое плечо. И на стул упал. Откинулся, порадовавшись, что в этом гребаном мире уже изобрели стулья со спинкой.

– Я бы сама не отказалась понять.

Миара устроилась напротив.

Вот ведь. По ходу его ждет теплый почти семейный ужин. И ведь главное, что на хер не пошлешь. Точнее можно, но смысла в этом нет. Она уйдет, когда сама захочет. Да и, как ни крути, а разобраться в происходящем стоило бы.

– Что ты помнишь?

– Ты попыталась залезть мне в голову.

– Не совсем в голову. Но да, я пыталась привязать тебя к себе. Немного крови, немного силы. И почти ведь получилось, – улыбка, правда, кривой вышло.

Принесли еду.

Запах её напрочь вышиб из Михи саму способность думать. И та, вторая его часть, вдруг очнувшись, потребовала заняться действительно стоящим делом – пожрать. Миха и подчинился. Правда, его хватило, чтобы хлебать густое варево медленно и с неким подобием достоинства.

Миара не торопила.

– Зачем? – выдавил Миха, когда глубокая миска опустела.

Зато еще одна имелась. И пахло от нее одуряюще, крупами и чем-то сладким. Запах сводил с ума.

– Это сложно объяснить, но тогда мысль показалась мне удачной. Мне нужен был кто-то, кому я могу доверять. Безоговорочно.

– А так нету?

– Не спеши. Убедись, что тело готово принять еду, – Миара отвела взгляд. – Что до твоего вопроса, то, к сожалению… нет.

– Твой брат тебя любит.

Миха и вправду себя сдерживал. Нехорошо получится, если его вывернет от переедания. Так и сидели. В торжественном молчании и полумраке.

– Мой брат хороший человек. Настолько, насколько это вообще возможно для подобных нам, – она еще больше отвернулась, и теперь Миха видел нервный профиль.

Полуприкрытые глаза.

Завалившиеся щеки.

Да уж, что бы тут ни случилось, ей пришлось нелегко.

Ну и на хрен. Сама виновата.

– Тебе бы тоже поесть не мешало, – проворчал он. Почему-то злости он не испытывал, хотя должен был бы. Или вот еще ненависть. Он помнит, что когда-то ненавидел всех магов. А она и заслужила, что ненависть, что злость. Только внутри была пустота.

И тоска.

Чувство вины перед мамой, братьями и сеструхой, которые точно не виноваты, что Миха такой вот гребаный придурок, что взял да помер.

Глупо.

Стыдно.

И даже не оправдаешься, что умер ради высокой цели.

Он с трудом сдержал стон.

– Плохо? – Миара приподнялась.

– Норм. Это так… ерунда.

– Ты все силы из меня выпил, – проворчала она и подняла кусок хлеба. – Там, дома, я всегда была одна. И это правильно. Безопасно.

Миара принюхалась к хлебу.

– Я ушла, но я не настолько наивна, чтобы надеяться, что нас отпустят. Его и меня. И вообще. Одинокой слабой женщине нужна защита.

Ага, вот сейчас Миха расчувствуется и предложит завершить начатое. На добровольных, так сказать, началах.

– Но все пошло не так, – теперь в голосе её звучала искренняя печаль. – И ты, вместо того, чтобы подчиниться, убил меня.

– Не раскаиваюсь.

– И правильно. Глупо раскаиваться в том, что сделано. Ешь. Одну ложку. Пережевывай тщательно. Слушай себя.

Миха и без премудрых советов как-нибудь разберется. Дикарь в нем горестно вздохнул, но кашей утешился. Распаренная, вареная на молоке, щедро приправленная маслом и медом, та таяла во рту, наполняя тело сытостью, а душу умиротворением.

Интересно, а ту, другую, память он получит?

– Знаешь, я убивала. Довольно много. Иногда сама. Чаще… я хорошая дочь. И помню, что должна подчиняться роду. Его интересам. Делать то, что скажут. Не думать о том, что делаю.

А не думать не получалось.

И показалось вдруг, что маска треснула, раскололась, что еще немного и она сползет.

– Мне казалось, что я не боюсь смерти. Что в некотором роде она станет облегчением. Свободой. И у меня имелись планы… не важно. Главное, что именно сейчас я умирать не планировала. Не тогда, когда я и вправду получила настоящую свободу. Почти получила.

Каша проваливалась в Миху.

И только.

– А ты взял и убил меня.

– Ты меня тоже не пожалела.

– Неправда, – она покачала головой. – Я бы тебя жалела. Подобные тебе – редкость. Их ценят. Берегут.

– Стерегут.

Она ответила слабой улыбкой.

– Тебе было бы хорошо.

– Мне и так неплохо, – проворчал Миха. – В общем, я скопытился. И тебя придушил.

– И еще шею сломал, – Миара коснулась высокого воротника. – А от рук твоих след остался. Должен был бы пройти, но остался. Думаю, он теперь навсегда.

– Если ждешь извинений, то напрасно.

Она рассмеялась, звонко и беззаботно, будто они тут о цветочках говорили. И оперлась-таки на спинку стула.

– Я оказалась там, за порогом. В момент, когда не была к тому готова. А потом меня вернули. Вложили душу в мертвое тело. И привязали к нему.

– Так ты…

– Я целитель. И один из сильнейших в мире, – жестко ответила Миара. – А еще меня учили. В том числе и подводя к самому порогу… за порог. Я уже бывала там. Именно поэтому и не боюсь. Не смерти. Когда меня вернули, я поняла, что еще успеваю, что времени прошло немного, поэтому я и запустила сердце. Это сложно, но возможно.

С нюансами местной реанимации Миха был знаком. Память услужливо подсунула подходящую картинку, от которой даже слегка замутило. Но Миха поспешно сунул в рот еще ложку каши и кивнул.

Возможно.

Хрен его знает, что в этом гребаном мире еще возможно.

– Само по себе возвращение в мертвое тело очень и очень неприятно. Особенно, когда это тело нужно излечить. А эта маленькая дрянь еще что-то сделала. Она взяла нить моей жизни и силы, и бросила тебе. Привязала тебя. Понимаешь?

– Нет, – честно ответил Миха.

– Я тоже. Только пока ты был на краю, ты пил мои силы. И едва не выпил. Ты почему-то не хотел возвращаться. Но и не уходил. Пытался. Но я вытаскивала. И брат тоже. Она и его привязала. Так что теперь, если вдруг ты умрешь, то и мы следом.

Она произнесла это чуть в сторону.

И все одно Миха не почувствовал угрызений совести. А вот то, что жрать охота, так это да. Голод, попритихший было, вновь вернулся. И приходилось делать усилие, чтобы спокойно жевать, а не заглатывать чертову кашу кусками.

– И что теперь?

– Теперь, – Миара выпрямилась, хотя и до того спину держала прямо. – Теперь тебе решать. Барон так сказал. Мальчи-ш-шка.

Это она прошипела.

Да, определенно, есть в ней что-то донельзя змеиное. Не во внешности. В ощущениях.

– То есть, – решил уточнить Миха. – Если я помру, то ты тоже?

– Мы, – поправила она. – Мой брат к тому, что случилось, не имеет отношения. Но платить за мою глупость придется и ему.

– А если помрешь ты? Что будет со мной?

– Уже, наверное, ничего, – она теперь глядела в стену. – Ты стабилен. И в поддержке не нуждаешься.