В Линкольнвуде гаснет свет - Джефф Родки

Ничего из этого не казалось подходящим. Но со временем он что-нибудь придумает. Макс оставил велосипед на стоянке и влился в толпу ребят, спешащих в школу.

Было восемь часов двадцать семь минут.

Джен

С тех пор как Хлоя захлопнула за собой дверь, в доме было тихо. Джен сидела, согнувшись над кухонным столом и обнимая себя руками. Невидящий взгляд уставился в черный экран ноутбука.

Рано или поздно ей придется его включить, открыть Гугл Док и разобраться, что такого она написала прошлой ночью, что так разозлило ее дочь.

Смутно Джен помнила, как прочитала сочинение Хлои и закатила глаза. Но почему она села его читать? Вроде бы она заходила в Интернет только для того, чтобы посмотреть свитера в «Эверлейн».

Наверно, она заметила уведомление от Гугл Док и перешла по нему. А потом, по всей видимости, оставила парочку комментариев.

Не может быть, что все так плохо! Я, конечно, выпила, но смогла же отговорить себя от покупки свитеров.

Или нет? Я что, купила вчера свитера?

Боже, голова болит.

Джен провела пальцем по тачпаду, чтобы загорелся экран, и проверила входящие, убеждаясь в отсутствии чеков на покупку. Потом она встала, прошлепала к раковине, включила кран и оставила воду литься, пока ходила за стаканом. Наполнив его до краев, Джен выпила почти всю жидкость и вдруг резко остановилась — желудок пригрозил вывернуться наизнанку.

Надо это прекращать.

Она наполнила стакан наполовину и снова села за стол к ноутбуку.

На рабочем столе у нее стояла фотография, сделанная во время поездки в Нантакет в конце лета. Четверо Альтманов, устроившись на пирсе, улыбаются. Огромные солнечные очки, которые Макс наотрез отказывался снимать, выглядели глуповато, но вот его улыбка, на других семейных фото казавшаяся вымученной, здесь сияла искренностью. Джен не в первый раз задумалась, можно ли использовать эту фотографию на рождественских открытках.

Потом Джен перевела взгляд на Хлою и вспомнила, чем занималась.

Черт!

Насколько все плохо?

Джен открыла браузер, несколько секунд смотрела на вкладку Гугл Докс, а потом струсила и щелкнула на «Нью-Йорк Таймс». Рассеяно полистала главную страницу и только на четвертом заголовке поняла, что уже читала все эти статьи.

Тогда она открыла прогноз погоды. Следующие несколько дней около пятнадцати градусов и солнечно, в четверг — ливни. Остатки урагана, перемещающегося с залива.

Просто возьми и посмотри.

Джен открыла Гугл Докс и выбрала «Доп. эссе в Дартмут 3» вверху списка.

На полях было всего два комментария. Первый — от Джен, написанный в понедельник вечером, в одиннадцать часов четырнадцать минут:

НЕЕЕЕЕЕТ НЕЛЬЗЯ ПИСАТЬ «Я ПРИНЯЛА ПОРАЖЕНИЕ» твой бренд ПОЭТ ВОИН ты звучишь как лузер если не можешь сделать из этого победу выкинь все и напиши как раньше у тебя было плохо с математикой

Ниже был сегодняшний ответ от Хлои, в семь часов двадцать семь минут:

И я тоже тебя люблю мам

Черт!

О чем я вообще думала?

Ну, она правда звучала как лузер.

Но е-мое, не надо это ПИСАТЬ.

Какое-то время Джен смотрела на комментарии. Она пыталась изменить свою оценку ситуации.

Все не так плохо. Хлоя слишком остро отреагировала.

Но тупая боль в животе утверждала обратное. Эмоциональное похмелье усиливало похмелье физическое.

Нужно прилечь.

Нужно принять душ.

Нужно выпить.

Ничего из этого нельзя было сделать на первом этаже. Джен удалила свой комментарий, поднялась из-за стола и вышла из кухни, еще не уверенная, что выберет, когда окажется на втором этаже.

Момент спустя она поднялась по лестнице. В конце длинного коридора, словно демонический портал в романе Стивена Кинга, маячила дверь бельевого шкафа.

Не открывай.

Придется.

Так или иначе, нужно от нее избавиться.

Джен прошла по коридору к шкафу. Повернула ручку, открыла дверь, наклонилась и потянулась глубоко в полумрак нижней полки, под простыни для гостевой комнаты.

Джен достала литровую бутылку водки. Она была наполовину пустая.

Будь оптимисткой, Дженнифер. Она наполовину полная!

Ахахахахаааааачерт.

Джен вернулась к лестнице. Спустилась на три шага, присела на верхнюю ступень и поставила бутылку справа у стены.

А потом она хорошо поплакала.

Дженнифер Энн Риль, выпускница Мичиганского университета 1991 года, выпускница Уортонской школы бизнеса 1996 года, сотрудница консалтинговой фирмы «Делойт», сотрудница «Американ Экспресс Компани», мама класса К-4, казначей родительского совета школы на Риджфилд-авеню (три срока подряд), не была человеком, который хлещет водку утром в рабочий день, не помывшись и не переодев пижаму.

И все-таки именно это и происходило.

Когда это закончится?

Сегодня?

Это конец? Я все?

Это первый день моей оставшейся жизни?

Ответ был «да». Но не в том смысле, что Джен думала.

Было восемь часов сорок четыре минуты.

Дэн

Пятьдесят минут, что Дэн провел за разглядыванием своих записей, были непродуктивными. Он придумал лишь две более-менее адекватные идеи.

Убит знаменитый кулинарный шеф — Варгасу нравятся итальянские клецки?

Скульптора пронзили собственной скульптурой ИЛИ скульптор сам убийца? — убийство как перформанс?

Вряд ли они сработают. Первая никуда не вела сюжетно, а вторую Марти отвергнет по причине чрезмерной заумности. Наверно, скажет, что Дэн нюхает собственный пердеж. Его любимая дразнилка с тех пор, как они поссорились.

Еще стал называть Дэна «мальчиком из Принстона». Что особенно раздражало, ведь, когда они познакомились на первом курсе, Марти жил в том же общежитии, что и Дэн, а цепочку событий, которая привела Дэна в «Город пуль», запустила их встреча на двадцать пятой годовщине их выпуска.

Чертов Марти…

Нужно предложить ему идеи получше.

Спеша к станции в Верхнем Линкольнвуде, Дэн успокаивал свою тревогу мыслью, что сорок минут езды до Манхэттена он проведет за игрой «Жертва или преступник?». Это упражнение помогало ему генерировать идеи. Дэн представлял людей в поезде в качестве персонажей «Города пуль», и за прошедшие годы это помогло ему огромное количество раз. В одном только третьем сезоне погибла почти дюжина пассажиров линии Линкольнвуд — Берген. Большинство из них были убиты другими пассажирами.

Дэн пробежал по Форест-стрит и пересек пути, чтобы выйти к своей платформе. В это же время пешком с Маунтэн-авеню, где находилось его семейное поместье, на платформу пришел Пит Блэквелл.

— Привет! — поздоровался, улыбаясь, Дэн. — Ты сегодня поздно.

В классификации пассажиров Линкольнвуда Пит был «семь восемнадцать», а не «восемь пятьдесят две».

Пит закатил темные глаза куда-то к генетически благословленной линии волос.

— У Тэсс душ засорился, я