Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба» - Сборник

– Что! Испугалась грубой силы! Вот так я завоевал киевский престол! Вот так грубо я расширил пределы своих владений! Вот так я приобрёл множество врагов среди своих соседей, Анна! Всё вижу, как я, славянский варвар, нелюб тебе! Но ты ведь просишь великой власти для своих сынов на этой варварской земле!!! Готова ли ты заплатить за то любовью к мужу своему, венчанному!

Анна готова была на всё, даже на смерть, но не на любовь с постылым мужем. Не зря же она укрылась за стенами монастыря, чтобы никогда более не испытывать близость к мужу, противную её существу.

Но тут перед ней возникли образы её малолетних, ничем не защищённых сыновей, Бориса и Глеба. Она согласно качнула головой:

– Готова…

– Добро! Слушай, царица! В далёкой Залесской земле, с которой мы собираем дани, нужны наместники. Кому, как не сыновьям родным доверю я сбор дани? От моего имени будут править сыны мои по всем землям, подвластным Киеву, и твоим сыновьям, Борису и Глебу, место найдётся. Младшенького нашего, Глеба, я отправлю с дядьками в Муром…

– Муром – это окраина Руси, там, где часты набеги диких печенегов! Глебушка совсем юный, – возразила Анна.

– У нас на Руси возраст князя не имеет значения. С ним пойдут опытные наместники и добрые воины, зато Бориску возьму с собой и посажу одесную, справа от себя, и объявлю своим восприемником. Ты довольна, царица? Отвечай.

– Благодарствую, мой господин, – голос царицы дрожал, губы кривились в неестественной улыбке.

– Вот и хорошо! Иди, готовь ложе. Любить тебя буду… Всю ночь!

Этих слов Анна испугалась ещё больше. Она знала, что не сможет подчиниться нелюбимому мужу. Отвращение было слишком велико. Анна поспешно начала искать способ уклониться от близости.

– Владимир, – примирительно проговорила царица, – это противно Богу. Потому что мы в святом монастыре пребываем.

Владимир приоткрыл дверь кельи Анны:

– Эй, кто там из моих!? Раскиньте шатёр над Днепром! В стороне от монастыря. Разведите костры! Чтобы и света, и тепла вдосталь было! Да вина заморского, да дичи свежей! Великий князь Киевский желает пировать этой ночью и любить свою госпожу! Да зовите всех, кто пожелает мне честь оказать!

Анна возмутилась:

– Ты и здесь хочешь созвать всех оборванцев и простолюдинов!?

– Анна, разве не в милости и братской любви состоят заветы Христа!? Пока я жив, на мой пир могут явиться все: и дружина моя, и бояре, и гости заморские, и сирые, и убогие. Все!

Анна не уступала мужу:

– Это низко, Владимир! Низко! Так не принято в великой империи. Ты хочешь забрать сына моего в Киев, где на лавке рядом с ним может мужик-лапотник сидеть!

Владимир с нежностью обнял Анну за плечи, прижал к груди:

– Не тревожься понапрасну, моя госпожа. Твои дети – мои сыновья. Коли в Киеве им не место – пошлю в Ростов с владыкой Илларионом. Там тоже пора крестить людишек, грамоте обучать…

Анна вырвалась из объятий мужа:

– За что хочешь сослать сыновей моих в мерянские дикие земли! В Ростов! И отца Иллариона! Он же мой исповедник… Как я смогу без него… Не отдам на потеху варварам, на смерть лютую!

Владимир нахмурился. Он всё понял:

– Иллариона жалеешь? А народ, приютивший тебя, не жалеешь? Кто им слово Божие поведает? Кто заповедям, любви и добру обучит? Не на смерть лютую отправляю, а на славу вечную приговариваю! Бог с тобой, царица! Уйми тревоги свои! А я посмотрю ещё, как любить сегодня будешь господина своего! Меня!

Анна упала в ноги Владимиру, зарыдала в голос:

– Не смогу я… Умру… Жизни лишаешь!

– Ведь благодать Божия, как миро, как аромат лепестков розы… – бормотал Илларион, чтобы не слышать воплей царицы, доносившихся из её кельи.

Он истово крестился и ударялся лбом о каменный пол, так сильно, чтобы болью физической заглушить боль душевную и тревогу о своей Анне.

– Несчастная моя! Несчастная! – бормотал он, не замечая, что жалеет просто женщину, но не царицу, не исповедницу…

Татьяна Загибалова

Родилась в 1996 году, живёт в городе Елец Липецкой области. Студентка 3-его курса Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина.

На сцену!

Примеряя разные серьги и бусы, Ирина искала подходящий образ для своей роли в новой комедийной постановке. Мачеха, тщетно пытающаяся отбить у падчерицы жениха. Эта роль ей совершенно не нравилась. Ужасно примитивная. Каждый раз, когда девушка пыталась внести в неё что-то своё, наполнить новым смыслом, режиссёр останавливал репетицию и кричал на неё, чтобы она не смела портить его картину своей ерундой. Новая метла метёт по-новому. Директор театра не знал, куда приткнуть своего слишком самоуверенного и амбициозного племянника, а потому отдал ему режиссёрское кресло, когда Аркадий Леонидович заболел. Он проболел всего две недели, а когда вернулся, оказалось, что больше не нужен. Так и закончилось для Ирины её счастливое время. Время грандиозных пьес Грибоедова, Чехова, Горького и многих других гениальных драматургов. Пришло время низкопробных комедий, которыми режиссёр разбаловал зрителя настолько, что они, казалось, начали тупеть на глазах. Больше не над чем было думать, не из чего было делать выводы. Театр стал местом отдыха, развлечений и смеха. При этой мысли Ирина бросила все серьги и бусы на стол и отвернулась. Уже никому не нужны настоящие душевные страсти, личные страдания человека, всем подавай бестолковых мачех и красивых дочерей, безыдейного старика и кичливого жениха. Ирина не гналась за главными ролями, ей не нужен был бенефис и громкая слава. Ей просто хотелось играть, играть так, как она чувствует. Ей хотелось не спать ночами, разгадывая душу своего героя, хотелось прожить и перечувствовать всё то, что чувствовал её герой. Она понимала, что даже в банальном сюжете можно найти новые остроты, новые мотивы. Но было бы кому искать! Андрей Дмитриевич никогда не шёл дальше сюжетной линии, никогда не выстраивал линии души.

– На сцену! – вдруг раздался крик за дверью.

Звучало как «на эшафот». Ирина вновь повернулась лицом к зеркалу. Ей ужасно не нравилось это вульгарное платье и жуткий грим. С отвращением глядя на себя, она надевала серьги и бусы багряного цвета в тон своим искусанным губам.

Каждый выход на сцену давался тяжело. Не удавалось прожить, только сыграть, думая о том, когда же закончится действие. Андрей Дмитриевич за игрой почти не наблюдал, разговаривая вслух со своим знакомым. Они сидели на первых рядах. Свет не падал на них, и лишь по контурам тела можно было догадаться, что там кто-то сидит. Когда репетиция закончилась, режиссёр поднялся по ступенькам, как всегда приобнял молодую актрису, игравшую дочь, что-то шепнув. На остальных он почти не обратил внимания, сказав, что сегодня они играли чуть лучше, но всё равно ужасно. Ирина усмехнулась и пошла в гримёрную. Репетиция была поздняя, а потому соседние столики пустовали. Это было огромным счастьем. Ирина переоделась, несколько раз умылась, смывая косметику, забросила все украшения в ящик стола и поспешила удалиться.

Была уже осень, и вечереть стало раньше. Ирина запахнула пальто плотнее и направилась к дому, низко опустив голову.

– Ирина Львовна! – Вдруг услышала она знакомый голос позади.

Девушка обернулась и увидела Аркадия Леонидовича. Будь она чуть более мягкой, она бы наверняка расплакалась, потому что не видела этого доброго старика вот уже больше трёх месяцев. Аркадий Леонидович подошёл к ней и взял под руку.

– Что это вы так поздно из театра уходите? И вставать, небось, завтра рано. Так ведь недолго и заболеть, не говоря уже о том, что цвет лица испортится. Вы же должны понимать, как это вредно для актёра, а тем более для такой молодой актрисы как вы.

– Я уже не так молода, – улыбнулась Ирина, – есть актрисы и помоложе.

– Да тут дело не в годах, Ирина Львовна! Но это, в общем-то, долгий разговор и требует больше времени, чем у нас есть. У меня к вам будет просьба, совсем небольшая, но я пойму, если вы откажете, ведь уже так поздно…

– Говорите, Аркадий Леонидович, что за просьба, – встрепенулась Ирина, ведь для неё не было большего счастья, чем помочь человеку, который так помог ей.

– Видите ли, ко мне приехал мой сын с женой. Они недавно сходили в театр и ужаснулись. Придя домой, они мне заявили, что в театре нет ни одного приличного актёра. Я ушам своим не поверил, говорю, неужели Ириночка моя ушла. Они тебя, конечно же, не знают, не смогли ответить. Я вот решил сегодня прийти и подождать тебя. Ты же знаешь, я старик азартный, а потому поспорил с ними, что приведу им такую актрису, от которой они ахнут! Ты уж извини меня, глупца, но я на тебя поспорил. Звучит это некрасиво, и мне стыдно за это, но уж не могу назад повернуть. Скажите, Ирина Львовна, не согласитесь ли вы прочесть монолог из «Чайки», ваш любимый монолог?

Ирина расцвела буквально на глазах. Даже дыхание у неё сбилось.