Доктор воровских наук - Валерий Гусев

Я молоко на ночь пить не стал. От него ночью бегать приходится. И первым забрался в палатку. Послушал, как за столом обсуждались завтрашние дела, как папа и дядя Федор устраивались на ночлег в машине. Задремал немного, но меня разбудили шмыгнувшие в палатку мама с Алешкой.

И долго не мог заснуть. И вовсе не из-за молока, которого я не пил. Какие-то мысли, связанные с этими фурами, беспокоили меня. И еще что-то мне мешало. Оказалось, это самое ядро. Оно как-то выкатилось из Алешкиного тайника – наверное, когда они с мамой укладывались, – и подкатилось мне под бок.

Я откатил его подальше, в ноги, повертелся еще и вышел из палатки.

Ночь уже разыгралась вовсю. Светили звезды в небе. Край его, там, где за лесом скрылось солнце, еще розовел, постепенно густел цветом и темнел. Трещали кузнечики и заливисто квакали лягушки. А на шоссе шумели машины и пробегали пятна света от их фар.

И вдруг мне опять послышался какой-то не очень далекий, то ровный, то прерывистый гул, и где-то за монастырем блеснул и погас мощный свет.

Я еще постоял у палатки, вслушиваясь и вглядываясь, пытаясь найти объяснение этому загадочному явлению. Но ничего у меня не вышло. Нет, не аналитический у меня ум. Стандартное мышление. Что ж тут поделаешь?

Я зевнул и забрался в теплую палатку, укутался поплотнее. А ядро XVI века опять подкатилось мне под одеяло. Но я не почувствовал, узнал об этом только утром…

Глава VII

ТАЙНЫ МРАЧНЫХ ПОДЗЕМЕЛИЙ

Утром я чуть не проспал интересное событие – скандал, который Алешка закатил маме, подозревая, что ночью она «скрала» его ядро.

– На исторических экспонатах цыплят не жарят! – орал он в запальчивости. – Куда ты его закатила?

– Да никуда я его не катала, – возмущенно отзывалась мама. – Сам где-то спрятал и забыл!

Я стал выбираться из-под одеяла и нащупал ногой это самое злосчастное ядро. И выкатил его из палатки, под ноги Алешке.

Тот на секунду замолк и тут же сделал свой вывод – дикий, но симпатичный:

– Ах, это ты, Дима! Совесть замучила? – И понеслось все по новой.

В конце концов он угомонился и запрятал ядро где-то в машине.

– Ты только не забудь, – посоветовала ему обиженная мама.

– А он уже кое-что забыл, – сказал папа, вытирая тряпкой измазанные в машинном масле руки. Они уже с усмехающимся дядей Федором подготовили двигатель к разборке. – Он забыл, что ему нужно извиниться.

Заставить Алешку извиниться мог только папа, да и то – с трудом.

Алешка задом выбрался из машины и что-то пробурчал, уставившись себе под ноги.

– Не понял, – сказал папа. – Очень невнятно ты высказался.

Алешка опять что-то пробурчал. Еще более невнятно.

– Вот это совсем другое дело! – похвалил его папа. – Пошли завтракать.

За столом все дружно нахваливали маму: она напекла оладьев и открыла к ним банку варенья. Особенно дядя Федор старался:

– Ох, и хозяйка у тебя, Саныч. И умна, и приветлива. И собой хороша.

Папа был так доволен, будто это его нахваливали, а не маму. Но маме тоже это нравилось, она раскраснелась от удовольствия и добавила в тарелку дяди Федора еще оладьев, самых больших и зажаристых.

Папа скосил на них глаза и тоже подключился, с тайной надеждой:

– Особенно глаза у тебя хороши! – сказал он маме.

– Как у коровы! – ляпнул Алешка.

За столом нависла страшная тишина. Только закашлялся дядя Федор, подавившись от неожиданности оладышком. Но я-то сразу понял, что Алешка не имел в виду ничего обидного. У коров действительно очень красивые глаза. Большие, карие, задумчивые и с длинными густыми ресницами. Совсем как у мамы.

И мама, кстати, тоже правильно поняла его и не только не обиделась, а еще больше расцвела. И, потрепав Алешку по голове, сказала папе:

– Учись, как комплименты говорить. Я от тебя за все пятнадцать совместных лет такой прелести не слышала.

– У них многому можно научиться, – смущенно сказал папа и сам положил себе добавку оладьев. – Мне бы не пришло в голову тебя с коровой сравнивать.

– Смотря как сравнить, – мудро заметила мама. – Вот если бы ты что-нибудь про походку сказал…

После завтрака мы с Алешкой повертелись возле машины, поделали вид, что очень здорово помогаем в ремонте и очень здорово от него устали. И сказали, что пройдемся в поле, соберем маме букет полевых цветов.

– И правильно! – обрадовался дядя Федор. И загадочно добавил: – Пользы будет больше, а вреда – меньше.

…Через полчаса мы уже входили в ворота монастыря. И нас приветствовал неугомонный архитектор.

– Смотрите-ка, – с какой-то непонятной улыбкой встретил он нас. – Смотрите-ка, коллеги, что я обнаружил. – И показал нам небольшую медную табличку, на которой были выпуклые буквы: «Монастырь XV века. Памятник старины. Охраняется государством».

– Здорово охраняется, да? – и он грустно осмотрел печальные развалины. – А ведь когда-то вот здесь, посреди двора, стоял прекрасный собор. А вдоль западной стены – монашеские кельи. А какие здесь были подвалы!

– А подвалы-то зачем? – спросил Алешка.

– А как же! – изумился его невежеству Афанасий Ильич и даже наклонил голову, разглядывая такого неуча поверх очков. – А как же! Для всяких припасов. Знаете, какое хозяйство у монастырей было? Первоклассное! По тем временам – даже передовое.

И он опять стал изо всех сил рассказывать нам про старинные годы. Вообще было довольно интересно. В школе мы, конечно, кое-что об этом по истории проходили, но как-то скучно и как-то все это не очень запомнилось…

– Проходили, – проворчал архитектор. – Вот именно – проходили. Мимо.

А Афанасий Ильич умел рассказывать. У него получалось так, будто он читал нам увлекательный исторический роман с яркими картинками в самых нужных местах.

– Монастырское землевладение, – рассказывал он, – включало в себя пашни, луга, леса, сады и огороды. У монастырей были охотничьи промыслы, рыбные ловли. Монахи собирали дикий мед в лесах, содержали пасеки. Выращивали прекрасные овощи, даже в северных районах собирали урожаи апельсинов и других южных фруктов. Монастырские огурчики, вино славились по всей Руси. А в том самом пруду, где вы ловили рыбу, они разводили карасей…

– По два кэгэ, – вставил Алешка. – Только они все, видно, кончились.

– Если бы только караси, – вздохнул архитектор. – И все эти плоды своих трудов монахи хранили в громадных подвалах. Кстати, эти подвалы сохранились до наших дней. Я знаю местечко, как туда попасть. И, надеюсь, что в ближайшее время мы совершим с вами, коллеги, небольшой экскурс в таинственные подземелья. И, между прочим, – он понизил голос и нахмурился, – в этих подземельях нередко организовывались тайные монастырские тюрьмы. Там десятилетиями сидели без света и человеческого голоса те, кто совершил преступления против церкви и государства. Это были ужасные камеры – глубоко под землей, крохотные, сырые и холодные. Несчастных узников там приковывали тяжелыми цепями к железному кольцу в стене…

– Жуть какая-то, – вздрогнул Алешка.

– Конечно, жуть, – согласился Афанасий Ильич. – Но вообще-то монастыри играли положительную роль в развитии государства.

– Тем, что людей на цепи сажали, да? – язвительно усмехнулся Алешка.

– Не только этим, конечно… Но ведь в монастырях, как правило, были больницы для бедных людей, школы, богатые библиотеки. А главное – монахи вели летописи. И теми знаниями прошлого, нашей истории, какими обладает сейчас современность, мы обязаны этим летописцам.

Афанасий Ильич набил трубку и выпустил клуб дыма.

– А когда в подземелья-то полезем? – спросил Алешка. – Цепи ржавые смотреть?

– Ну… К этому надо подготовиться. Это не так просто. Завтра я в город съезжу, привезу план подземелья. Фонарики нам будут нужны, теплая одежда.

– Пища и вода, – добавил Алешка. – А то вдруг заблудимся.

Он с таким интересом стал обсуждать с архитектором предстоящий «экскурс», что мне подумалось – вовсе Алешку не ржавые цепи интересуют, а что-то другое, более современное.

Мы, в самом деле, набрали в поле всяких цветов и принесли их маме. Она обрадовалась, разобрала их и поставила на стол в самую большую банку с водой. И в нашем стойбище стало еще уютнее и приветливей.

Папа с дядей Федором уже вытащили из машины двигатель, уложили его на брезент и приступили к разборке. А чтобы было «больше пользы и меньше вреда», мы им помогать не стали, а, забрав ведро, понесли его в Пеньки, чтобы вернуть Ирине Петровне. И захватили с собой по паре яблок на случай столкновения с козой Васькой.

Но коза оказалась не глупой. Едва завидев нас, она тут же спряталась в кустах и злобно мекала оттуда, но напасть не решилась.

Мы подошли к дому доктора, и тут из его калитки вышел, как нам показалось, мелкий суворовец. Но это был взрослый человек в милицейской форме. Тот самый гаишник, который разбирался на дороге с водителями фуры. Форма на нем висела, как на пугале, видно, нужного маленького размера в милиции не нашлось.