Доктор воровских наук - Валерий Гусев

– Когда на корове, когда на жене. Она его преданный соратник.

– Корова? – спросил Алешка.

Архитектор рассмеялся:

– Пожалуй, и корова тоже. Но я в данном случае Ирину Петровну имел в виду.

Что-то тут в моей голове забрезжило, какая-то смутная догадка. Но как забрезжила, так же быстро увяла и загасла.

Мы попрощались с архитектором у бабулькиной калитки, договорились о новой встрече в монастыре, и он подарил «коллеге» Алешке свое бесценное ядро с пожеланием новых археологических открытий. И мы пошли к синему дому с белыми наличниками, гремя ведром, в котором с грохотом катался тяжелый чугунный шар, вспоминая, наверное, свою боевую горячую молодость.

Глава VI

ГРАНАТЫ К БОЮ!

И рина Петровна , когда мы к ней пришли, на этот раз не спала и даже не зевала. Она стояла в глубине двора и держала за рога симпатичную, пеструю, как спаниель, корову. А человек в белом халате и белой шапочке делал ей (корове, конечно) укол в… заднюю ногу, можно сказать. Корова, повернув к нему печальную морду с карими очами в длинных ресницах, молча и грустно смотрела на него, будто хотела сказать: «Когда же это кончится, Ваня?»

Попробовал бы он козе Ваське какой-нибудь укол сделать!

– Все, все, Милка, – сказал доктор и похлопал корову по круглому пятнистому боку. – Иди спать.

Корова легонько, вежливо так выпростала свои рога из рук Ирины Петровны, повернулась и, вздохнув, послушно побрела в сарай.

Оказывается, мы брали молоко и яблоки там, где делать этого нам не советовали – в доме доктора.

– Сегодня Милку не доить! – распорядился доктор. – А утреннее молоко – мне в лабораторию, на анализ. А вы чего? – он повернулся к нам. – Простудились?

– Мы ведро принесли, – сказал я.

– Зачем нам ведро? – удивился доктор. – У нас своих полно.

– Это я им давала, – объяснила Ирина Петровна. – С яблоками. Еще возьмете? – Это она нас спросила.

Мы подумали и согласились.

– Только ведро верните, – опять напомнила она на прощанье.

Мы поблагодарили, попрощались и потащили ведро к своей любимой палатке.

Алешка был задумчив. Он машинально грыз яблоко за яблоком и о чем-то усиленно размышлял, даже лоб морщил.

Не зря папа говорит, что у Алешки какой-то там аналитический ум. Он, говорит папа, мыслит нестандартно. И делает всегда свои выводы – дикие, но симпатичные, как сказал Карлсон. Если, к примеру, прилетают птицы, то кто-то скажет: «Весна!», а Лешка подумает и скажет: «А может, их просто кто-то спугнул?» И чаще всего оказывается прав…

На самом краю деревни, из густых кустов, появилось вдруг на нашем пути непреодолимое препятствие. В виде козы Васьки. Она и не думала удирать в далекие леса.

Коза стояла посреди дороги в боксерской стойке. Или как бегун на старте. Голова опущена рогами вперед, ноги напряжены, хвостик подрагивает от предвкушения большого удовольствия.

Мы остановились и огляделись – где же ее хозяин, дед Степа? И не сразу заметили, что он сидит, свесив ноги, на толстой ветке придорожной ветлы. Дед болтал ногами – ветка поскрипывала – и хихикал, тоже очень довольный. Ну и Пеньки!

– Ща она вам задаст! – сказал дед. Ему Васька, видно, уже задала. – И скомандовал: – Фас!

Коза ринулась на нас, как камень из рогатки. Но Алешка не растерялся. Выбрал из ведра самое большое и крепкое яблоко, взвесил его в руке. И когда Васька, пыля копытами и азартно задрав хвост, приблизилась на хорошее расстояние, Алешка точно и смачно влепил ей в нахальный лоб, прямо между рогами, зеленое яблоко. Оно брызнуло во все стороны, словно взорвалось. А Васька, от неожиданности затормозив сразу всеми копытами, позорно вильнула в сторону и скрылась в кустах.

Хорошо еще, что Алешке в ведре яблоко попалось, а не чугунное ядро XVI века.

– Так ей и надо! – взвизгнул предатель-дед и так подскочил на ветке, что она треснула и рухнула на землю.

Справедливость восторжествовала!

Мы помогли деду выбраться из ветвей. Он оглядел себя, ощупал и остался доволен:

– Во грохнулся, да? Давно я так не падал.

Мы тоже подумали, что давно, лет шестьдесят, не меньше.

– И что с ей делать? – дед развел руками. – Продать, что ли?

– А вы ее к доктору сводите, – посоветовал я. – Пусть он ей какой-нибудь усмирительный укол сделает.

– Еще чего! – взвыл дед. – Она и так с придурью. Чего он ей там вколет? Еще лаять начнет! Или песни петь! Ну его, обойдемся. Яблочком-то угости, – попросил он Алешку.

По глазам братца я понял, что за такие шуточки он и впрямь с удовольствием угостил бы деда яблочком. Как и его козу. Прямо в лоб. С удобного расстояния… Но пожалел все-таки – то ли дедов лоб, то ли красивое яблоко.

Мы забрали ведро и постарались поскорее удрать из этих одичавших Пеньков с их лающими козами и поющими коровами.

– Добытчики явились! – провозгласил папа.

Они с дядей Федором занимались благоустройством нашего походного лагеря. Даже ямку для мусора выкопали. Похоже, что мы застряли здесь надолго. Потому что дядя Федор, поворчав под нос, сказал:

– Обратно в город ехать надо. Вкладыши купить.

– У меня их полно, – сказал Алешка.

– Откуда? – обрадовался дядя Федор. – Тащи!

Но вкладыши у Алешки оказались совсем не те. Дядя Федор имел в виду такие подшипники, а у Алешки были вкладыши-картинки от жвачек. Он их зачем-то собирал.

Дядя Федор поскреб макушку, вернул Алешке вкладыши и пошел к шоссе. А мы захватили удочки и отправились на пруд. Сейчас мы им покажем, как надо рыбу ловить. И какие мы добытчики.

Пруд был красивый. Обросший по берегам кустами. На той стороне его стояли стройные камыши и покачивали своими коричневыми головками. А на нашей стороне были устроены мостки из гнилых досок. Мы уселись на них, забросили удочки и замерли.

А пруд словно спал под солнцем. Даже в его береговых кустах не чирикали птицы. А над водой не висели стрекозы. И не плескались двухкилограммовые караси.

Все тут спало. И наши поплавки, с которых мы не сводили напряженных глаз, – тоже.

Мы просидели на пруду довольно долго. И ни один карась не сорвался с наших удочек. И ни один карась не шевельнул застывшие на гладкой воде поплавки.

– Не зря они спят, – вдруг проговорил Алешка.

– Кто? Караси?

– Водители, – ответил он. – И коровы.

Да, нестандартно мыслит молодой человек. На солнышке перегрелся.

– Ничего я не перегрелся! Это жулики их усыпляют, чтобы они ничего не помнили, и угоняют их фуры с дорогими вещами. Понял? Потом где-нибудь их прячут…

– Водителей?

Алешка фыркнул:

– Фуры прячут. А потом на других машинах эти товары вывозят в безопасное место и сдают в какой-нибудь магазин. Где-нибудь в других краях.

А что? Похоже на правду. Только вот – кто эти жулики и где они прячут эти громадные грузовики?

– В каком-нибудь гараже, – предположил Алешка. – Или на стоянке. Надо папе сказать. – И вздохнул легонько: – Сам-то ведь не догадается.

Мы смотали удочки и пошли домой.

– А где рыба? – спросил папа.

– Спит, – сказал Алешка. – Как водители.

И он высказал папе свои соображения. Папа не удивился. Похоже, он все-таки сам догадался.

– Тут вообще какое-то сонное царство, – добавил Алешка. – Особенно в Пеньках. Бабки спят, коровы посреди дороги засыпают…

– Что-что? – заинтересовался папа. А когда мы ему рассказали про доктора и его спящую красавицу Милку, вдруг спросил: – А вы его фамилию не знаете?

– Иван Павлович его зовут, а фамилию мы не спрашивали.

– А вы спросите, – как-то серьезно посоветовал папа. – Только не у него самого.

– У Милки, что ли? – фыркнул Алешка.

– Мы у архитектора спросим, – сказал я. – Он человек посторонний.

– А это еще кто? – удивился папа. – Я смотрю, вы быстро обрастаете знакомствами на новом месте.

Пришлось рассказать и об Афанасии Ильиче и показать его подарок. Даже мама очень этим ядром заинтересовалась:

– Хорошая штучка, – сказала она. – Цыплят под ней удобно жарить. А то я все булыжником крышку сковороды прижимаю. Подарите?

– Мы тебе другое найдем, – поторопился Алешка, – еще тяжелее. – И утащил ядро в палатку.

Назревающий конфликт отцов и детей предотвратил вовремя вернувшийся дядя Федор.

– Вкладыши достал, – сообщил он. – Завтра, Саныч, движок снимать будем. И юнцов наших к этому делу припашем.

– Их припашешь, – проворчала мама. – Железку ржавую родной матери пожалели.

Дядя Федор и тут нас выручил:

– А тута, неподалеку, еще одну фуру угнали. А водилу пока не нашли. Спит где-нибудь.

Мы с Алешкой переглянулись. Но ничего не стали больше говорить. Все равно любой разговор перейдет на ржавую железяку, по опыту знаем.

…Стемнело. Мы поужинали при свете керосинового фонаря, вокруг которого вились мошки и ночные бабочки.

– Пейте молоко – и спать, – сказала мама.

Я молоко на ночь пить не стал. От него ночью бегать приходится. И первым забрался в палатку. Послушал, как за столом обсуждались завтрашние дела, как папа и дядя Федор устраивались на ночлег в машине. Задремал немного, но меня разбудили шмыгнувшие в палатку мама с Алешкой.