Медведь - Кривак Эндрю

Девочка повернулась, посмотрела в окно. Мимо отца. Наружу, в сумрак. В направлении острова.

Мужчина встал, зажег лампу, потом сел снова.

Он произнес: мой отец перед самой смертью сказал мне и твоей маме, что дух Тёрна по-прежнему обитает на берегу озера и на лесных тропах. Он за всем следит, именно поэтому он бессмертен.

Девочка снова повернулась к отцу.

А ты его видел? — спросила она.

Нет, ответил мужчина. Но я его чувствовал. Когда я вернулся сюда, похоронив твою маму, в первую ночь, которую я провел здесь один, я проснулся рано-рано утром, потому что мне послышалось, будто открылась дверь. Было холодно, выпал снег, я знал, что нужно подкинуть дров в очаг, чтобы пламя не погасло. Но после того, что я только что сделал, я не мог пошевелиться. Не знаю, как это объяснить. Я знал, что в доме кто-то есть, но знал и то, что этот неведомый не причинит никакого зла. А потом некий голос, который не был голосом, сказал мне спать дальше. Я и заснул. А утром оказалось, что огонь раздут и пылает жарко, а на полу — лужица воды, как будто снег растаял.

Девочка опустила глаза на огонь в очаге.

Я то же самое чувствую, сказала она. В лесу, когда охочусь. Иногда мне кажется, что рядом кто-то есть. А иногда — просто тишина. Будто ни единый листик не шелохнется. Как будто все уже встало на свои места.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ДЕВОЧКА ОТНЕСЛА окровавленные неоперенные стрелы, которыми убила гусей, к берегу, переломила пополам и вонзила в землю у основания камня. Отец ее ощипал птиц и сохранил перья, она выбрала из них маховые, отыскала две березовые ветки и выточила из клювов два тонких острых наконечника. С этими стрелами она целый день ловила форель в укромных бухточках на озере. Она знала, что наконечники слишком хрупкие, долго не выдержат. Однако вечером принесла отцу пять рыбин. Он их засолил и подвялил, и всю следующую неделю они их ели на ужин.

~~~

ДЕВОЧКЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ОДИННАДЦАТЬ, и отец подарил ей пару новых башмачков, но уже научил ее, как их мастерить, и она мастерила: дубила шкуры оленей, которых отец убивал из своего лука, сшивала жилами. Но эти башмачки мужчина решил сделать особенно крепкими. Он трудился над ними всю зиму, пока девочка спала. У готовых башмачков подошва была трехслойная, а изнутри они были на кроличьем меху. На следующее утро девочка надела их, когда они пошли на вершину горы, а через год они ничуть не сносились и выглядели точь-в-точь как и в тот день, когда она получила их в подарок.

НА ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ОТЕЦ ПОДАРИЛ ей кремень с кресалом в мешочке из оленьей шкуры. Когда они стояли в то утро на вершине горы, откуда открывался вид на лес и озеро, он сказал, что пора готовиться к долгому путешествию, нужно решить, что они возьмут с собой и, хотя дорогу он знает, изучить все земли, по которым они пойдут, на карте — ее он держит сложенной в одной из книг.

Девочка стояла возле могилы матери и слушала, а потом спросила: и куда через все эти земли?

На восток, сказал мужчина и указал туда, где светило солнце — как будто в то утро оно лишь с этой целью и взошло. К океану. Мы столько дубили шкуры и ловили рыбу, что нам нужна соль. Корня пекана маловато. Из воды, которую можно налить в две самые большие выдолбленные тыквы, получается столько соли, сколько нужно, чтобы выдубить заячью шкуру.

А как мы получим соль? — спросила девочка.

Возьмем горшки, будем разводить огонь на песке, выпаривать морскую воду. К осеннему равноденствию тронемся обратно.

А тропа к океану есть?

Уже нет, сказал мужчина. Отец водил меня туда в твоем возрасте. Мы с твоей мамой ходили дважды. В последний раз целую лунную фазу шел дождь, пришлось прятаться в пещерке у подножия утеса. Мы задержались у моря после равноденствия, кипятили чай и жарили рыбу на костерке, а еще рассказывали истории, которые помнили с детства. А когда наконец выглянуло солнце, мы просушили одежду, сложили соль и отправились домой, и шли, пока не настала зима. А ты родилась в следующее летнее солнцестояние.

Пока отец говорил, она наблюдала за ним — как он смотрит в даль, но не небес, а времени, как будто выискивая там память о чем-то или о ком-то, с кем давно расстался.

А как он выглядит? — спросила девочка. Океан.

Мужчина втянул воздух, подумал. Он мог бы напомнить девочке слова поэтов, но ей сейчас нужно было совсем другое описание. Он это знал. Она искала другой образ.

Видишь вон там озеро? — спросил он. Остров, ближний берег, дальний? И все окаймлено лесом.

Да, сказала девочка.

Представь себе, если бы все, что ты видишь перед собой, — озеро, деревья, горы на горизонте — было только водой. Синяя вода без края, постоянное движение волн. Вот как выглядит океан.

Девочка нахмурилась.

Мне не представить, сказала она.

Да, сказал мужчина. Не представить. Пока сама не увидишь. Не услышишь. Не понюхаешь.

Девочка все смотрела на восток.

Ты сказал, мы будем спать на песке. О чем это ты?

Там, где океан соприкасается с сушей, повсюду длинные полосы белого песка, сказал он, и шириной они как расстояние от озера до дома. Там всегда дует легкий ветерок, приносит запах роз. По ночам — будто спишь на краю земли.

Тогда девочка улыбнулась и сказала: поскорее бы увидеть все это вместе с тобой.

ОНИ ВЫШЛИ В ПУТЬ ВСКОРЕ ПОСЛЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЯ. У каждого за спиной торба. Мужчина нес горшки, две кастрюльки, бечевку, рыболовные крючки, постель, нож, мешочки из оленьей кожи, чтобы сложить в них соль, запас еды, выдолбленную тыкву. Девочка — свою постель, гребень, нож, компас, кремень и кресало, еду и воду, колчан с девятью стрелами и свой лук. Когда она спросила у отца, почему он не взял свой, он ответил, что она теперь умеет охотиться за двоих. Тогда она перекинула лук через плечо, и они двинулись.

Они продвигались на северо-восток, каждый вечер зажигая костер на привале. За время от новолуния до полнолуния они добрались до берегов широкой глубокой реки, уклонявшейся к югу. От этого полнолуния до серпа новой луны они шли к северу по западному берегу реки, добывая пропитание рыбалкой и взбираясь на высокие горы. Они отклонились так далеко к северу, что порой приходилось брести по пояс в снегу через тенистые расселины, где сугробы не таяли все лето, пока наконец не удалось перебраться через реку по узкой стремнине — девочку отец привязал к себе виноградной лозой, а торбы они держали над головами.

Начался спуск к юго-востоку, в здешних лесах и лугах водилась мелкая живность, они ее ловили, потрошили, жарили. В рощице под впадавшим в реку ручейком — он сбегал с гор — девочка застрелила из лука молодую лань. Они сделали дневку на берегу ручья, мужчина разделал тушку и закоптил мясо на решетке, изготовленной из ветвей деревьев, которые вырвало из земли и смыло весенними потоками. Потом они двинулись дальше.

Еще через два лунных цикла они вышли из гор и предгорий к заросшим кустарником и осокой болотам и двинулись на восток, высокие трухлявые древесные стволы падали при малейшем толчке. Мало там было мест для стоянок, чтобы без болотной жижи и насекомых, поэтому они не останавливались на ночлег, а шли всю ночь.

ЗАХОДЯЩАЯ ЛУНА И ВСТАЮЩЕЕ СОЛНЦЕ СОШЛИСЬ на горизонте, когда они перевалили через гребень холма и попали в мир моренных холмов и лощин, заросших сочной травой и дикими цветами, — все это совсем не было похоже на поляны и озерные берега, которые девочка видела раньше, здешний холмистый пейзаж был повсюду одинаков, без конца и без края. Мужчина набрал горсть побегов иван-чая, положил в торбу. Потом они забрались на невысокий холм, осмотрели раскинувшийся вид и сели перекусить. Девочка устала после целой ночи ходьбы, ей хотелось поспать. Отца же, похоже, место это заинтересовало.

Он сказал ей: когда я приходил сюда со своим отцом, из земли еще поднимались стены. Немного, но разглядеть можно было. А когда мы тут оказались с твоей мамой, тому уже десять лет с лишним, на земле попадались кирпичи и стекло, но вертикально уже ничего не стояло. А теперь вот оно как.