Идеальная для колдуна (СИ) - Семенова Лика

— Может и не обихаживал. Но и начинать не хочу.

Колдун охотно поддался на уговоры, будто только и ждал предлога убрать Амели с глаз долой:

— Хорошо. Отведите девицу в покои у лестницы. И следите, чтобы по дому не болталась, — он шумно развернулся вместе с креслом и потерял к происходящему всякий интерес.

Амели вздрогнула, когда маленькие пальчики демона подцепили рюшу на рукаве. Орикад повлек ее в открывшиеся сами собой двери, в темный коридор, в котором по мере их продвижения разгорались свечи в золоченых подсвечниках. Они вспыхивали со звонким щелчком, будто ломали сухой тонкий прут. Надо же: никакого огнива, никаких углей… Горбун шел позади, и Амели спиной чувствовала его недобрый взгляд, слышала тяжелые удары каблуков по паркету, и отчего-то казалось, что он способен ударить в спину. Хотелось, чтобы он ушел.

Они миновали несколько полутемных комнат и вошли в покои. Все свечи загорелись единым разом, издав такой щелчок, что Амели подскочила и невольно прикрыла глаза. Она никогда не видела, чтобы свечи горели так ярко и ровно. Что уж там, она никогда не видела сразу столько горящих свечей. Максимум, который позволял отец, — три свечи на столе во время ужина. Бывало, ужинали и при едва тлеющем огарке, когда семейный бюджет уже не позволял жечь свечи. Она опустила голову: даже свечи были в долг. Столовое серебро, фарфор — все заложено. А она мечтала о такой ерунде — ванили и мускатном орехе.

Воспоминания о доме будто скинули морок. Что там теперь? Мать, наверняка, в слезах. А отец? Амели отдала бы все на свете, чтобы вернуться, но недоумевала, почему нет тех острых отчаянных чувств, которые должны быть. Нет пожирающего страха, нет паники. Она должна бы валяться в ногах, умоляя отпустить, а вместо этого практично размышляла о свечах. Неужели все из-за этого лица? Оно будто все перевернуло. А если колдун просто прознал про это лицо и попросту издевался? Каков его истинный облик?

Демон отпустил ее рукав и полетел вглубь комнаты, перекувыркнулся в воздухе:

— Ну, как, нравится?

Амели сделала несколько шагов, двери закрылись, оставляя горбуна в коридоре. Вот и хорошо. Демон бултыхался в воздухе, кувыркался, поигрывая массивной кистью затканного цветами граната трипового балдахина. Создатель, какая роскошь! Небесно-голубые тисненые обои, расписные панели на стенах, изображающие пасторальные пейзажи. Обтянутые узорным шелком стулья. С расписанного легкими облачками потолка свисала массивная золоченая люстра. На нее было больно смотреть, как на солнце.

Амели, покачала головой:

— Не нравится.

Конечно, ложь — это самые роскошные покои из всех, что ей доводилось видеть. Но разве сейчас это имело значение? Демон довольно хмыкнул, уловив вранье, но ничего не сказал.

— Зачем ты мне подсказал? Назло?

Он облетел столбик кровати и плюхнулся на гору подушек:

— Дура! Спасал. Мессир очень не любит, когда ему врут. И когда перечат.

— Я не врала, я…

Орикад отмахнулся:

— Какая теперь разница. Я не знаю, что там произошло в городе, какую глупость ты сказала, но теперь выход только один — со всем соглашаться и не гневить досточтимого хозяина. Запомни: соглашаться.

Глава 8

Амели замотала головой, заломила руки и принялась расхаживать из стороны в сторону. Орикад все еще лежал на подушках и следил за ней огромными желтыми глазами.

Соглашаться… А вдруг только хуже станет? Можно ли верить этому невообразимому существу? С чего она вообще взяла, что ему можно хоть немного верить? Ответ прост: верить горбуну хотелось еще меньше.

— Вдруг ты ошибаешься? — Амели, наконец, остановилась, потому что от беспрерывного движения начала кружиться голова. — Вдруг я ему совсем не нужна? Я простая девушка. Самая обыкновенная. Он поймет, что ошибся, и отпустит. Горбун сказал, что отпустит.

Демон лениво поднялся, расправил крылышки и вновь повис в воздухе:

— А ты этого уродца слушай больше. Он тебе и не того наговорит.

Амели опустила голову и сцепила заледеневшие пальцы. Она мерзла, несмотря на духоту и жар свечей. Обхватила себя руками и посмотрела на Орикада со всей искренностью, на какую была способна:

— Помоги мне. Он ошибся. Клянусь, ошибся. Я домой хочу.

Демон пожал плечиками:

— А это теперь только мессиру решать — кто и в чем ошибся. Терпи. И глупостей не делай. Глядишь, повезет, да домой отправит.

— А если не повезет? В Валору? — сердце ухнуло и почти перестало биться. — Как тех, других?

Орикад нахмурился:

— Каких других?

Нечего миндальничать — лучше сказать, как есть и, может, получить правдивый ответ:

— Тех, что гвардейцы из реки достают.

Демон округлил золотистые глаза, пожевал губы:

— А это вообще не твое дело. Вот дура! Твое дело сидеть смирно и не высовываться. — Орикад пристально посмотрел и погрозил пальчиком: — Мессиру лишний раз на глаза не попадайся. И не ходи в Восточную башню.

— Почему не ходить в Восточную башню?

Демон заливисто рассмеялся и даже хрюкнул от удовольствия:

— Потому что там живет семиглавое чудовище, которое тебя тут же сожрет! Вместе с твоими юбками! — Он вновь расхохотался: — Шутка, не смотри так. Мессир там работает. Никому не дозволяется входить — только этому горбатому засранцу, Гасту. А нам с тобой — ни-ни. Ну, особливо тебе. Мне-то, почитай, и не будет ничего. Я у мессира в любимчиках.

Кажется, он просто бравировал. Создавалось впечатление, что маленькому уродцу уже от души доставалось за это. Он приложил ладошку к губам и протянул заговорщицким шепотом:

— Только бежать не надумай… это самая большая глупость.

Амели сглотнула и промолчала. Стояла прямая, как палка — она и надеялась ночью пробраться за ворота. Главное на реку выйти, а там — в камышах, вдоль берега… никто и не заметит. Только это теперь и держало.

Демон вновь хихикнул:

— Знаю, уже надумала. На тебя же глянешь — и сразу все понятно. Не получится сбежать.

— Почему?

— Потому что магия, дурочка! Хоть всю ночь к воротам иди — нипочем не дойдешь. Чары не пустят.

— Врешь!

— Так иди да проверяй! Тебя даже не запирает никто.

Она понурила голову и соврала:

— Не буду.

Нужно лишь дождаться, когда все уснут. Амели вдруг наполнила непоколебимая уверенность в успехе. Конечно, все получится! Нужно лишь не бояться. В доме ни лакеев, ни стражи, как она успела понять.

Теперь только один-единственный вопрос не давал покоя:

— А какой облик настоящий?

— Что? — демон, кажется, не понял.

— Облик твоего хозяина. Какой настоящий?

Он широко улыбнулся, обнажая смешные кроличьи резцы:

— А какой больше нравится?

Амели поджала губы:

— Никакой не нравится.

Орикад прищурился и покачал головой:

— Ну, ты и врушка! А то я не видел! Если бы не мы с Гасту — так прямо на столе бы перед ним и разлеглась.

— Перестань! Все это неприлично, — она даже топнула ногой.

— Все вы, нетронутые девицы, ханжи благонравные.

Лучший способ избавиться от издевок демона — не обращать на них внимания, но не ответить было так тяжело. Амели не привыкла молчать. Не даром отец называл ее несносной.

— Так какой облик настоящий? Ну, скажи!

Демон кувыркнулся в воздухе:

— А не скажу. Сама разбери. Мессир может принимать облик любого человеческого существа, правда, ненадолго. Никак не больше часа, я сам засекал. Хоть твой, хоть этого урода за дверью. А вот голос… всегда один и тот же останется.

— Почему?

Демон пожал плечиками:

— Кто его знает?

Он подлетел к двери, хлопнул в маленькие ладошки и часть свечей погасла. Теперь стало более привычно:

— Спать ложись.

Он юркнул за дверь, едва Амели успела что-то добавить.

Амели тронула кончиками пальцев тяжелую вызолоченную кисть балдахина, прошлась по искусному тканому узору, раскинувшемуся на теплом желтом фоне. Подобная ткань стоила невообразимо — около двадцати саверов за локоть. Но, разве это имело значение? Она трогала тисненые обои, рассматривала расписные панели, замечая, как ловко и умело положены мазки краски, создавая пышные кроны деревьев или спокойные воды реки. Амели подошла к окну, забранному расписными ставнями, прижалась к прохладному стеклу и прикрыла глаза ладонями, чтобы не мешал свет.