Победа от Виктории - Татьяна Кручина

— Она что, пластику сделала? — послышалось ей вслед взволнованное шипение бывшей подруги.

Кто бы говорил. Первый раз Вероника надула губы, еще когда они дружили. Сейчас в ее облике: рыбьи губки, плотное, натянутое лицо, татуированные брови, — все свидетельствовало об искусственной «красоте». Кто такие каноны придумал? Но Денису-то нравится. Потом Вика еще раз увидела эту парочку в черном джипе, когда стояла на автобусной остановке. Машина притормозила на светофоре. Вероника размахивала широкими норковыми рукавами и что-то вещала. Денис сидел, наклонившись вперед. Из-за высокого роста он не помещался даже в такую большую машину. Вероника повернулась к окну и вновь заметила бывшую подругу. Ее лицо исказила злая гримаса. Вика лишь ухмыльнулась. Вот стоило выйти в поликлинику, днем оказаться на улице, и такая противная встреча. Они-то почему не на работе?

Дома Вику ждал сюрприз. В прихожей лежала пахучая елка в зеленой сетке. Хорошо, что она не купила ту обледенелую палку.

— Как дела? — спросила мама.

— Все хорошо. Дали больничный на неделю.

— Вот и отлично. Наконец по-человечески Новый год встретишь. Садись, покормлю. Я голубцов наделала.

— Откуда елка?

— Так Ванечка завез.

— Ванечка?

— Дяди Коли сынок.

— Сколько стоит?

— Так бесплатно. По-родственному. У Ванечки контора своя. Он нам каждый год елку привозит. В этом году припозднился. Дядя Коля приболел, вот и уезжал к нему.

Вика не очень помнила, кто такой дядя Коля, в дальних родственниках она всегда путалась. Вся родня была со стороны отца, который рано умер. Она и его-то помнила фрагментарно. Особенно один случай. Ей тогда было четыре года. Они собирались в отпуск и решили на дорожку попить чайку. Маленькая Вика неудачно зацепилась за скатерть и опрокинула на себя горячий заварочный чайник. Папа подхватил ее на руки и побежал в больницу. Доставил туда быстрее скорой. Еще она помнила его руки — большие, сильные. Он мог подкинуть ее и легко поймать. И никогда не было страшно, только весело.

— Я сегодня на елочный базар заходила. Там маленькая дохлая елочка пятьсот рублей стоит. Такая, наверное, несколько тысяч будет, — рассказала она. — Там Дениса с Вероникой встретила, — добавила она после некоторого раздумья.

— Вот оно что. Поэтому такая несчастная?

— Он весь такой чистый, откормленный, довольный. Противно смотреть.

— А ты хотела бы, чтобы он в канаве валялся?

— Да нет.

— Тебе его простить нужно.

— Не могу.

— У него теперь своя жизнь. У тебя своя. Каждый сделал свой выбор.

— Это он выбрал другую женщину. А я осталась с тремя детьми.

— И слава богу. Ушел с концами, к нам дорожку забыл. Зачем нам мужчина, который бросил свою семью? Зачем детям такой отец?

Вика вздохнула. Мама была права. Но простить этого козла не получалось.

— Не грусти. Ешь давай. Ты у меня умная, красивая. Все будет хорошо.

Вика взглянула на маму с благодарностью. Без ее помощи она бы не выстояла. В конце концов, у нее замечательная семья: мама, бабушка, трое детей. А у Дениса только губастая Вероника. Вот пусть и живет со своей жабой.

Вечером вся семья украшала елку. Борис и Петр подпилили нижние ветви и впихнули дерево в специальную подставку с водой. Мария Дмитриевна достала с антресолей коробки с игрушками. У каждого имелись свои любимые. Вике больше всего нравился заяц на красном мотоцикле и фиолетовый шар со снежинками. Она их и нацепила на елку.

Мария Дмитриевна повесила Деда Мороза, Снегурку и снеговика с морковкой вместо носа. Борис наряжал самые верхние ветви. Он же водрузил золотую звезду на макушку дерева. Инге нравились серебряные шары, она их развешивала с разных сторон, а ее любимой игрушкой был лыжник в зеленых шароварах и желтой шапке — он занял место по центру. Петр повесил избушку на курьих ножках, пупырчатый огурец и цыпленка.

Генриетту подвезли на коляске поближе, и она собственноручно прицепила на ветку царевну Несмеяну на прищепке и рядом пристроила царя Додона на зеленом шнурке. Потом Мария Дмитриевна накидала на елку мишуры, а мальчишки обвили дерево длинной гирляндой. Ее подключили, и зеленая красавица вспыхнула разноцветными огнями, которые искрились и переливались на серебряных шарах. Еще одну широкую гирлянду в виде дождика развесили на карнизе и тоже зажгли.

— Красота, — подытожила Вика.

Все с ней согласились.

— Теперь предновогоднее чаепитие, — сказала Мария Дмитриевна.

Она вместе с внучкой принесла чашки и домашнее печенье, а Петр — свежезаваренный чай в прозрачном чайнике. Все необходимое водрузили на журнальный столик. Потом все члены семьи долго пили золотистый душистый напиток, болтали и смеялись. Разошлись уже около полуночи. Заснула Вика счастливой.

Глава 5. Гетерохромия

Утром Вика приготовила гречневую кашу. Она варилась дольше геркулесовой, но теперь времени было полно. Насыпала в чайник черный чай, добавила веточки тимьяна, немного имбиря, залила кипятком. Наделала бутербродов с сыром и колбасой, разбудила детей. Первым на кухне появился Борис. Бодрый, веселый, в футболке и шортах. Он уже успел помахать гантелями и тридцать раз отжаться от пола. Все-таки сумасшедшая энергия у парня.

— Что тут у нас? — спросил он, хватая с тарелки бутерброд.

— Сначала кашу поешь.

— Гречневая. Жрать хочу, умираю.

— Тебе с молоком или маслом?

— И с молоком, и с маслом, и побольше.

Потом в пижаме на кухню вполз Петр. Взлохмаченный, сонный. Какие они разные. Борис весь в отца, огромный, сильный, этакий русский богатырь. А Петр в нее — невысокий, сухопарый, но очень красивый мальчик с волнистыми светлыми волосами.

— Не спи, — толкнул его в бок Борис, который уже закончил с кашей и принялся за чай с бутербродами.

— Не лопни, — огрызнулся Петр.

На кухню пришла Инга. Одетая в школьную форму, стройная, подтянутая. Вика заметила накрашенные ресницы и румяна на щеках. Она не знала, что дочь красится. Сколько открытий еще ее ждет?

— Я сама себе положу, — сказала Инга.

Взяла небольшую миску, бросила в нее несколько ложек каши, залив все это каплей молока.

— Почему так мало? — насторожилась Вика.

Она насмотрелась на юных девиц с анорексией. Их с каждым годом становилось все больше. Совсем недавно в больницу попала такая с ироничной фамилией Жевакина. Девочка ростом метр семьдесят весила всего тридцать два килограмма, кости да кожа.

— Я так объелась, так объелась, — говорила она Вике.

— Что ты съела?

— Пол-яйца и ложку йогурта.

Жевакина хотя бы не врала, что