Россия и современный мир №3/2012 - Юрий Игрицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совсем иное дело, когда политики полагают, что у нас уже есть ровно та демократия, которая нам нужна и которой мы достойны. Когда они уверены, что она уже была придумана четыре столетия тому назад. Когда они полагают, что самое надежное – двигаться к чистому идеалу, когда народ и партия, сиречь начальство, едины.
Пора понять, что словом «демократия» называются разные явления, что «прилагательные» при нем существенны, даже когда опускаются из-за самоочевидности. Пожалуй, первое и самое важное «прилагательное» или принципиальная характеристика – это современность демократии. Только в современных условиях возникает запрос на систематическое и последовательное согласование решений и на всеобщую подотчетность соответствующих действий уже не в рамках отдельных сегментов общества, а в масштабах формирующихся наций и территориальных государств. Этот запрос определяется необходимостью формировать и осуществлять приемлемые для больших масс людей политические курсы, связанные существованием в условиях развития. Современная политика – это не воспроизведение раз и навсегда заданных образцов или одной 400-летней давности «придумки», а принятие решений в непрестанном потоке изменений. Как раз для этого и нужны институты и практики, которые условно можно объединить под общим рамочным названием современной демократии.
Подобное понимание демократии предполагает отсутствие одного единого «сущностного» набора нормативов и принципов, а уж тем более следование одной единственной «придумке».
Как интерпретировать в этом контексте грызловскую идею следования «придумке» 400-летней давности (см. начало статьи)? Надеюсь, это не слишком удачное упражнение в политической риторике. Если его понимать буквально, а тем более превращать в практические действия, то это чревато не просто выхолащиванием важных положений нынешней российской конституции, но демодернизацией нашего государства и общества. Отвечающее мировым императивам развитие связано не с редукцией современных форм правления к их средневековым прототипам, а с насыщением традиций современным содержанием, их развитием и приумножением. При таком подходе мы, граждане новой демократической России, сможем не только найти движущие вперед имена сегодняшнего и завтрашнего политического порядка, но и предложить миру действительно привлекательные способы организации власти со все более сложными и совершенными способами ее подотчетности, т.е. демократию по-русски.
Литература1. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. Пер. с фр. / Общ. ред. и вступ. ст. Ю.С. Степанова. – М.: Прогресс-Универс, 1995.
2. Грызлов Б.В. Приветственное выступление на Международной конференции, посвященной 105-летию парламентаризма в России [http://tyumen.er.ru/?news=3574].
3. Даль Р. Демократия и ее критики. – М.: РОССПЭН, 2003.
4. Запись программы (вед. К. Ларина) радиостанции «Эхо Москвы» от 27.11.2006 [http://www.sps.ru/?id=217458].
5. Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. – М.: РОССПЭН, 1997.
6. Ильин М.В. Фундаментальная идея человечности и ее понятийные и контрпонятийные выражения в индоевропейской культурной традиции. – Концептуализация политики / Ред. М.В. Ильин. – М.: МОНФ, 2001.
7. Ильин М.В. Суверенитет: Вызревание понятийной категории в условиях глобализации. – «Политическая наука». – 2005. – № 4.
8. Ильин М.В. Суверенитет: Развитие понятийной категории. – Суверенитет. Трансформация понятий и практик / Ред. Ильин М.В., Кудряшова И.В. – М.: МГИМО, 2007.
9. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. – М.: Правда, 1989.
10. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская система. – Полис. – 1997. – № 3.
11. Пивоваров Ю.С. Русская история как «Русская идея». – Национальная идея: История, идеология, миф / ИСП РАН; отв. ред. Г.Ю. Семигин. – М.: Современная экономика и право, 2004.
12. Пивоваров Ю.С. Русская власть и исторические типы ее осмысления. – Российская полития на рубеже веков / Отв. ред. С.В. Михайлов. – М.: Полития, 2001.
13. Родин И. Суверенную демократию придумал Иван Грозный. – Независимая газета, 28.04.2011. – С. 3.
14. Россия сегодня: Политический портрет в документах, 1985–1991. – М., 1991. – С. 449.
15. Рощин Е. История понятия суверенитет в России. – Копосов Н., Кром М., Потапова Н. (ред.) Исторические понятия и политические идеи в России. – СПб.: ЕУСПб, Алетейя, 2006.
16. Рощин Е. Суверенитет: Особенности формирования понятия в России. – Ильин М., Кудряшова И. Суверенитет. Трансформация понятий и практик. – М.: МГИМО, 2008.
17. Стенограмма заседания Государственной думы 22 апреля 2011 г. [http://transcript. duma.gov.ru/node/3427/].
18. Цымбурский В.Л. Идея суверенитета в посттоталитарном контексте // Полис. – М., 1993. – № 1.
19. Цымбурский В.Л. Scripta minora. – М.: Европа, 2010.
20. Benveniste E. Le Vocabulaire des institutions indo-européennes 1 et 2. – Paris, Minuit. 1969.
21. Elgie R. & Moestrup S. Semi-presidentialism outside Europe. A Comparative Study. – L., N.Y.: Routledge, 2007.
22. Haxthausen, August von. Studien über die innern Zustände, das Volksleben und insbesondere die ländlichen Einrichtungen Russlands. Bd. 1. Hannover, 1847; Bd. 2. Berlin, 1847, Bd. 3. Berlin, 1852.
23. Lincoln, W. Bruce. The Problem of Glasnost’ in Mid-Nineteenth Century Russian Politics. – European Studies Review, 1981. – V. 11, N 2. – P. 171–188.
24. Riasanovsky Nicholas V. Russian Identities: A Historical Survey. – New York: Oxford University Press, 2005.
25. Shugart M. Semi-Presidential Sytems. Dual Executive and Mixed Authority Patterns. MSS. 2005 (http://dss.ucsd.edu/~mshugart/semi-presidentialism.pdf).
26. Shugart M.S. & Carey J.M. Presidents and Assemblies. Constitutional Design and Electoral Dynamics. – Camb.: Cambridge univ. press, 1992.
27. Tilly Ch. Contention and Democracy in Europe, 1650–2000. – Camb.: Cambridge univ. press, 2003.
ДВА ДЕСЯТИЛЕТИЯ РЕФОРМ ГЛАЗАМИ СОЦИОЛОГА
Р.Х. СимонянСимонян Ренальд Хикарович – доктор социологических наук, главный научный сотрудник Института социологии РАНКрушение коммунистических режимов ознаменовало начало трансформационных процессов перехода от планово-распределительной экономики к открытой и свободной рыночной, перехода от тоталитарных и авторитарных режимов к демократическим. В Европе этот путь проделали все страны социалистического лагеря. Это был естественный и ожидаемый результат общественной трансформации. Руководители новой России, как и руководители всех постсоциалистических стран Европы, в начале 1990-х годов так же провозгласили в качестве цели общественных преобразований построение демократического государства со свободной рыночной экономикой, что соответствовало и надеждам населения России, и ожиданиям населения передовых государств. Возникшая и ставшая доминирующей в народном хозяйстве частная собственность и высвобожденная из жестких тоталитарных оков частная инициатива во всех постсоциалистических странах Европы послужили мощным импульсом для политического и социально-экономического развития этих стран. К сожалению, в России этого не произошло.
Почему же в России итоги экономических реформ 1990-х годов оказались, по словам академика О. Богомолова, «столь драматическими, прямо противоположными, чем в других странах, и больших, и малых, как европейских, в том числе и постсоциалистических, так и азиатских»? [3, с. 9]. В контексте нашего исследования этот ключевой не только в политическом и социально-экономическом, но и нравственно-этическом плане вопрос следует рассмотреть подробнее. Особенно важен именно последний аспект. Следует согласиться с академиком Л. Абалкиным, что если исключить нравственно-этический фактор из социологического анализа, то нельзя будет получить объективное представление о процессе приватизации в России, так же как и об октябрьском «черном вторнике» 1994 г., и о дефолте 1998 г., да и вообще об экономической реформации России 1990-х годов [1, с. 173].
2 января 1992 г. правительством Е. Гайдара были отпущены розничные цены на товары массового спроса. С этой даты начинается отсчет российских экономических преобразований. Экономические реформы 1990-х годов и, прежде всего, способ проведения приватизации, оказали огромное влияние на внутреннюю жизнь российского государства, кардинально затронув все ее стороны и определив перспективы ее развития на долгий период. Нынешняя Россия во многом – результат деятельности реформаторов 1990-х годов9. Сегодня, спустя 20-летие после ее начала следует ответить на вопрос: что принесли постсоветской России экономические преобразования младореформаторов?
В российской периодике часто смешивают общее и особенное: процесс перехода нашей страны от планово-директивной экономики к рынку и экономические реформы 90-х годов, которые составляют лишь часть этого процесса, существенную, но часть. Большинство читателей помнят: к 1992 г. – началу гайдаровских реформ – уже была преодолена изоляция страны от внешнего мира, уничтожена цензура, отвергнута идеология уравнительности, раскрепощена личная инициатива, ликвидирована советская административно-командная система с неизбежным возникновением в обществе естественных рыночных регуляторов, свыше 8 млн. человек были вовлечены в индивидуальную или кооперативную коммерческую деятельность, а 6 марта 1990 г. был принят новый закон о собственности, и в стране был восстановлен институт частной собственности. Тогда же появились частные банки, возникли многочисленные частные предприятия, в том числе и с участием иностранного капитала. С апреля того же года советские люди свободно могли выезжать за рубеж, и был разрешен свободный валютный обмен. Страна уже входила в рынок, и в этом смысле россиянам жить стало лучше, что отмечали тогда многочисленные социологические опросы. Все это произошло еще до гайдаровских реформ.