Корпус - Виталий Каплан

Костю от его слов прямо в жар бросило. Ни фига себе подарочек! Не придешь завтра — подумают, что сдрейфил. Или, того хуже, настучал.

— Сергей Петрович, — быстро заговорил он, пытаясь справиться с комком в горле, — завтра ну никак не получается. У нас ведь полным ходом подготовка к соревнованиям. На первенство Корпуса! Это же честь этажа! Давайте я с ним в другое время позанимаюсь. Хоть ночью, хоть в тихий час.

— Какой ты, однако, эмоциональный, — улыбнулся Серпет. — А я ведь хотел как лучше. — И улыбка исчезла. Словно бритвой ее отрезало. — Ну ладно. Делай как знаешь. Разумеется, ни ночью, ни вместо тихого часа. Об этом не может быть и речи. Нарушать режим дня я, как понимаешь, не позволю. А вообще, — он снова помолчал, потом сумрачно произнес, — а вообще будь осмотрительнее. Ну ладно, это разговор в пользу бедных. В общем, подведем итоги. Насчет Васенкина с Царьковым — рапорты. С Рыжовым заниматься — хотя бы полчаса в день, но регулярно. Да, совсем забыл. Завтра после ужина зайди ко мне в кабинет. На беседу. Ну, вроде бы и все. Потопал я, братцы. Работы чертова уйма, голова кругом идет и мозги пузырятся.

Серпет встал, потянулся точно огромный кот, поправил широкой ладонью прическу и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

4

Сейчас, в темноте, разговор этот всплыл в памяти так ясно, словно кончился минуту назад. И саднило в душе, и не удавалось уснуть. А завтра так тоскливо будет подыматься! Но хочешь или не хочешь, а по звонку придется вскочить первым — он же как-никак Помощник на Группе. И он будет подгонять пинками тех, кто не прочь подремать еще минутку. А ведь и сам не прочь, выходит, самому себе пинки отвешивать? Смешная получается картинка… Черно-синие окна, острый, беспощадный электрический свет…

Но все это еще нескоро. Не так уж давно прозвенел отбой. Есть еще время уснуть. Только бы не лезли в голову всякие мысли… А все-таки здорово, что Серпет так легко согласился. Правда, он сказал: «будь осмотрительнее». Нехорошо как-то сказал, с довольно странной ухмылочкой. Впрочем, ухмылочки эти скорее всего объясняются плохим настроением.

И все же Костя чувствовал — сегодняшний Серпет какой-то не такой. Во-первых, ясно было, что ни Рыжов, ни Царьков с Васенкиным его совершенно не интересовали. Чем-то другим забита у него голова. Но Серпет хитер, он никогда ничего прямо не скажет. Все только намеками. А попробуй разберись в его намеках. Тем более, неизвестно еще, для кого эти намеки? Костя не мог избавиться от мысли, что Серпет играл в Групповой какое-то представление, изображал что-то. А на кой хрен? Можно подумать, кроме Кости и ребят его слушал кто-то еще. Но ведь никого больше в Групповой не было. Значит, это всего лишь Костины домыслы. Но отчего же все так тревожно? Да еще беседа эта завтрашняя. Зачем? Раньше-то он никогда заранее не назначал. И вообще, в его кабинет Костя попадал нечасто, всего, наверное, раза два или три. Сейчас уже и не вспомнить, когда и зачем. Ладно, завтра все прояснится, а сейчас — спать!

И сами, непрошенные, появились перед глазами бледно-синие круги, завертелись, задрожали в душном воздухе. Костя вдруг понял, что они слеплены из рыхлого скрипучего снега, хотя, если приглядеться, чем-то они смахивали на колечки сигаретного дыма. Получается, дым и снег — одно и то же? И почему он не знал этого раньше?

Между тем кольца начали вытягиваться, сливаться и таять — и вдруг совсем исчезли. Осталось бесконечное снежное поле, и снег оказался не синим, а белым, даже с едва заметным желтоватым отливом, словно кремовая розочка на стаканчике пломбира. Снег неглубокий, рассыпчатый, и ногам вовсе не холодно, хотя Костя стоит босиком. Где-то вдали, по левую руку, чернеет изломанная полоса глухого древнего леса. А солнце то выныривает из-за туч, то снова прячется в серых клочьях небесной ваты.

Место было знакомое. Костя уже не раз попадал сюда. Значит, скоро появится тот, Белый. Теперь он уже не мог вспомнить, откуда взялось такое прозвище. Но иначе его никак и не назовешь. Белый — он и есть Белый, непонятный Костин мучитель. И негде от него спрятаться, и некуда бежать, везде поле. Придется ждать.

Белый, как всегда, появился неожиданно. И непонятно откуда. Только что его не было — и вот он медленно идет по снегу, не оставляя следов, смотрит на Костю своими огромными серыми глазами и улыбается чему-то.

— Ну, привет, Костя, — пробасил он своим низким голосом. И снова у Кости мелькнула мысль, что голос этот он уже слышал, давным-давно, еще до приходов Белого.

— Здрасте, — хмуро ответил Костя, отводя взгляд.

— Что это ты сегодня такой мрачный? — поинтересовался Белый, пристально глядя Косте в глаза.

— Да так. Дела всякие.

— Ну как же, помню, ты у нас человек деловой. Весь в заботах. И в прошлый раз дела были, и раньше еще. Рассказал бы хоть, что за дела такие.

— Да ничего, все у меня в порядке, — хмуро отозвался Костя. Он знал, что такими фразами не отделаться. Разговор предстоял долгий и противный.

— Ладно, можешь не объяснять. Я и так знаю, — усмехнулся Белый, и скрестив ноги, уселся прямо на снег. — Опять сегодня геройствовал, товарищ Временный Помощник?

— Это в каком смысле? — глядя в снег, спросил Костя.

— Не жалко Рыжова, а?

— Это не ваше дело, — решительно произнес Костя. — Как же вы надоели! Ну что вы вечно не в свои дела суетесь?

— Ну, это как знать, — миролюбиво заметил Белый. — Может, и для меня твои дела не такие уж чужие. Впрочем, ты помнишь — я ничего пока не могу тебе объяснить. Не время еще. Ты уж постарайся сам разобраться. Хоть в чем-нибудь.

— Да не буду я ни в чем разбираться! С какой это такой радости? — Костя сплюнул на снег и проследил взглядом траекторию плевка. — Что вы ко мне все время пристаете? Я что, просил? Звал вас, да?

— Эх, Костик-Костик, — не то засмеялся, не то вздохнул Белый, — горячая ты голова. Ну чего злишься? Ты бы еще драться полез, — и он уставился на дырочку в снегу, куда попал Костин плевок.

А Костя опустил глаза. Да, и такое случалось. Стыдно даже вспоминать. Попробовал Боевые Методы. Тройной удар в прыжке. Лучше уж самому себе по морде надавать. Если бы в тот раз Белый его излупил как щенка — все было бы нормально. То есть понятно. Но произошло нечто иное — нечто странное и, пожалуй, страшноватое. Белый и не думал защищаться. Он, кажется, и не заметил Костиных прыжков. Но это жуткое чувство, когда бьешь точно в цель, правильно бьешь, как учили, но кулак твой встречает не тело, а вязкую пустоту, рука твоя пронзает холодный туман… Лучше и не вспоминать.

— Ну правда, — сказал Костя уже потише, — отстаньте вы от меня. Мои дела — это мои дела. И я все делаю как надо. Ну, отлупил я Рыжова — так он, козел, без этого никогда строиться бы не научился.

— А он научился? — с интересом спросил Белый.

— Научится еще, — вздохнул Костя. — А Васенкин с Царьковым, они просто лодыри, тянут всю Группу назад. Я ведь все-таки Помощник, должен принимать меры.

Белый посмотрел на него с еще большим интересом.

— А зачем? Неужели это настолько важно?

— Что важно? — не понял Костя.

— Ну, например, что Мишка Рыжов не умеет ходить строевым шагом. Или что Васенкин кролика пожалел? Что, ваши маршировки и баловство с Энергиями такое уж необходимое дело? Да ерунда это все! А ты из-за ерунды с пацанами как со скотом обходишься. Хотя извини, со скотом ты бы обращался лучше. Скотина, она и лягнуть может, и куснуть. А они ведь люди, точно такие же, как и ты. И им и больно, и обидно, и страшно. Ничуть не меньше, чем тебе. Давно ли ты был на их месте? И скажи честно — согласился бы поменяться местами с твоими ребятами?

— Да что вы мне все морали читаете?! — снова взорвался Костя. Он знал, что мог бы сдержать себя, но не стал этого делать принципиально. — Я такой-сякой-разэтакий! Как со скотом? Да я, если хотите знать, с ними по-человечески обращаюсь. По-хорошему. Ну, выпорол Рыжова, а меня, что, не пороли? Да вы знаете, как меня Кошельков тогда гонял? Вас бы так! А я с ними, если хотите знать, по-доброму. Вон в других Группах Помощники и прислуживать себе заставляют, и лупят всех без разбору, просто так, для своего удовольствия! А я всегда по справедливости.

— Ну, спасибо тебе за это, — усмехнулся Белый, и его огромные глаза вдруг сделались непривычно жесткими. — Молодец, стараешься!

— А я что, хуже других? — сопротивлялся Костя. Но говорил он уже через силу. Как-то незаметно он устал от этого спора.

— Да, — твердо сказал Белый и взглянул на Костю. Тот было попробовал отвести взгляд — и не смог. Серые глаза притягивали его словно магниты.

— Да, хуже, — повторил Белый, поднимаясь со снега. Только сейчас Костя сообразил, какой же тот большой. По сравнению с ним Костя сам себе казался взъерошенным котенком возле огромного снежного барса.