Подкаст бывших - Соломон Рейчел Линн

Высокая фигура в небесно-голубой полосатой рубашке приближается с другого конца коридора, и я сильнее сжимаю свой блокнот. Сегодня Доминик в джинсах – как непохоже на него. Они идеально отутюжены, ни складочки. Есть еще одна причина, по которой его рост так раздражает: не будь он гигантом, мне было бы удобнее смотреть ему прямо в глаза, вместо того чтобы рассматривать, в каких он сегодня брюках.

– Только старший персонал, – говорю ему я, растянув губы в улыбке, полной фальшивого сочувствия. Хоть где-то мне место, а ему – нет. – Прости.

– Дом! Входи, – говорит Кент, сидящий во главе стола, махая ему рукой.

И как ни в чем не бывало он проскальзывает мимо меня с полным термосом кофе, уже посвященный в клуб, куда я пыталась попасть годами. Надеюсь, он обожжется этим кофе.

– Блестящий репортаж, – говорит старший редактор Пол Вагнер. – Слыхали, мэр после этого подал в отставку? – Он низко присвистывает.

– Спасибо, Пол, – говорит Доминик, пробегая свободной рукой по волосам, чуть менее аккуратно уложенным, чем обычно. – Стоило того, чтобы приехать сюда в пять утра, это точно.

А. Так вот оно что.

Пол от души смеется.

– Да уж, новости не дремлют.

Обычно я слушаю ТОР по дороге на работу, но сегодня утром дослушивала подкаст. Из-за расследования Доминика мэр ушел в отставку. Неудивительно, что ему достался золотой билет на это совещание. Однако это не помешает мне кипеть от гнева.

Я сажусь рядом с Паломой и открываю свой блокнот на чистой странице. «Экстренное совещание», – пишу я сверху, почувствовав себя менее важной с приходом Доминика.

– Доброе утро, – ревет Кент, когда все одиннадцать присутствующих усаживаются на свои места. – Всегда приятно видеть улыбающиеся лица в столь раннее время. – Эшеровский узор его галстука гипнотизирует; иногда я забываю, насколько внушительным он бывает перед коллективом. Он как герой Роба Лоу в «Парках и зонах отдыха» – позитивный до зубовного скрежета. – Шай, можно тебя попросить все записывать? Ты так хорошо подмечаешь детали.

– О… без проблем, – говорю я, зачеркивая слова «Экстренное совещание», и перелистываю новую страницу, чтобы написать их аккуратнее. Не ожидала, что мне найдут применение на первом же старшем собрании, но стоит признать: я действительно хорошо подмечаю детали. И не буду же я спорить с Кентом после комплимента.

– Сперва, – продолжает Кент, – мне бы хотелось поздравить Доминика со вчерашним репортажем – и во время прямого эфира на «Звуках Пьюджет», и вечером, когда он следил за развитием событий.

Я борюсь с желанием закатить глаза и, как исполнитель, решаю не включать эту деталь в отчет. Доминик вроде бы пытается быть скромным – даже слегка розовеет, прежде чем поднять руку, как бы напоминая нам, кто он такой.

– Ближе к делу, Кент, – говорит Изабель Фернандес, продюсер утренних новостей. Мы всегда были скорее хорошими знакомыми, нежели друзьями, но в этот момент я ее обожаю. – Мы планируем кампанию по сбору средств, или что?

– У нас же она только что закончилась? – спрашивает Марлен Харрисон-Йейтс.

– Вечно мы то планируем новую, то завершаем старую, – бормочет Палома рядом, и я стараюсь не засмеяться, ведь в этом есть доля правды.

– Нет-нет, ничего подобного. Скажем так… – Кент прочищает горло, поправляет стопку бумаг. – Мы меняем программную сетку.

Вот это знатный эвфемизм!

– Пожалуйста, не ставь меня снова на утро, – говорит Палома.

– А я не хочу работать днем, – говорит наш утренний ведущий Майк Руссо.

– Дайте ему закончить, – говорю я, и благодарная улыбка Кента немного успокаивает мой сжавшийся желудок.

– Вместе с советом директоров мы пришли к выводу… что нам нужна новая передача.

В комнате воцаряется хаос. Доминик, сидящий напротив, ловит мой взгляд, и одна из его темных бровей вопросительно изгибается. Я не понимаю, почему мы постоянно встречаемся взглядами, хотя я провожу большую часть каждого рабочего дня в надежде, что мы никак не пересечемся. Я резко перевожу взгляд на заметки.

– У нас есть утренняя, дневная и вечерняя передачи, – говорит Кент. – И, судя по обратной связи, все они слишком похожи друг на друга. – Он нажимает на кнопку, и на экране появляется несколько разноцветных диаграмм. – Слушатели больше не соотносят себя с ведущими, как это было прежде, как это происходит на национальном уровне или в случае с по-настоящему популярными подкастами.

– Пардон, – надменно говорит Палома, – но «Звуки Пьюджет» – это совсем не то же самое, что «В данный момент».

– Мы же не можем сделать комика ведущим утренних новостей, – говорит Изабель.

Но в словах Кента есть доля истины. Будучи членом НОР, наша станция сама выстраивает сетку передач, и мы можем транслировать любые национальные программы. Разумеется, у них больше слушателей, чем у локальных. У них бо́льшая узнаваемость – вот почему я не перестаю твердить Доминику, что любые попытки заинтересовать слушателей в местных новостях обречены на провал.

– Но если мы запустим новый проект, нам придется отказаться от одной из прежних флагманских передач? – спрашивает Майк.

Кент качает головой.

– Не торопитесь с выводами. Эта встреча просто для обмена идеями.

Мозговые штурмы с участием продюсеров, ведущих и журналистов обычно выглядят следующим образом: ведущие и журналисты берут дело в свои руки, а продюсеры помалкивают. Нелегко высказаться в комнате, полной людей, зарабатывающих деньги разговорами.

– А как насчет круглых столов? – спрашивает Доминик. – Можно каждую неделю приглашать местных политиков и других общественных лидеров, чтобы они рассказывали нам о своей работе.

Чуть не всхрапнула.

Боже храни Изабель, которая затыкает его, – я подчеркиваю ее слова в заметках.

– Мы это пробовали пятнадцать лет назад. Сколько нам удалось продержаться? Пару месяцев?

– Тогда рынок был совсем другим, – возражает Доминик.

– Именно. Тогда было проще. – Изабель тычет в диаграмму, которая показывает, как сокращалась аудитория «Звуков Пьюджет» на протяжении последних лет. Это неутешительная диаграмма – у «Звуков» самое стабильное падение в популярности среди флагманских передач. – Теперь у всех и каждого есть собственный подкаст – даже у малолеток. Конкуренция непомерная. Выделиться невозможно.

– Может быть, что-то об окружающей среде, – предлагает Марлен. – На северо-западе все беспокоятся об экологии. Каждый эфир можно уделять небольшим мерам, которые люди могут предпринять, чтобы снизить свой углеродный след. У меня уже есть в запасе много материалов об осознанном фермерстве.

– Мы думаем слишком узко, – говорит Кент. – Мы и так чрезмерно локальны.

Майк предлагает кулинарную передачу, а Пол – передачу о сторителлинге – отличная, на мой взгляд, идея. Но Кент возражает, что это слишком похоже на подкаст «Мотылек» – наверное, поэтому мне и понравилось предложение. Доминик вбрасывает еще пару идей, которые, на удивление, звучат даже скучнее, чем первая. Настоящий триумф.

– А как насчет дейтинг-шоу? – бормочу я, обращаясь не столько к коллективу, сколько к пуговице на вельветовой юбке, решив, что никто не обратит внимания на самого низкорослого старшего продюсера ТОР. Этого еще никто не предлагал, но идея не покидает меня после помолвки мамы и настойчивых попыток моего телефона напомнить о том, что я ни с кем не встречаюсь.

Однако меня слышит Марлен.

– Общественное радио старается туда не лезть. И на то есть веская причина: правила Комиссии по связи. Любые пикантные подробности – под запретом.

– Мы вполне можем сделать передачу о дейтинге, не взбесив ФКС, – защищает меня Палома, и я чувствую прилив гордости. – В прошлом году мы записали блок о репродуктивном здоровье и блок о половом воспитании в старших школах.

– Да! – говорит Изабель. – Но нужно что-то новое. Свежее.

Доминик закатывает глаза так сильно, что я беспокоюсь за его зрение. Разумеется, дейтинг-шоу не вписывается в представления магистра журналистики о том, каким должно быть общественное радио.