Крыланы из Шадизара - Дуглас Брайан

— Персики были привозные — в Ианте они еще не поспели. Ну, Зонара! Ну, транжира! Где же она так нажилась? Не иначе, обокрала целый караван! Дворецкий присел на краешек кресла и робко взял лепешку белого хлеба.

— Что случилось? — спросил Конан с набитым ртом. По его подбородку стекал сладкий сок. Конан убрал с лица черные спутанные волосы, чтобы они не испачкались липким соком.

— Госпожа Зонара отправилась на большой бал к госпоже Териване… Госпожу Теривану, если тебе это неизвестно, варвар, недавно обокрали. Кража была дерзкой и очень странной.

— В каком смысле — странной? — не понял Конан. — Обокраденному дурачку любая кража представляется чем-то сверхъестественным, да будет тебе это известно! Вечные причитания: «Ах, я ничего не почувствовал, а кошелек куда-то подевался…»

— Дворецкий глянул на Конана с известным подозрением, но варвар ответил невозмутимым взглядом холодных синих глаз.

— Продолжай, — произнес он с глубочайшим достоинством.

— Дворецкий поглядел на лепешку, которую держал в руке, с таким видом, будто никак не мог вспомнить, что это за предмет и как он оказался у него на ладони. Затем заставил себя говорить.

— Видишь ли, у госпожи Териваны пропали драгоценности. Они лежали в ее опочивальне, рядом с портретом ее покойного супруга, который и подарил ей все эти безделушки. Она очень дорожила ими. Это и понятно. Госпожа Теривана глубоко чтит память своего мужа. У нее есть для этого, поверь мне, все основания.

— Ничего странного, — снова сказал Конан. — Конечно, немного непривычно, чтобы женщина уважала мужчину за те благодеяния, которые он ей оказал. Я в том смысле, что благодарность вообще не в привычках женщин…

Дворецкий двинул бровями в разных направлениях, как бы показывая, что сильно сомневается в правоте конановых слов, а после продолжил повествование:

— Войти в комнату, где находились сокровища госпожи, так, чтобы миновать стражу, нескольких служанок, доверенную камеристку и саму госпожу — невозможно. Теривана подробно рассказывала об этом городской страже, и теперь об этом известно всему городу.

— Подожди, — перебил Конан, — а как выглядели драгоценности, с которыми поймали Зонару?

— Она имела дерзость явиться на бал к госпоже Териване с украденным браслетом.

— Из массивного золота? С изумрудами и рубинами? — уточнил Конан, внутренне холодея. Он и не догадывался, что Зонара в состоянии явить такую неслыханную глупость! Прийти на бал в браслете, чье происхождение до сих пор оставалось невыясненным! Тщеславная дура и ничего больше! Его уважение к старой своей сообщнице резко упало.

— Откуда тебе известно, как выглядит этот злополучный браслет? — старый дворецкий сощурился.

— Ну, об этом судачит весь город, — уклончиво проговорил Конан, однако дворецкий перебил его:

— Город, может быть, и судачит, но ты даже не знал о том, что госпожу Зонару взяли под стражу!

— Ладно, — сдался Конан, — коль скоро мы оба хотим выручить Зонару из дурацкой переделки, в которую она попала по собственной глупости, расскажу тебе кое-что, старик. Этот браслет подарил ей я.

— Боги! — дворецкий всплеснул руками. — Я так и знал, что ее впутали в грязную историю против ее воли.

— Ну, я бы не сказал, что она так уж сопротивлялась моему подарку — ухмыльнулся Конан. — Признаюсь тебе честно, я не впихивал ей этот браслет помимо ее воли…

— Ты должен признаться городской страже, что сам украл этот браслет, — объявил старый дворецкий. — Это единственный способ спасти Зонару от увечья.

Конан зевнул, демонстративно обнажив белые, как у хищного зверя, крепкие зубы.

— Что, ей опять хотят отрубить руку? — спросил он. — Это не в первый раз, уж поверь мне. До сих пор все обходилось.

— Иного способа нет, — повторил дворецкий.

— Ну почему, — возразил Конан, — во-первых, устроить побег. Превосходный способ избежать правосудия. Во-вторых, найти настоящего вора…

— Настоящий вор уже найдет, — твердо сказал старик. — Это ты!

— А вот и нет! — ответил Конан. — Потому что я не пробирался в комнату к Териване, чудесным образом миновав стражу, служанок и доверенную камеристку! Даже я на подобные подвиги не способен. Нет, тут орудовал кто-то, у кого есть крылья…

Дворецкий решил, что Конан над ним насмехается. Он сильно покраснел и встал.

— Влюбленный старик — смешное зрелище, — произнес он, удивительным образом сохраняя чувство собственного достоинства. — Но потешаться над искренним чувством, даже если оно неуместно, — подлость, молодой человек.

— Боги, я и не думал потешаться над тобой! — воскликнул Конан. — Я думал совершенно о другом. Я знаю вора. Точнее, воров. И когда я говорил о крыльях, я имел в виду именно крылья и ничто иное. Эти существа уже проникали в… один сад. Там они спрятали украденное. А я нашел и… подарил один браслет Зонаре. Я счел, что она достойна этой вещи.

— Воистину, она была достойна, — пробормотал дворецкий, окончательно сбитый с толку.

— Была бы достойна, — правил его Конан, — если бы не сделала глупость и не явила украденное перед всеми. Ладно, старик. Сиди здесь и ни о чем не беспокойся. Скоро я приведу сюда твою госпожу. У нее доброе сердце — может быть, твоя преданность и будет вознаграждена.

* * *

Крыланы явились в сад в ту же ночь. Конан таился, скрываясь за персиковым деревом, и выслеживал их. Луна уже пошла на ущерб, и серый свет в саду был слабым, однако киммериец хорошо различил три уродливые фигуры, возникшие над краем стены бесшумно и внезапно. Они молча сложили крылья и спрыгнули вниз. Конан задержал дыхание, чтобы никак не выдать себя.

Если они попытаются выкопать то, что спрятали в саду прежде, они поймут: здесь кто-то побывал. И тогда одна надежда — на быстроту реакции и силу киммерийца. Ему придется напасть на троих и схватить хотя бы одного. Трудная задача: удерживать крылана, одновременно отбиваясь от двух его собратьев. Трудная, но не невыполнимая. Конан надеялся, что вынужденный прибегнуть к этому плану, он справится.

Однако, к счастью, пускаться на крайние меры не пришлось. Крыланы опять явились с добычей. Негромко переговариваясь, они выкопали новую яму и опустили туда небольшой окованный серебром сундучок. В лунном свете серебро сияло так, словно радовалось родственным лучам. Затем его забросали землей, и сияние потухло.

Один из крыланов неожиданно проговорил:

— Мы почти закончили, братья. Осталось совсем немного.

Прочие закивали. Их глухие голоса звучали в ночном саду зловеще, точно уханье филина.