Точка возврата - Андрей Таманцев

А трускавецкая электричка шла в пять пополудни. И Муха был намерен ее оседлать. Когда к четырем часам Йван, Петро и Павло уподобились куму, который был способен только или нечленораздельно бормотать, или отчетливо мычать, Муха, успевший освоить начатки языка Тараса Шевченко, перешел к решительным действиям.

— Хлопцы! Вас ждут жинки и дети! Электричка через годину! Вставайте и идем! — воскликнул он.

Повторив этот клич троекратно, Муха поднял-таки поверженных алкоголем людей и повел их к автобусной остановке. Хотя Муха пил несоизмеримо меньше, даже под стол лил, он все же поднабрался. И это несмотря на физическую форму. На остановке он понял, что тащит на своем горбу не троих, а четверых. Кум, как оказалось, тоже внял пафосным Мухиным призывам и, по-видимому, тоже собрался в Верхнее Синевидное. Отступать было поздно, автобуса не было, и Муха поймал машину.

На вокзале Муха нашел нужный перрон, сгрузил на него своих попутчиков, а сам сгонял в камеру хранения за рюкзаком. Погрузка тел на подошедшую вскоре электричку состоялась в два приема. Сначала кум и Петро, потом Павло и Йван. Где находится Синевидное, Муха представлял смутно, но каким-то образом понял, что электричка не прямая. Он расспросил публику и выяснил, что пересадку надо делать в Стрые. И это привело Олега в легкий ужас — его попутчики превратились в недвижимое имущество.

Короче говоря, до Верхнего Синевидного они добрались лишь к ночи, потому что Муха не успел-таки выгрузить аборигенов, пришлось проехать до Гребенива. От Гребенива полдороги плелись пешком, но потом подловили попутный грузовичок. И еще долго петляли по переулкам предгорного села, отыскивая нужную хату — в точности как когда-то гоголевский Каленик.

Первой обнаружилась хата молчаливого и незаметного Йвана. Бабы, две старухи и молодка, впрочем, не такая уж чтобы молодая, обрадовались мужу-сыну-зятю и остальным гостям, усадили за стол и Муху, и сопровождаемые им полутрупы, и в мгновение ока накрыли стол. Муха полностью протрезвел, но изрядно устал. А тут на столе мертвенной мутью заблестели бутыли самогона. Вид родного напитка, а не паленой «Гжелки» пробудил от дремы даже доставленных им покойников. Вот тогда-то и началось. На Муху, при его малой массе, аборигеновка подействовала сокрушительно. Он держался до последнего, но к утру уже вовсю подтягивал и «козакы йдуть» и «Ничь така мисячна».

Надо отметить, что и старушки, и молодка отмечали Муху особым почтением. Его героизм при доставке сельчан к месту жительства не прошел незамеченным. Муха потом вспоминал, что даже с кем-то целовался, но не был уверен, что не со старухой.

Его уложили в горнице, а остальных мужиков, как не оправдавших высокого доверия, выдворили на сеновал. К Мухе ночью приходила какая-то женщина, но он ей отказал, поскольку рассмотреть ее был не в состоянии и боялся, что это его пытаются изнасиловать те самые крючконосые старухи.

Но здоровья Мухе было не занимать стать, и через каких-то четыре часа он проснулся абсолютно трезвым и принялся оценивать обстановку. Обстановка была абсолютно никакой — кроме звуков мирного трудового дня, других сигналов в утреннем эфире не проскальзывало. И Муха откинулся еще на четыре часика.

Знакомство с городом проходило по трем спискам объектов. В первый список входили исторические и архитектурные достопримечательности. Каюсь, с этим ценным материалом мы знакомились весьма поверхностно. Второй список мы штудировали как положено. Штаб СНПУ, штаб УНА-УНСО, областная милиция, областная «контора», то есть Служба безопасности Украины, штаб Прикарпатского военного округа. Город больше напоминал лабиринт, но у нас была ариаднина нить — Борода прихватил с собой примитивную, но удобную схему Львова. Он хорошо знал город и старался сориентировать и нас. Более-менее это получалось.

В третий список входили многочисленные миниатюрные кофейни, покрывавшие город густой, источающей аромат сетью. Едва ли не в каждой мы выпивали по чашечке турецкого кофе, и уж точно в каждой такой забегаловке кто-нибудь обязательно поднимался навстречу нашему чичероне, радостно здоровался, и начинался нудный обмен местными сплетнями. Борода уверял, что таким образом мы непременно заведем несколько нужных знакомств, однако часов до шести эти надежды не оправдывались никак.

От областного УВД мы спустились к центру по улице Коперника, свернули раз, свернули два, и тут я разинул рот. Вывеска гласила, что мы имеем честь идти по улице Джохара Дудаева. Борода, заметив наше недоумение, объяснил:

— Бывшая Лермонтова. Но Лермонтов — плохой, он воевал против свободолюбивых чеченцев, притесняемых клятыми москалями.

По улице Дудаева прошли молча. Вышли на проспект Шевченко к штабу СНПУ, драпированному громадными желтыми тряпицами, украшенными стилизованными свастиками. Поглазели на то, что здесь называется проспектом. Бульварчик метров сто пятьдесят длиной. Поглазели на этот рейхстаг и спустились в подвал кондитерского магазина. Борода стал заказывать неизменный кофе, но мы предпочли горячий шоколад.

— У меня на шоколад денег не хватит, — смутился Борода.

— Сказал бы, что у тебя финансовые трудности! — успокоил его Боцман.

— Неудобно, вы — гости...

— Считай, что мы богатые гости.

В «Шоколадке», так в народе называлось это заведение, нас ожидал приятный сюрприз. Из-за дальнего столика, полускрытого в темноте подвальчика, вышел лысоватый коротышка и поздоровался с нашим проводником:

— Прывит, Андрий!

— Витаю, Лэсык! — Борода обратился к нам: — Лучший хакер Галичины Александр Вильчурский!

— Давно из Москвы? — спросил Лэсык с чудовищным акцентом, но по-русски.

Прав был Борода, будем мы тут на виду, как три тополя на Плющихе. То есть пять тополей. Кстати, где же Муха? С утра его не видно. А должен бы торчать где-то поблизости.

— Сьогодни рано прыйихалы. Ты дэ зараз працюешь? — продолжил Борода косить под местного. Но Лэсык из интеллигентных соображений перешел на русский язык, хоть для этого ему и пришлось прикладывать героические усилия.

— А вот, напротив. Видели «контору»? Не боитесь гнева украинского народа?

— А что, надо бояться? — спросил Артист.

— Конечно! Вы так акаете, шо на пьятом этаже слышно!

И Лэсык расхохотался своей шутке. Борода тоже перешел на русский, но говорил не так, как с нами, мягчил "г" и немилосердно «шокал».

— А шо Лэсык, пан Непийвода ставит у себя компьютерную сеть?

— Хиба то сеть! Вот в Москви, там, наверно, сети!

Видимо, Лэсык готовил почву для новой шутки.

— Слушай, Лэсык, — продолжал Борода. — Можешь сделать нам дружескую услугу?

— Достать секретные данные для ФСБ? И Лэсык снова заржал.

— Нет, для ГРУ! — поддержал его Борода. Пришлось нам всем немного поржать для приличия.

— Лэсык, у вас там в «конторе» должна быть подробная карта Карпат.

— Наверно, е.

— Можешь нам распечатать?

— Шо, пойдете в Карпаты?

— Мы для того и приехали, — отозвался Артист.

— Не советую.

— Почему?

— Там ще не все бандеривци оружие сдали!!!

Это была третья шутка. Последний всплеск остроумия. Других не последовало, слава богу. Лэсык пообещал принести карту завтра сюда же, в это же время. Он всегда пьет здесь «каву» после работы. Просит у панства прощения за шутки. Он не напугал панов москвичей? Нет? Слава богу. Он и не хотел пугать. Украинский национализм — не более чем слух, распускаемый московской прессой. Здесь народ мирный, в городе живут и русские, и поляки, и евреи, и никто их не трогает. До побачэння. Ларисе — привет!

Практически все знакомцы Бороды передавали привет Ларисе.

Мы покинули «Шоколадку» и направили свои стопы на «Армянку» — конечный пункт нашей сегодняшней экскурсии. Док спросил:

— Ларису тоже знает весь город?

— Нет. Не весь, — ответил Борода. — Но постепенно узнает.

И тут же переключился на другую тему:

— Вот в этом вся и подлость! Они — мирный народ, москалей не трогают! Нам что, живите! А поди ты устройся на работу с фамилией Иванов! Нет, конечно, никто тебе не скажет, что, мол, москалей не берем. Просто откажут по тысяче причин! В Львовском университете не осталось ни одного русского профессора. О евреях я уж не говорю. Так евреи хоть уехали, а русским податься некуда! Профессор Скобелев, историк, друг Льва Гумилева, кормится тем, что потихоньку распродает свою библиотеку! А новые профессора истории учат, что Трою основали запорожские казаки. Это не шутка, я сам учебники видел... А народу время от времени подкидывают что-нибудь для поддержания накала. Вот здесь, — Борода показал на летнее кафе, — год назад в пьяной драке убили гениального украинского композитора Игоря Билозира. Его так любил народ, что последние несколько лет он бомжевал, потерял всяческий человеческий облик. Вот только гонор и национальное самосознание не потерял. Какие-то ребята пили пиво и говорили по-русски. Он полез им объяснять примитивность и убогость русского языка и воспевать величие и певучесть украинской мовы. Его уронили на асфальт, он копыта и откинул. Что здесь было! Мигом вспомнили своего забытого гения. И тебе митинги, и тебе общества в защиту, и общества борьбы. Разумеется, убили русские! И не просто русские, а, конечно, московские спецслужбы уничтожили гордость украинской нации.