Мальтийский сокол - Дэшил Хэммет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спейд покраснел, потупился и пробормотал:
– Я начинаю вас бояться.
Бриджид О'Шонесси подошла к столу и взяла шляпу Спейда. Потом вернулась на прежнее место, держа шляпу в руках – так, чтобы он мог при желании взять ее.
Спейд взглянул на свою шляпу и спросил:
– Что произошло вчера вечером?
– Флойд пришел в отель в девять часов, и мы пошли прогуляться. Я решила, что мистеру Арчеру так будет легче узнать его. Мы зашли в ресторан, кажется, на Джиари-стрит, поужинали, потанцевали и вернулись в отель в половине первого. Флойд простился со мной у входа, и я наблюдала из холла, как мистер Арчер пошел за ним по противоположной стороне улицы.
– Вы. хотите сказать, к Маркет-стрит?
– Да.
– А вы не знаете, что они делали в районе Буш-стрит и Стоктон-стрит, где застрелили Арчера?
– Разве это не рядом с тем местом, где жил Флойд?
– Нет. Это с дюжину кварталов в сторону. Ладно, что вы делали после их ухода?
– Легла спать. А сегодня утром, когда спустилась позавтракать, случайно увидела газетный заголовок и прочитала о… вы понимаете о чем. Тогда я пошла на Юнион-сквер, где раньше видела объявление о прокате автомобилей, наняла машину и поехала в отель за вещами. Как только я заметила, что мой номер обыскивали, я поняла, что надо переезжать, и вчера нашла вот это место. Потом я приехала сюда и позвонила вам в контору.
– Обыскивали ваш номер в «Сент-Марке»? – переспросил Спейд.
– Да, вчера, пока я была у вас в конторе. – Она прикусила губу. – Я не хотела вам говорить об этом.
– Это значит, что на вопросы об обыске вы отвечать не будете?
Она смущенно кивнула.
Он нахмурился.
Она еле заметно повернула шляпу в руках.
Он желчно засмеялся и сказал:
– Перестаньте размахивать шляпой перед моим носом. Разве я не пообещал вам сделать все, что смогу?
Она виновато улыбнулась, положила шляпу на стол и снова села рядом с ним на кушетку.
Он сказал:
– Готов слепо доверять вам, правда, если я не буду знать, в чем все-таки дело, толку от меня будет немного. Например, мне надо знать, что из себя представлял Флойд Терзби.
– Мы познакомились на Востоке. – Она говорила медленно, глядя на свой палец, которым водила по рисунку на обивке кушетки. – Мы приплыли сюда из Гонконга на прошлой неделе. Он был… он обещал помочь мне. Но, воспользовавшись моей беззащитностью и доверчивостью, он предал меня.
– Как он вас предал?
Она покачала головой и ничего не ответила.
Спейд спросил, досадливо нахмурившись:
– Зачем вам потребовалось следить за ним?
– Я хотела узнать, как далеко он зашел. Он даже не сказал мне, где живет. Мне нужно было выяснить, что он делает, с кем встречается, ну и все такое.
– Это он убил Арчера?
Она взглянула на него с удивлением.
– Конечно.
– В кобуре у него нашли «люгер». А ведь Арчера убили не из «люгера».
– У него был еще один пистолет в кармане плаща.
– Вы сами видели?
– О, я видела его не раз. Он всегда носил в том кармане оружие. Вчера вечером я пистолет не видела, но я знаю, что он никогда бы не вышел на улицу, не положив в карман того, что стреляет.
– Зачем ему так много пистолетов?
– Он ими зарабатывал себе на жизнь. В Гонконге говорили, что на Восток он попал как телохранитель одного американского профессионального игрока, которому пришлось покинуть Штаты, и что игрок этот исчез. Говорили, что Флойд как-то связан с его исчезновением. Этого я не знаю. Зато я знаю, что он всегда был вооружен до зубов и что не ложился спать, не разбросав по полу мятые газеты – чтобы никто не мог бесшумно пробраться в его комнату.
– Хорошего же приятеля вы себе нашли.
– Только такой и мог помочь мне, – сказала она простодушно, – если бы, конечно, не предал меня.
– Вот именно, – Спейд смотрел на нее в мрачной задумчивости, сжав нижнюю губу большим и указательным пальцами. Поперечные складки на переносице стали резче, брови сдвинулись. – Ваше положение очень паршиво?
– Хуже не бывает, – сказала она.
– Ваша жизнь под угрозой?
– Я не героиня. И считаю, что хуже смерти ничего не бывает.
– Значит, я прав?
– Меня обязательно убьют, – тут ее начала бить дрожь, – если вы не поможете мне.
Он убрал пальцы от губы и провел всей пятерней по волосам.
– Я не Господь Бог, – сказал он раздраженно. – Чудес творить не умею. – Он мельком взглянул на часы. – Время идет, а я не узнал ничего, что позволило бы мне начать работу. Кто убил Терзби?
Она поднесла смятый носовой платок ко рту и сказала сквозь него:
– Не знаю.
– Ваши враги или его?
– Не знаю. Надеюсь, что его, но боюсь… я не знаю.
– Чем он вам должен был помочь? Зачем вы притащили его сюда из Гонконга?
Она бросила на него испуганный взгляд и молча покачала головой. На ее осунувшемся печальном лице появилось упрямое выражение.
Спейд встал, засунул руки в карманы пиджака и хмуро уставился на нее сверху вниз.
– Ни черта не получится, – сказал он грубо. – Я для вас ничего не смогу сделать. Я даже не знаю, что вы от меня хотите. И подозреваю, что вы сами не знаете, чего вам надо.
Она уронила голову на грудь и заплакала.
Он издал какое-то звериное рычание и взял со стола шляпу.
– Пожалуйста, – взмолилась она тихим сдавленным голосом, не поднимая головы, – не ходите в полицию.
– Не ходите в полицию! – заорал он в ярости. – Полицейские носятся за мной с четырех часов утра. Я черт знает как рискую, пытаясь отвязаться от них. И ради чего? Ради идиотского предположения, что я могу помочь вам. А я не могу. И пытаться не буду. – Он надел шляпу и натянул ее поглубже. – «Не ходите в полицию»! Мне и ходить не надо, достаточно стоять, и они слетятся, как мухи на мед. И тогда я им все расскажу, а вы уж выпутывайтесь, как знаете.
Она поднялась с кушетки и выпрямилась, так и не сумев унять дрожь в коленях, ее губы и подбородок непроизвольно подергивались.
– Вы были терпеливы. Старались помочь мне. Но все безнадежно и бесполезно. – Она протянула правую руку. – Спасибо за все, что вы сделали. Я… я сама буду выпутываться.
Спейд снова рыкнул по-звериному и сел на кушетку.
– Сколько у вас денег? – спросил он.
Вопрос застал ее врасплох. Она прикусила нижнюю губу и через силу ответила:
– Осталось около пятисот долларов.
– Давайте их сюда.
Она колебалась, робко поглядывая на него. Он всем своим видом – губами, бровями, руками, плечами – выражал сердитое недовольство. Она ушла в спальню и почти тотчас же вернулась с пачкой бумажных денег в руках.
Он взял у нее деньги, пересчитав, сказал:
– Здесь только четыреста.
– Мне ведь надо жить на что-то, – объяснила она, покорно приложив руку к груди.
– А еще вы можете достать?
– Нет.
– Но ведь есть же у вас что-то, что можно продать?
– Есть кольца, кое-какие украшения.
– Заложите их, – сказал он и протянул руку. – Лучшее заведение – «Ремедиал» на углу Пятой авеню и Мишн-стрит.
Она умоляюще смотрела на него. Взгляд его желто-серых глаз оставался холодным и безжалостным. Она медленно опустила руку за вырез платья, вытащила оттуда несколько банкнот, свернутых в трубочку, и положила их в его протянутую руку.
Он расправил и пересчитал бумажки – четыре двадцатидолларовые банкноты, четыре десятидолларовые и одна пятерка. Он вернул ей две десятки и пятерку, а остальные положил в карман. Потом встал и сказал:
– Я ухожу, посмотрим, что можно сделать для вас. Вернусь, как только смогу. В дверь я позвоню четыре раза – долгий звонок, короткий, долгий, короткий. Не надо меня провожать. Я сумею открыть дверь.
Она осталась стоять посреди комнаты, провожая его изумленным взглядом своих синих глаз.
Спейд вошел в приемную, на двери которой красовалась табличка «Уайз, Мерикан Уайз». Сидящая у коммутатора рыжая девушка сказала:
– О, мистер Спейд, здравствуйте.
– Привет, солнце мое, – ответил он. – Сид у себя?
Пока она возилась со штекером и гнездами, он стоял рядом и держал руку на ее пухлом плече. Наконец она сказала в микрофон:
– Мистер Уайз, к вам мистер Спейд. – Она подняла на него глаза. – Идите, вас ждут.
Он пожал ее плечо в знак признательности, прошел через приемную, по тускло освещенному коридорчику дошел до двери с матовым стеклом. Открыв дверь, он оказался в кабинете, где за громадным столом, заваленным кипами бумаг, сидел маленький человечек с продолговатым оливковым усталым лицом и черными, обсыпанными перхотью волосами. Человечек махнул в сторону Спейда потухшей сигарой и сказал:
– Бери стул и садись. Значит, Майлз вчера ночью получил последний в этой жизни подарок? – Ни его усталое лицо, ни достаточно высокий пронзительный голос не выражали никаких чувств.