Странствующий по Вуру - Андрэ Нортон

Фургон стоял, сильно наклонившись вперед. Насколько я мог судить, груз в задней секции не сорвался с креплений, не пробил две перегородки, отделявшие нас от него. Я осторожно выбрался из-под тяжелого тела отца, нащупал нижние крепления завесы. Свет – если бы хоть немного света!

Крепления подались, и я откинул занавеску. В беспорядочное месиво, которое когда-то было нашим домом, проникли серые сумерки, впрочем, с каждым мгновением становившиеся все светлее.

Отец лежал рядом со мной. Половина его лица была залита темной кровью; кровь текла из-под волос справа на голове. Он дышал с трудом, и теперь, когда буря стихла, я слышал его стоны. На углах губ собиралась кровавая пена, стекала по подбородку.

Илло проползла вперед. Рукой она показала, чтобы я постарался уложить отца прямо и отодвинулся, тогда она сможет осмотреть раны. Хоть в этом нам повезло – я могу рассчитывать на ее дар.

Она очень легко пальцами прикоснулась к спутанным волосам. Я видел, как работают целительницы, и понимал, что хоть глаза ее закрыты, она, держась одной рукой за выступ в полу, с помощью своего дара «видит» рану, определяет степень ее серьезности. Пальцы ее скользнули отцу на грудь, которую я быстро обнажил, и снова последовали легчайшие прикосновения.

Ветер уже настолько стих, что я смог расслышать тяжелое дыхание отца и негромкие болезненные стоны. А теперь услышал и слова, которых ждал с тревогой.

– Он ранен тяжело. – Илло не пыталась пощадить меня, и я был ей благодарен за это. – Трещина в черепе, и сломаны ребра. Ему нужно помочь, и быстро. Моя сумка…

Она посмотрела на мешанину вещей на полу. Я торопливо распутывал последнее крепление на дверной занавеске. Ясно, что в таком месте нельзя лечить сломанные кости. Нужно перейти туда, где отец сможет лежать прямо, а ей будет достаточно места для работы.

Откинув занавеску, я выглянул наружу. Светло, хотя солнца не видно. Прямо передо мной склон, по которому вниз течет водяной поток глубиной в мое запястье. Пытаясь разглядеть что-нибудь еще, я дальше высунул голову и плечи. Ясно, что фургон, как пробка в бутылке, застрял в одном из тех узких, поросших травой оврагов, по которым с равнин уходит вода во время таких бурь.

Вода, стекающая по склонам, теперь достигала передней части фургона и продолжала прибывать так быстро, что вскоре может потащить нас за собой. Нужно выбираться, и побыстрей. Но тащить человека без сознания через этот поток немыслимо. Я рассказал об этом Илло. Она кивнула, не отрывая взгляда от лица моего отца.

Я постарался проползти между ними и наклонившейся стеной фургона. Крепления занавески второй секции подались легко. За ней, хотя несколько небольших ящиков сорвались с креплений (их хрупкое содержимое, несомненно, разбилось), мне удалось, придерживаясь руками за стены, пробраться без особого труда в главный грузовой отсек.

Теперь все зависело от того, выдержали ли крепления. Вполне вероятно, что там грудой лежат ящики, такие тяжелые, что я в одиночку не смогу их поднять. Перед входом в грузовой отсек я задержался лишь для того, чтобы прихватить веревку. Впрочем, я сомневался, чтобы она мне помогла: ведь эти ящики с трудом передвигали три человека.

– Здесь выхода нет. – Как Илло была со мной откровенна, так и я не стал ничего от нее скрывать.

– Нужно торопиться, – только и ответила она. Об этом я и сам догадывался.

Я спрыгнул в поднимающуюся воду, фургон уже начинал испытывать на себе силу течения. Теперь мне ясно было видно, что произошло. Мы застряли в глубокой щели. По обеим сторонам ее росли густые кусты, и при виде их я ощутил слабую надежду. Теперь все зависит от того, насколько у них глубокие корни и как цепко держатся они за землю. Если поток подмыл их, то, что я собираюсь сделать, невозможно.

Кусты мешали подниматься, но я опирался о стенку фургона. Передние колеса уже скрылись под водой, но задние глубоко засели в склоне берега, и мне удалось пробраться через густые колючие ветки, исцарапав кожу, и достичь задней стенки фургона. Здесь я развязал крепления, отбросил занавеску и увидел, что самые большие и тяжелые ящики загромождают вход.

Затем я принялся испытывать крепость кустов, не обращая внимания на острые режущие края листьев и колючки. Выбрал один из кустов у самого верха оврага. Здесь до воды было далеко, и куст, хотя я дергал его изо всех сил, не подался. Придется рассчитывать на эту опору.

Я забрался назад в фургон, привязал веревку прочным особым узлом странствующих. Такой узел способен выдержать даже рывок обезумевшего гара. Гар! Ничего в своей жизни я не хотел больше, чем увидеть Витола или другого гара из нашей упряжки, ждущего наверху. Но все они скрылись. Я надеялся, что им удалось отыскать убежище до того, как разразилась буря и ударил град.

Прочно обернув второй конец веревки вокруг себя, я вернулся к кусту. Его основной ствол был толстым, с мое бедро, но мне пришлось ножом срезать ветки, чтобы до него добраться. Я обвязал веревку вокруг ствола. Проверил, как мог, ее прочность и повис на ней всей тяжестью, свесившись вниз по склону. Остановился с возгласом боли. Тяжелые ящики не шевельнулись.

– Дай мне свободный конец.

Тяжело дыша, я обернулся, держась одной рукой за колесо. Илло, в мокрых, прилипших к ногам брюках, протягивала ко мне загорелые руки. Она подошла ко мне так тихо, что я ее не заметил.

Вдвоем у нас может получиться. Нужно попробовать. Теперь она всего лишь еще одна пара рук, добавочная сила. Я кивнул – мне все еще трудно было дышать и говорить, – и она вытащила из-за пояса перчатки и надела их. Я догадался, что она как целительница не может рисковать чувствительностью своих пальцев в том испытании, которое им предстоит. Надев перчатки, она обеими руками взялась за веревку. Я, стоя выше над ней, собрался для нового усилия.

– Давай!

Быстрый рывок, а затем тяга изо всех сил. Веревка подалась! Ящик, застрявший было в двери, подался легко. Повернув голову, я увидел его в отверстии фургонной двери. Но вот ящик наклонился, упал в кусты, подмяв под себя массу зелени.

Я отбросил веревку, спустился и направился к входу в фургон. Илло спускалась за мной. Я пробрался через вторую секцию, направляясь к жилому помещению. И тут увидел: она сделал то, что мне казалось невозможным, потому что мой отец – рослый человек, может, и худой, но с тяжелыми костями. Он лежал выпрямившись на доске, которую она вытащила из боковой скамьи: эти скамьи в случае необходимости легко разбираются, чтобы высвободить место. Теперь, когда она уложила отца, мне оставалось только обвязать веревкой его накрытое одеялом тело.

Наполовину неся, наполовину таща отца, мы успели выбраться из фургона, когда подступившая вода уже перехлестывала через переднюю дверь. Вероятно, передвижение для него было вредно, но это меньшее из зол. Вытащив отца из фургона, мы по-прежнему на доске подняли его по склону через кусты к верху оврага, хотя нам пришлось дважды останавливаться, чтобы я смог прорубить дорогу.

И когда добрались до разрытого края, через который наш фургон сползал во время бури вниз, я шатался от усталости. У меня хватило сил только на то, чтобы уложить нашу ношу и самому лечь на спутанную мокрую траву под расчищающимся небом. Хотелось лежать рядом с отцом, но нужно попытаться спасти от наступающей воды то, без чего нам не выжить.

Трижды я спускался и поднимался, и каждый раз мне приходилось заставлять себя. Теперь наверху лежали драгоценный дорожный мешок Илло, который она уже открыла, обрабатывая раны отца, продукты, мокрые одеяла, наши станнеры и тэнглеры, два ночных фонаря, коммуникатор, который, впрочем, мог и не работать после того, как пережил дикие рывки фургона, и кое-что еще, что, по моему мнению, могло нам пригодиться.

Ясно, что без помощи гартов нам не вытащить фургон. По крайней мере я такой возможности не видел. Конечно, существует вероятность, что коммуникатор услышат в Денгунге, но я не был в этом уверен. У шахтеров есть флиттер, и хотя я не представлял, как далеко от нас их поселок, на этой равнине можно как-нибудь послать призыв о помощи, по которому к нам по воздуху прилетят спасатели.

К счастью, сильный дождь кончился, но трава была мокрая и прибитая водой, и разбивать лагерь здесь плохо. У меня есть нагреватель, который я прихватил из фургона, но его заряда хватит ненадолго.

Илло нарезала одеяло на полосы и попросила помочь перевязать отцу ребра. Она также обвязала ему голову. Теперь, укрытый всем, что мне удалось спасти от поднимающейся воды, он лежал возле небольшого неустойчивого костра. Лицо под загаром казалось не бледным, а серым, и я не мог смотреть на него. И всякий раз как смотрел, во мне поднимался страх, я задыхался, как от болезни.

Из досок, оторванных с внутренних стен фургона, я устроил шалаш, заткнув щели в нем нарубленными ветками. Тучи разошлись, и показалось водянистое солнце. Я поднялся на самый высокий холм, поросший травой, и принялся в бинокль разглядывать окружающую местность. Надеялся увидеть гаров.