Странствующий по Вуру - Андрэ Нортон

– Я странствующий, леди. И мой отец, думаю, мной доволен. Я таков, таким он хотел меня видеть.

– А чего хочешь ты сам?

– Леди, думаю, что никем другим я бы не мог быть.

– Что ж, правду говорят, что гара, обученного для охоты, никогда не запрячь в плуг – он погибнет. К тому же, возможно, тебя коснулась Тень…

– Тень! – Даже здесь, за Хальбом, это слово звучит зловеще.

– Тени бывают разными, – ответила она. – Входи, Барт с'Лорн. Теперь, когда мы наконец встретились, позволь узнать тебя получше.

Она провела меня в большой зал, где сидело много людей, занятых своими делами; девушка за ткацким станком, другая расчесывала пушистую шерсть маленьких гаров, которых ради этой шерсти выращивают; несколько женщин возились у камина и открытой печи. Все с откровенным любопытством разглядывали меня, и я постарался принять выражение привычной отчужденности, какое бывает у отца. Однако заметил девушку, сидевшую у огня, которая совсем на меня не смотрела. У нее был такой вид, словно она спит с открытыми глазами и способна видеть сквозь стены. Руки ее ничем не были заняты, они лежали на коленях ладонями вниз, верхнее платье у нее было тускло-зеленое, короче тех, что обычно носят женщины, и более приспособлено для далеких путешествий.

Мы миновали эту девушку и прошли в дальний конец комнаты, где стояли два мягких кресла. В одно из них села хозяйка, пригласив меня сесть в другое. И сразу начала расспрашивать. И так властно звучал ее голос, что я отвечал не из вежливости, про себя негодуя за это вторжение в мою жизнь, а так, словно она действительно моя кровная родня и имеет право заботиться и знать обо мне все.

Хотя поселок далеко от Портсити, она явно многое знала и предпочитала тот же образ жизни, который ценил и мой отец. Она расспрашивала и о нем, где мы побывали и что делали.

Вначале я пытался уйти от прямых ответов, полагая, что наши заботы ее не касаются. Но она подчеркнуто сказала:

– Он не послал бы тебя ко мне, Барт, ко мне, единственной на всей планете, если бы не хотел, чтобы я это знала. Он с прошлых времен знает мой характер и что движет мной так же, как им, сделав его человеком без корней и крыши. Я тоже из Мунго Тауна – хотя когда пришла Тень, меня там не было.

Она многим меня удивила, но это было сильней всего. За всю жизнь я не встретил ни одного, кроме нас, человека из этого проклятого места.

– Тень убила всех, – лицо ее стало таким же мрачным и заострившимся, каким бывает у отца, хотя у этой женщины круглые щеки и подбородок. – Выжил лишь ты один… Почему?..

– Не один, – поправил я. – Еще мой отец.

Она покачала головой.

– В ту ночь он был в путешествии. Вернулся и увидел тебя. Ты лежал в кровати, не плакал, как будто спал с открытыми глазами. Так происходило повсюду. Всегда выживал ребенок – иногда более взрослый, но к нему никогда не возвращается память. Расскажи, что ты можешь вспомнить – самое первое твое воспоминание!

Требование было резким. Такого даже отец никогда не делал – может, не хотел или не смел.

Я всегда знал, что в тот момент, когда пришла смерть, его в городе не было.

Что я помню? Если бы она не застала меня врасплох, я не стал бы автоматически выполнять ее приказ. Но тут постарался углубиться в прошлое. Я слышал, как мужчины и женщины хвастают, что помнят то или другое из того времени, когда ползали на четвереньках или их носили на руках. Но что помню я?

Я закрыл глаза: воспоминания приходят ко мне так, словно я смотрю фильм или просматриваю свою внутреннюю ленту записей. Что же я вижу?

Над головой жаркое солнце. Я чувствую его. Земля покачивается вверх и вниз, потому что я сижу на широкой спине животного. Животное мирно бредет, временами срывая ветку с кустов по обе стороны, если куст достаточно высок, чтобы не наклонять голову. Руками я вцепился в густую шерсть гара и смотрю на его рога. Животное вьючное, оно впряжено в упряжку рядом с другим, которое тоже время от времени своими мягкими подвижными губами хватает лист или ветку.

Передо мной ярмо – такое, с каким я впоследствии часто управлялся. И вот я еду под солнцем, и хоть оно жжет мне плечи и голову, мне холодно и я дрожу. И мне страшно. Но как ни стараюсь, не могу вспомнить, что меня испугало. Сознание словно отшатывается от этого воспоминания.

Рядом с гаром появляется человек, такой высокий, что даже сравнение с большим животным не делает его меньше или слабее. Он снимает меня со спины гара, словно понимает, какой страх гложет меня. Прижимает к себе, так что я могу положить голову ему на плечо и прижаться лицом. И я отчаянно цепляюсь за него.

Я усиленно стараюсь вспомнить, проникнуть в прошлое, но это – мое первое воспоминание. Мне пять лет, и это моя первая поездка. А за этим – пустота.

Я даже не сознавал, что вслух описываю возникшую в сознании картину, пока не услышал, что у женщины рядом со мной перехватило дыхание.

– Ничего раньше этого? Ничего … о ней?

Неужели я снова дрожу? Я не знал. Неожиданно по другую сторону рядом со мной оказался кто-то, мне в руку вложили кубок, и я поднял его, словно отражая удар.

– Пей, – произнес негромкий голос, и я почувствовал то особое состояние спокойствия, которое могут внушить только целительницы.

Я поднес кубок к губам и отпил, но вначале через край посмотрел на ту, что принесла его. Это была девушка в зеленом платье, та самая, что словно в мечтах сидела у огня и единственная, как мне показалось, во всем зале меня не заметила. Но сейчас она внимательно смотрела, как я пью. Я сделал глоток.

Сладкий напиток или вяжущий? Не похож на обычные настойки домашнего приготовления. Я почувствовал вкус созревших на солнце ягод, осенних фруктов и острой свежести родниковой воды. Все это было смешано так искусно, что трудно уловить определенный вкус. Теплый он или холодный? Холод, который ледяной коркой начал обволакивать меня изнутри, растаял. Я не забыл о нем, просто он отодвинулся в глубину, словно касается кого-то другого, а не меня. А важен именно я, живой, здесь и сейчас.

– Ты целительница, – неловко высказал я очевидную истину.

– Меня зовут Илло. – Она произнесла это единственное имя, не добавив ни имени клана, ни названия дома. Некоторые целительницы действительно не признают ни крыши, ни жилища. Они переходят от места к месту, помогают тем, кто нуждается в их помощи. По-своему они тоже странствующие, но гораздо теснее связаны с другими людьми, чем мы. Они заботятся о незнакомых людях, а мы стараемся держаться обособленно и не обращаемся к помощи, даже когда в ней нуждаемся.

– Ее тоже коснулась тень, – сказала моя родственница. – Ты слышал о Роще Вура?

Странствующие знают все сказания о Тени.

– Но ты тогда была маленькой девочкой? – обратился я непосредственно к целительнице.

– Сначала выпей, – попросила она и не отвечала, пока я не выпил весь напиток и не перевернул кубок вверх дном, как делают на пирах, чтобы показать уважение к произнесенному тосту.

– Да, – сказала она тогда и протянула руку к пустому кубку. – Я была в Роще Вура, первом поселении на севере. Его основал Хелман Вур, именем которого названа наша планета. Возможно даже, я его кровная родственница. – Она пожала плечами. – Кто знает? Я не помню – ничего не могу вспомнить. Меня коснулась Тень.

Глава 2

Если я и вздрогнул, то только внутренне, потому что цепко держался за то внутреннее спокойствие, с которым по примеру отца старался относиться ко всем проблемам этого мира. И со смелостью, которой гордился, спросил:

– А что такое прикосновение Тени? Из всех людей планеты целительница должна знать это лучше других.

Она задумалась. Не потому, как мне кажется, что взвешивала, можно ли давать незнакомцу правдивый ответ, а потому, что подбирала слова, чтобы объяснить то, что объяснять очень трудно. Потом в свою очередь спросила:

– А что такое Тень?

Впрочем, кажется, ответа от меня она не ждала, потому что тут же добавила:

– Пока мы не узнаем это, пока не сможем мы открыть дверь здесь. – Она указала пальцем на свой широкий открытый лоб: как у большинства целительниц, волосы у нее были убраны назад и туго сплетены. – Ведь здесь объяснение этого проклятия.

По сравнению с леди владения она кажется худой, хотя и высокой. Тело крепкое, как путевой посох странствующего, и в нем нет ничего от зрелости женщины, предназначенной рожать детей. Кожа почти такая же загорелая и потемневшая от непогоды, как у меня, а черты лица острые, и их угловатость подчеркивается худобой щек. Тем не менее в ней чувствуются спокойствие и властность, которые сопутствуют ее дару, так что по-своему она не уступает приютившей ее хозяйке: я не сомневался, что она не из этого владения.

Девушка снова прямо посмотрела на меня.

– Приходит необходимость…

Я не понял, что она имеет в виду, но когда спросил, она быстро повернулась и с пустым кубком направилась в зал. Я посмотрел на хозяйку.