В твою любовь. Рискуя всем (СИ) - "Dididisa"

Бедро болело не так сильно и кровоточило реже — скорее всего, заживало, но и на это мне было уже наплевать.

На всё.

Стало.

Плевать.

Та самая стадия безысходности и принятия ситуации, которая даже начинала утомлять. Я ждала финала, ждала оглашения приговора, который, уверена, будет не в мою пользу, а дальше — пара минут, острая игла в шею и, возможно, в потустороннем месте, в которое больше никто в Чикаго не верил уже давно, мне посчастливится увидеться с Эриком. Может быть, я смогу обрести его прощение.

Хотя бы так.

Хотя бы после смерти.

Открыв электронный замок картой-ключом, охранник развернул меня лицом и слегка подтолкнул в плечо, и когда я оказалась на пороге, быстрым движением снял оковы с рук.

Дверь с характерным звуком закрылась; в это мгновение я затылком ощутила чужеродное присутствие в камере.

Медленно повернувшись, я еле удержалась от того, чтобы не впечататься обратно в дверь и не вздрогнуть от охватившего ужаса.

Неужели после стольких дней он пришёл…

Я уловила своё учащенное дыхание и с силой закусила губы, чтобы не позволить человеку напротив насладиться моей слабостью, которая медленно стала перебиваться всеми возможными оттенками ненависти, зарождающейся внутри, как кипящая лава.

Больше всего на свете я хотела в тот миг слиться со стенами и исчезнуть.

Том, вальяжно расположившийся на моей койке, с лёгким деланным равнодушием в глазах осмотрел меня и, растягивая слова, промолвил:

— Никогда не забуду нашу первую встречу, Грейс.

Выдержав паузу и отметив, что я не собираюсь ничего говорить, всё ещё стоя у двери, он в том же тоне продолжил:

— На тебе было чёрное платье, которое несказанно шло твоему светлому образу. В глазах была нерешительность, еле заметное предвкушение и искренняя благодарность, когда мы говорили. Уже тогда я ловил каждый твой жест, каждое действие; следил за твоими успехами и всячески оказывал поддержку, терпеливо ожидая тот день, когда ты заметишь моё внимание.

Его когда-то дружелюбный голос отдавал теперь привычным металлом, который сплелся с какой-то неуместной мечтательностью. Это создавало опасный контраст, заставляющий насторожиться. И пока Том переводил дыхание, чтобы продолжить, я сквозь зубы процедила:

— Я никогда не давала тебе повода думать, что ты можешь ожидать от меня чего-то большего.

Он минуту-другую пытливо оглядывал меня, затем вздохнул и проговорил:

— Ну так, у твоего благоверного тоже не было повода думать об этом — вы даже не ладили во время обучения — но ты почему-то решила отдаться ему с первых же дней.

Я прикрыла глаза, ощущая горькую желчь во рту. Всё разузнал, всё выяснил.

Это какой-то чёртов театр абсурда. Какая ему к чёрту разница, как и почему мы сблизились с Эриком? И какого дьявола он всё это время считал, что между нами что-то возможно?

Сам придумал, сам поверил — обычно это женский удел, но Том, кажется, не брезговал таким самовнушением. И то, что он смеет упоминать о моём лидере, заставляло меня сводить челюсти до боли от прожигающей ярости.

Он намеренно пришёл вывести меня до суда, чтобы под влиянием эмоций я не смогла дать внятных показаний.

Кислород долбил лёгкие так, словно я пробежала несколько километров. Сердце никак не хотело приходить в норму, и единственное, чего я желала — скорейшего ухода Тома из комнаты. Но он лишь медленно поднялся, всё ещё буравя меня взглядом.

— Почему бы тебе не убить тогда ещё одного парня из Искренности? — вдруг вызывающе воскликнула я, встречаясь с ним глазами. — Он был до Эрика, и если следовать твоей абсолютно идиотской логике, меня не должен был трогать никто, кроме тебя. Так расправься и с ним.

— Это всё уже ни к чему, — моя восставшая смелость улетучивалась с каждым шагом Тома ко мне.

Спина соприкоснулась с закрытой дверью, а ладони сжались в кулаки, когда между нами осталась лишь пара сантиметров. Выдох Тома, в котором я буквально на своей коже ощутила такую же невероятную ненависть к себе, опалил меня, когда он сказал последнее перед дальнейшими действиями:

— Тебе больше никто не поможет. И ты больше никому не принадлежишь, кроме меня.

Он тут же стремительным жестом с силой захватил мои руки, прижав их над головой.

Мой вскрик утонул в омерзительном поцелуе, который поцелуем-то сложно было назвать — Том кусал мои губы так, словно собирался вырвать их навсегда. Поддавшись своим воспрянувшим инстинктам, я попыталась оттолкнуть его всем телом, но куда мне — и так абсолютно никакие, нулевые навыки самообороны за эти дни заточения ушли за минусовую черту плюс сказывалась моя рана на ноге. Одна рука Тома перехватила оба моих запястья, а другая со смачной пощечиной прилетела в лицо, заставив голову дернуться так, что перед глазами заплясали звёзды.

Под закрытыми веками скопились слёзы боли и отчаяния, и самым отвратительным для меня был не факт совершаемого надо мной насилия, а вероятность того, что он сначала может запросто вырубить меня, а потом воспользоваться — и тогда я не запомню ничего. Ничего из того, что должно после выжечь душу до состояния неутолимой жажды вендетты. Я попыталась закричать снова, краем сознания понимая, что это действительно бессмысленно, и никто не придёт мне на выручку, но очередной удар в лицо не позволил этому случиться — голова метнулась уже в другую сторону, и пока его грязные руки шарили по моему телу, избавляя от одежды, я лишь снова закрыла глаза, моля о том, чтобы всё поскорее закончилось.

Том вцепился зубами в мою шею, оставляя засосы там, где когда-то были следы укусов Эрика, и от этой мысли я лишь тихо заскулила, осознав собственную ничтожность и беспомощность.

Он схватил меня за подбородок, до боли сжимая щеки и вынуждая смотреть ему прямо в глаза. Слёзы струились по скулам, и как я не пыталась их остановить, у меня не получалось.

— Нравится, Грейс? — всё, что угодно, лишь бы не слышать этот похотливый голос… — Он ведь делал так же?..

Одним резким движением Том буквально ломает мою ширинку, сдирая брюки до середины ягодиц, а моё тело всё бьется в попытках побега. Но он слишком силен, слишком…

Чужие пальцы грубо спускаются к линии белья, и я обессилено шепчу, закрыв глаза:

— Какой же ты ублюдок…

Очевидно, это спровоцировало его и, одновременно, косвенно спасло меня от дальнейшего проникновения в мою абсолютно сухую промежность — Том с рыком схватил меня за талию и со всей мощи швырнул в центр камеры, и пока я летела к полу, чудом успела сквозь слёзы и тихий вой заметить оставленные после обеда на столе грязную тарелку и приборы.

Приборы.

Приборы, чёрт возьми… Их не забрали…

Нож!

Я понимала, что это мой единственный шанс. Да, он не метательный, да, он с туповатым лезвием, но с моими навыками может стать крайне опасным оружием против насильника. Лишь бы добраться до него…

Расстояние между нами увеличилось — я упала на колени, больно приложившись чашечками к полу и ощутив разрывающую судорогу в ране на бедре, а Том, дыша, как зверь, остался стоять у двери, наслаждаясь моим поверженным видом. Очевидно, хотел уложить меня либо на пол, либо на койку, ведь трахать жертву стоя ох как неудобно… Козёл.

Адреналин попал в кровь, а разум обрел трезвость. Я откинула растрепавшиеся волосы со лба, сглатывая желчь в саднящем горле, и лишь драгоценных нескольких секунд его замешательства хватило на то, чтобы опрокинуть поднос на себя со стола у двери и моментально перехватить алюминиевый клинок. Том, как в замедленной съемке, отупевшим взглядом проследил за тем, как нож лёг в мою ладонь, и следующие действия произошли в одну и ту же секунду — я вскочила на ноги, отбегая в другой угол, а бывший командир полигона дернулся в мою сторону, но тут же остановился.

В комнате повисла замогильная тишина, нарушаемая лишь нашим рваным дыханием.

Заметив немой вопрос в его глазах, в которых, в том числе, теперь плескался страх, я тихо прохрипела:

— Ты знаешь, что я это сделаю, мать твою.