Красный туман (СИ) - Айя Субботина

   -- Мне под силу и большее, - успокоил марашанец. - Единственное, чего я не знаю - передвижений крысы. Где она бывает и на какую приманку легче всего соблазниться.

   -- Черед десять дней назначена ярмарка по случаю празднования Высокого солнца, Крыса будет там.

   -- Боюсь, я не успею подготовить крысоловку так быстро, - не стал юлить Дору. Опытный убийца никогда не преувеличивает свои силы, но всегда умалчивает о своих истинных возможностях. Пусть сперва толстяк пошевелит мозгами, поднапряжет разжиревши извилины, а он, Дору, подумает, что из услышанного годится для использования.

   -- Я так и думал, - на удивление спокойно отозвался Игрок. - Потрись возле нее, посмотри, как проскользнуть через мышиный заслон, а заодно хорошенько подумай, выполнишь ли работу. Мне мазня без результат не нужна.

   -- А что будет, если я увижу, что не могу?

   -- Уйдешь с пустыми карманами, - с непроницаемым безразличием сказал Игрок.

   -- Это очень большая щедрость, другой бы на твоем месте перерезал мне глотку, - беззаботно улыбнулся Дору. Не боясь быть разоблаченным он, наконец, расслабился, распрямил спину и открыто зевнул.

   "Так ты меня и отпустил, - подумал под видом показной бесшабашности, - наверняка у тебя человечек имеется специальный, чтобы срань подчищать".

   -- Мне нечего бояться - ты производишь впечатление умного человека.

   Дору очень хорошо знал разницу между "производить впечатление" и "быть на самом деле". К счастью для марашанца, Игрок думал иначе, а ум хвалил для красного словца и ради успокоения бдительности собеседника.

   -- Во сколько крысу вывезут на выгул?

   -- За час до полудня. Повозят по городу потехи ради, а потом отвезут на Площадь красной луны.

   Дору кивнул. Праздник Высокого солнц в риилморских землях принято открывать резней. Впрочем, сами они называют это "добровольных переходом во владение Предвечного", но хрен редьки не слаще. В полдень на Площадь красной луны приведут подготовленных добровольцев: вымытых, гладко выбритых и в свежих сорочках. Точь-в-точь потрошенные цыплята, подготовленные к укладке на разделочную доску. Добровольцев уложат на жертвенные камни и начнется потеха: двенадцать гаруспиков вскроют двенадцати счастливчикам животы, начнут вынимать потроха и выуживать из еще теплых кишок, печени и сердца наиправдивейшие пророчества. В конце цыплятам вскроют черепа и разберут студенистые комки мозгов - вот где, вне всякого сомнения, лежит Великое пророчество. В голове одного из двенадцати оно непременно сыщется. Гаруспик пафосно известит толпу, что обещанный час расцвета Риилморы уже близок, что сами Создатели говорят об этом. При этом он будет энергично сотрясать ошметками мозга, а горожане все как один - ликовать и радоваться. Ну, кроме тех двенадцати, которые ко времени счастливо предзнаменования успеют издохнуть.

   Дору мысленно отстранился от предстоящего глумления, и сосредоточился на Крысе. Если рассудить, то предстоящее празднество - хороший шанс. Возможно - единственно наилучших из всех. О том, что не успеет подготовиться, Дору сказал для отвода глаз. Он - мастер, и умеет работать быстро, даже с занозой в заду.

   -- Как связь держать будем?

   Игрок удивленно вскинул тонкую и местами плешивую бровь. Наверняка ждал каких-то вопросов, уговоров и торга. У Дору на этот счет имелись другие соображения. О деньгах будет отдельный, обстоятельный разговор. Марашанец терпеть не мог дважды мусолить одну и ту же тему, и еще только собирался готовиться к торгу. Но прежде, чем требовать немалую сумму сверх оговоренной, нужно заручиться доводами и аргументами, на которые Игроку будет нечем возразить. Так же немалую роль играла территория: в собственном экипаже толстяк чувствует себя селезнем в собственном пруду, и это дает ему некоторое преимущество. Совсем иначе он попляшет на чужой земле.

   -- Каждый день мой человек, - он выразительно кивнул в сторону занавешенного окна, - будет приходить в "Пеструю ленту" и проводить там два часа до полудня и два часа до заката. Ему можно передавать записки или на словах, - он безразлично махнул ладонью. - Он будет присматривать за тобой.

   -- Следить, - переиначил марашанец.

   -- Страховать мои интересы. - Игрок любил оставлять последнее слово за собой, и Дору согласился потакать этой прихоти. - Если ты хотя бы день не выйдешь на связь и не покажешься в таверне, я буду считать наш уговор расторгнутым, а тебя... ммм... - Он нарочно тянул время, подбирая слово, которое и так знал, - ... ненадежным.

   Дору опять поддакнул кивком.

   -- Будь уверен, я не дам повода усомниться в моей решительности.

   Игрок кашлянул в кулак, и откинулся на спинку сиденья. Дору увидел в этом сигнал к окончанию разговора и беззвучно покинул экипаж. Незнакомец, который привел его к экипажу - его теперешний связной - захлопнул дверцу, процедил Дору сквозь тусклый взгляд и прыгнул на подножку. Свист, щелчок кнута - и лошади сорвались с места, точно заведенные.

   Дору дождался, пока экипаж скроется за поворотом. Моросил дождь и Верхний Нешер укутала сырая пелена тумана. Наемник подставил лицо холодным каплям, с наслаждением ощущая, как краска, а вместе с ней личина болезного бюргера, стекают с него. Притворство - прекрасное средство пролезть в любую щель, но от него быстро устаешь. За свою жизнь Дору примерил столько масок, что начинал забывать - каков же он на самом деле.

   Дождь припустил, и очень скоро марашанец промок до нитки. На плечи опустилась неизвестно откуда взявшаяся обреченность. Он знал, что выиграет. Чутье ли нашептывало, или чувство безнаказанности, но какая разница? Все дни с момента получения задания и до последней минуты он сомневался, стоит ли ввязываться. Гнал неуверенность, убеждал поднявший голову страх, что давно пора переходить на уровень, достойный его навыков. Отчасти он и за инвигу ухватился именно потому, что какая-то часть его жаждала найти повод отступить. Но у Создателей кислое чувство юмора, иначе дело не приняло бы такой поворот.

   Дору вытер лицо ладонью, но оно снова стало мокрым. Морось превратилась в назойливый ливень, в шуме которого Дору слышалось противно хлюпающее: "Это будет твоя последняя охота".

Грифид

   Канцлер потер переносицу, в которой угнездилась глухая ноющая боль, словно он имел неосторожность вдохнуть гианских пряностей. Грифид глубоко втянул носом воздух - звук вышел такой, будто дул в заткнутый с обратной стороны кальян. Треклятая "сыпучка", остолоп повар снова приправлял еду дьявол знает какими травами и специями. Сколько уже в его бестолковую голову вколочено, чтобы не клал ничего, кроме соли - так нет, норовит по-своему вывернуть. Нужно бы потерять терпение и приказать поучить его плеткой - она остра на язык.