Нет голода неистовей - Кресли Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Став на колени, он притянул Эмму к своей груди и поднял ее руки, чтобы она обхватила его за шею. — Держись за мня.
Когда она кивнула, он заскользил пальцами от ее плеч к груди и ниже, затем опустил обе руки, чтобы коснуться ее лона. Эмма снова стала влажной. Но он все так же оставался неподвижным, поглаживая большими пальцами ее соски, сминая нежные груди, лаская ее тело до тех пор, пока она снова тяжело не задышала. Ее пронзило жгучее желание, точно такое, как той ночью в ванной. Нет, даже сильнее чем в тот раз, потому что теперь она точно знала, в чем нуждалась.
Вспомнив свое неудовлетворение той ночью, Эмма испугалась, что он снова поступит также, поэтому вильнула бедрами ему навстречу.
Низко зарычав у самого ее уха, он спросил:
— Хочешь еще?
— Д-да.
— Стань опять на четвереньки… позволь дать тбе это.
Только она повиновалась, как он сжал ее бедра и, медленно выйдя из нее, снова вошел, но уже глубже. Эмма закричала, и в этот раз — от наслаждения. Когда она выгнулась и расставила ноги еще шире, Лаклейн простонал ее имя в ответ. Его голос звучал иначе. Все еще низкий, он казался гортаннее. Походя почти на… рык.
И снова выпад бедер, еще одно погружение, только в этот раз куда резче.
Чем сильнее было наслаждение, тем туманнее становились мысли Эммы. Каждое размеренное скольжение заставляло ее всхлипывать, а каждый раз как его кожа шлепком соприкасалась с ее собственной, заставлял Эмму молить о большем. Воздух вокруг наэлектризовался, и уголки ее губ изогнула ухмылка. Она упивалась небом, запахами и Лаклейном, погружающимся так глубоко в ее тело. Он вытянулся, прижавшись к ее спине грудью, и Эмма почувствовала его рот на своей шее. Ощутила укус. Не такой пронзающий кожу, как ее, но дарящий удовольствие. Словно это она кусала его.
— Собираюсь кончить так сильно, — прорычал он, не отрываясь от ее кожи, — что тебе покажется, будто я снова вонзился в тебя.
Она вновь взорвалась в оргазме, и воздух наполнили крики экстаза. Закинув голову ему на плечо, Эмма захотела вновь ощутить его рот на своем горле.
— О, Боже, да, — выкрикнул он и впился в ее шею… Она действительно ощутила, как он мощно взорвался, выплескивая в нее горячую сперму.
Но, даже кончив, он не прекратил свои толчки.
Оргазм оказался сильнее, чем когда-либо, но разрядки так и не наступило. Если такое было возможно, желание только усилилось.
— Я не магу остановиться.
Не прекращая в нее погружаться, он перевернул Эмму на спину и пригвоздил ее руки над головой. Ее волосы разметались вокруг головы, будто создавая ореол. Стоило Лаклейну вдохнуть их аромат, как у него внутри словно что-то взорвалось. Сила этого всплеска заставила его пошатнуться. Он делал ее своей. Наконец. Он был внутри своей пары. Эммалин. Он взглянул на ее лицо. Веки закрыты, губы блестят — она была так прекрасна, что это даже причиняло ему боль.
Луна полностью взошла, освещая все вокруг, отбрасывая серебряные блики на ее выгибающемся под ним теле. Весь контроль, что в нем еще оставался, исчез, и его место заняло животное, жаждущее обладания.
Возьми ее. Заклейми.
Никогда прежде он так явственно не чувствовал свет луны на своей коже.
Все мысли тотчас пришли в неистовство.
Она убежала от него. Хотела оставить его… Никогда.
Он все больше терял контроль… Иисусе, нет, он… превращался. Клыки заострялись, чтобы оставить след на ее коже, заклеймить.
Когти удлинялись, чтобы впиться в ее бедра, когда он станет изливаться в ее лоно снова и снова.
Овладеть ею полностью.
Она была его. Он нашел ее. Заслужил ее. Заслужил все, что вот-вот собирался у нее взять.
Вонзаться в ее нежное, податливое тело, пока луна светит над его головой — было удовольствием, какого он еще не испытывал.
Заставь ее полностью подчиниться.
Он, не прекращая, лизал, кусал и ласкал ее тело, удовлетворяя свою страсть. Был просто не в силах остановить рвущиеся из груди крики, рыки, или свою потребность почувствовать на языке ее влажную плоть. Знал, что был слишком груб. Но уже не мог не врезаться в ее тело или не овладевать ею еще сильнее.
Когда оставшимися крупицами воли он все-таки заставил себя отодвинуться от Эммы, она в исступлении впилась когтями в землю, продолжая выгибаться навстречу его телу.
— Почему? — закричала она.
— Не могу причинить боль, — его голос казался чужим.
— Прошу… вернись в меня.
— Ты желаешь этого? Когда я такой?
— Да… хочу тебя… именно таким. Пожалуйста, Лаклейн! Я тоже ее чувствую.
Луна действовала и на нее? Услышав мольбу своей пары, он всецело отдался желанию.
Взор заволокла пелена. И все, что он видел — это серебро, отблескивающее в ее глазах, смотрящих прямо в его собственные — и манящий темно-розовый цвет ее полных губ и сосков. Накрыв Эмму собой, он будто заключил ее в клетку собственного тела. Наклонив голову, он обвел языком ее соски и втянул сначала один, потом второй, в рот, а после переключился на ее губы. Крепко сжав ее своими ладонями, он удерживал ее на месте, пока поднимался на колени.
— Моя, — прорычал он и резко ворвался в ее тело.
Будто откуда-то со стороны, он слышал низкие, гортанные рыки, вырвавшиеся из его груди при каждом исступленном погружении в ее плоть. Ее груди подпрыгивали в такт движениям. Взгляд Лаклейна впился в тугие, упругие бутоны, влажные после его неистового сосания. Напряжение в его члене все возрастало, и внезапно Лаклейн почувствовал, как Эмма, уронив голову, впилась когтями в его кожу.
— Моя… — Она хотела покинуть его? Он стал трахать ее со всей силой.
Она принимала эту мощь, пытаясь двигаться навстречу его толчкам.
Он схватил ее за затылок и, встряхнув, притянул к себе. — Сдайся мне.
Ее глаза распахнулись, когда она снова кончила. Взгляд застыл, остекленел. Лаклейн мог чувствовать, как сокращаются стенки ее влагалища, сжимая его плоть все сильнее.
И сорвался следом. Закричав, он начал выплескивать в нее горячую сперму, еще и еще. Все что он понимал в этот момент — Эмма выгнула спину и раздвинула бедра еще шире, словно упивалась ощущением его члена внутри себя.
Когда луна спряталась, и она уже не могла кончать, Эмма упала обессиленная на землю. Издав последний стон, Лаклейн упал на нее. Но она не чувствовала дискомфорта.
Спустя мгновения, он поднял колено и встал, повернув ее к себе лицом. Лежа на боку, он убрал волосы с ее рта. Теперь, когда безумие ночи закончилось, она чувствовала всепоглощающую радость оттого, что он ее заклеймил. Это было так, словно она ждала этого не меньше него.
Перекатившись на спину, Эмма потянулась и взглянула сначала на небо, а затем на деревья. Трава казалась такой же прохладной, как и воздух, но Эмма вся горела изнутри.