Нет голода неистовей - Кресли Коул

— Я слушаю, — быстро сказал он.

— В смысле от самого акта, — промурлыкала она, плавно опускаясь на пол и вставая перед ним на колени. Тонкими бледными руками она нерешительно раздвинула его ноги.

Поняв, что происходит, Лаклейн от удивления открыл рот.

— Ты же не хочешь сказать, что… — ему должно быть противно. Но его член поднялся по стойке смирно.

— Я хочу тебя всего, Лаклейн. — Мурлыкающие слова. Прекрасная Эммалин с пухлыми губами и молящим взглядом голубых глаз. — Хочу всё, что ты можешь дать.

Он хотел дать ей всё, чего она желала. Всё. Дрожащей рукой Эмма расстегнула пуговицу на его джинсах.

Лаклейн с трудом сглотнул.

Не должен ли он, по крайней мере, сначала подумать об этом? Помоги ему Боже, но он боролся с собой, пытаясь не положить руки ей на голову и не поторопить ее. Он чувствовал, что в любой момент Эмма может растерять свою решимость, знал, что никогда прежде она не дарила мужчине подобного наслаждения. Начать ночь полнолуния так..? Он, должно быть, грезит.

Эмма медленно расстегнула его джинсы и задохнулась, когда его член вырвался на волю, а затем одарила его робкой, но соблазнительной улыбкой. Его эрекция, казалось, порадовала ее. Она обхватила член двумя руками, словно ни за что на свете не собиралась его отпускать.

— Эмма, — голос Лаклейна звучал прерывисто.

— Продержись столько, сколько сможешь, — сказала она, проводя рукой по всей его длине. От удовольствия у него закрылись глаза.

Сначала Лаклейн ощутил ее дыхание, заставившее его задрожать. Затем ее влажные губы и язык, скользящий и пробегающий по его плоти. О, у нее был порочный маленький язычок…

Господь всемогущий, ее укус.

Издав страдальческий стон, Лаклейн упал спиной на кровать, но сразу же обхватил ладонью ее лицо и поднял голову, чтобы видеть ее ротик на своем члене. Он просто извращенец…

— Я не… знал. Теперь только так, — прорычал он, — всегда.

Лаклейн не понимал, кончит ли он сейчас же или потеряет сознание. Ее руки были повсюду — обхватывали, дразнили, сводили его с ума. Он ощутил стон Эммы кожей, ее глотки стали более жадными. Никогда прежде она не пила так много, но если ей это необходимо, он даст. Лаклейн слабел, но не хотел, чтобы это прекращалось.

— Эмма, я сейчас… — его глаза закатились, и всё почернело.

Глава 26

Не оглядывайся! Обуешься в машине. Беги, что есть сил!

Рванув прямо к огромному гаражу, Эмма проверила кучу машин на наличие ключей, но ни в одной так их и не нашла. Отчаяние и паника все больше овладевали ей.

Внезапно в голове прозвучало еле слышное «БЕГИ!».

Да ведь она пыталась. Эмма кинулась обратно к замку и обыскала окрестности, надеясь найти рабочий грузовик. Сейчас ее бы устроил даже чертов трактор.

Но тут она, нахмурившись, замерла. Прямо из-за горизонта исходило тепло.

Будто в трансе, Эмма подняла лицо ему навстречу. Сегодня… всходила полная луна.

И она чувствовала ее свет. Именно так — как ей всегда казалось — чувствовали тепло солнца люди.

Ее слух обострился. Что-то из лесу взывало к ней. Но именно это темное место Эмма всегда обходила стороной, изучая окрестности замка. Даже сейчас одного взгляда в том направлении было достаточно, чтобы убить в ней обретенную смелость.

Беги туда! — нашептывал ей голос.

Эмме пришлось побороть внезапное желание стремглав броситься в этот жутковатого вида лес. Лаклейн наверняка поймал бы ее там. Он охотник, ищейка. Это у него в крови. У нее бы попросту не было там шансов.

И все же, ее тело трепетало, она с трудом владела собой. Казалось, ей безумно не хватало этого чувства, бега по лесу, хотя ей никогда не приходилось делать ничего подобного. Не обезумела ли она, уже даже допуская подобную мысль?

Беги!

С криком она бросила свои туфли и поддалась зову, убегая от особняка и взбешенного ликана, который должен был вот-вот проснуться. Нырнув вглубь леса, Эмма поняла, что может все отчетливо видеть. Ее и так неплохое ночное зрение сейчас было просто безупречным.

Но в чем причина? Неужели это кровь Лаклейна так на нее подействовала? Хотя… Она и правда выпила немало…

Тут ей стало ясно — ликаны могли видеть ночью не хуже, чем днем.

Эмма чувствовала запахи всего вокруг: травы, влажной почвы, мха. Да что там, даже камней, покрытых каплями росы. От этих ощущений голова шла кругом. И если бы ноги не держали ее сейчас уверенно на земле — так, будто она уже тысячи раз бегала этим лесом, — она бы попросту упала.

Окружающие ее запахи, звук учащенного дыхания и удары сердца, воздух, щекочущий кожу… рай. Все это было похоже на рай.

И тут она осознала… Для нее бег был афродизиаком. Каждый новый шаг, подобно сильному толчку, отдавался вибрацией глубоко внутри нее.

Где-то вдалеке в замке эхом отозвался яростный рев Лаклейна, и весь тот черный мир, что окружал ее, будто содрогнулся. Слыша, что он бежит по пятам, Эмма ощутила потребность в разрядке. Не страх того, что он с ней сделает она чувствовала в этот миг, а предвкушение. Он был уже так близко, что Эмма могла слышать неистовые удары его сердца. Даже будучи ослабленным, он гнался за ней что было сил.

Лаклейн будет преследовать ее вечно.

Казалось, эти слова пронеслись в ее голове. Он заклеймит ее и никогда не отпустит. Вот как поступали мужчины его вида.

Теперь ты тоже принадлежишь его виду, — раздался шепот в ее голове. НЕТ! Она не сдастся.

А пара ликана позволила бы себя поймать. Она ждала бы его голая на траве, готовая к ласкам, или у дерева, выпятив попку: бедра приподняты, руки над головой. Она бы наслаждалась этой погоней, предвкушала бы его свирепость.

Эмма сходила с ума! Откуда она могла все это знать? Она бы никогда радостно не принимала ничью свирепость. «Кричи при первом же признаке боли» — было ее девизом.

Она почти добралась до открытой местности, и тут Лаклейн ее все-таки настиг. Когда он повалил ее на землю, Эмма, было, приготовилась к падению, но Лаклейн извернулся и принял удар на себя. Открыв глаза, она увидела его над собой, стоящим на четвереньках.

Он был больше. Глаза утратили свой золотистый цвет и сейчас сверкали тем жутковатым голубым. С каждым выдохом из его груди вырывалось тихое рычание. Она знала, что он слаб — чувствовала насколько, когда он бежал за ней — но его очевидное намерение придавало ему сил.

— Пере… вернись, — выдавил он. Его голос звучал искаженно, сипло.

Внезапно небо рассекла молния, — которую он, похоже, даже не заметил — но Эмма уставилась на нее, словно та была кометой. Могло ли так случиться, что в ней больше от валькирии, нежели она думала?