Возвращение принцессы - Марина Евгеньевна Мареева

— Давно? — спросил Дима, угрюмо взглянув на жену.

Нина подавленно молчала. Конец. Благодарение Богу, Нина не раскрыла всей правды ни матери, ни Косте, ни своей распрекрасной дочери-болтушке, все, больше Ирке веры нет ни на грош. Для семьи Нина придумала сказочку-легенду про большую солидную фирму и пресс-атташе.

— Так это тебя там приложили? — И Дима указал перстом на Нинин синяк. — Там, да?

— Господи, да как тебе в голову только… — растерянно начала Нина.

— Работать захотелось? — перебил ее Дима. — Эмансипэ драная! — заорал он. — Знаю я эти фирмы! Карьеры ей возжелалось! На пятом десятке! Ира, выйди. Жажда деятельности у нас прорезалась! На старости лет!

— Что ты несешь? — ахнула Нина. — Ира, выйди!

Подлая дочь не двигалась с места, словно приклеилась к стене. Грызя ноготь, она наблюдала за родительской разборкой с жадным любопытством.

— Что у нас, денег нет совсем? — орал Дима, остановившись посреди палаты и опираясь обеими руками на трость. Как стивенсоновский Сильвер-злодей — хромой и разъяренный. — Ты же сказала — квартиру продали, долг этим ларечникам отдали и на жизнь осталось. Меня выпустят через неделю, что я, денег в семью не добуду, что ли?

— Добудешь, добудешь. — Нина подошла к нему, обняла за плечи. — Успокойся. Тебе нельзя волноваться.

— Знаешь, откуда у тебя этот синяк? — прохрипел Дима. — Это к тебе там приставал кто-то, в этой долбаной фирме твоей.

Нина истерически рассмеялась. Ничего более нелепого, более немыслимого…

— …А ты по рукам ему дала, а он тебе — по морде! Я знаю! Я зна-аю!..

…более смехотворного он не мог бы придумать. Бедный Дима, дурачок ты мой колченогий, ничего ты не знаешь про мою теперешнюю жизнь, и не нужно тебе знать…

Нина все еще смеялась, не в силах остановиться, и Ирка-мерзавка тоже захихикала, выдавив сквозь смех:

— Сказать, на кого вы похожи? Только не обижайтесь, ладно?

— Пара калек, — уже беззлобно буркнул Дима. — Отчим на костыле и мать с подбитым глазом. Сладкая парочка. Повезло тебе с предками, Ирэн.

— На лису Алису и кота Базилио!

— Во-во, — кивнул Дима. — Только Страны дураков не хватает.

— Почему ж не хватает? — возразила Нина, отсмеявшись. — Ты взгляни за окно.

Нина сидела в микроавтобусе.

Михалыч пересчитывал деньги — пятьсот долларов полтинниками. Нина возвращала долг частями, почти еженедельно. Михалыч и его хозяева пошли ей навстречу — святые люди, дай Бог здоровья, если бы вы знали, как я вас ненавижу, до конца дней моих, в самых страшных снах, в ночных кошмарах будет мне снится этот душный тесный фургон, Михалыч в неизменном сером пиджаке в «рубчик», его корявые узловатые пальцы, ловко пересчитывающие деньги, заработанные такой кровью!

Михалыч и его хозяева пошли Нине навстречу — позволили ей платить в рассрочку. Деньги, вырученные на продаже черемушкинской Костиной халупы, Нина отдала сразу, еще в сентябре.

Нина отдавала и все свои таблоидные гонорары, когда — двести, когда — триста. Михалыч приезжал, считал деньги, складывал их в карманчик потертого старенького портфеля из кожзаменителя. Этот портфель, наверное, тоже будет сниться Нине до скончания дней — копеечный облезлый портфельчик, бездонная прорва, с неизменной жадностью заглатывающая Нинины деньги, Нинины силы, Нинино время, Нинину жизнь…

Михалыч щелкал замками, ставил какую-то закорючку в своей тайной ведомости, в толстой амбарной книге. Дурацкая нелепая проформа, филькина грамота, чушь собачья, вот завтра он, к примеру, возьмет и скажет Нине: «А где еще три штуки? Ты нам еще три должна!» Не дай бог, конечно. Но вдруг возьмет, скажет — и что тогда?

Ей уже казалось временами: она на вечном оброке у этого немногословного, корявенького, себе на уме мужичка. Никогда этому не будет конца. Крепостная. Как там Аладдин-то? Раб лампы? Тогда она, Нина, — раб портфеля. Ветхого портфеля из кожзаменителя, со сломанной ручкой, прикрученной к крышке проволокой, с оглушительно, алчно щелкающими железными замками.

Про себя она называла Михалыча Счетчик. Счетчик, считающий ее деньги. «Счетчик», на который Нину поставили. Ее, Диму, детей… Нина посмотрела в окно — Вовка с ленцой расхаживал по детской площадке, подошел к качелям, присел на краешек. Сегодня он был с Ниной, она забрала его у матери на сутки — соскучилась.

— Так. — Михалыч щелкнул замками портфельчика. — Ну, ладно. Две с полтиной остаешься должна, Нина Николаевна, и давай-ка поторопись.

Нина отвернулась от окна и напряженно взглянула на Михалыча.

— Поторопись, — жестко повторил тот. — И так на целую осень все растянула.

— Я вам основную сумму почти сразу отдала, — возразила Нина. — Мы же договорились — оставшееся я возвращаю, как смогу.

— Договорились, — согласился Михалыч. — Только у хозяев моих обстоятельства поменялись, Нина Николаевна. И так скажи спасибо, что навстречу пошли, а теперь у них новое дело наклевывается, туда большие вложения нужны. Две недели тебе на две с полтиной. Добывай как хочешь. Когда мужик твой вернется? — спросил он без паузы, сразу.

— Зачем это вам? — У Нины сжалось сердце. — Я же вас просила… Прошу! Не трогайте его, он ни о чем не должен знать, — моляще произнесла она. — Я найду эти деньги. Две недели — значит, две недели. Я сама вам позвоню, сама.

— Ладно. — Счетчик зевнул. — Звони.

Нина выбралась из машины, перекинула сумку через плечо, зябко повела плечами, пытаясь унять нервную дрожь.

Микроавтобус тронулся с места, шурша шинами по лиственному насту. Нина зашагала к детской площадке, к качелям.

Сына там не было — ни у качелей, ни у турника.

Нина загнанно огляделась. «Мицубиси» Михалыча мелькнул у поворота и пропал. Где Вовка?!

Одурев от панического страха, Нина заметалась по двору. Гаражи, скамейки у подъезда, консьержка… «Вовка заходил? Нет?.. Вы не видели моего сына?.. А вы?..»

Задыхаясь от ужаса, она носилась по двору, кричала в голос, теперь-то было не стыдно кричать, теперь, когда исчез ее мальчик… Господи, а если эти, из микроавтобуса, увезли его невесть куда?

Что же делать? Нина не отдавала себе отчета — рука сама потянулась к сумке за мобильным. Спасение и помощь — это семь цифр, последние — семь-ноль, семь-один.

Петр приехал минут через десять. Нина ринулась к нему через двор:

— Петя! Вовки нет! Он был вот здесь, у качелей…

— Так. Друзья его. Адреса, — отрывисто сказал Петр, закрывая машину.

— Какие друзья, какие адреса, ему восемь всего, я его никуда не пускаю! — прорыдала Нина на бегу, вцепившись в руку своего оловянного Солдатова, уже рванувшего через двор, к дому.

— Куда он мог пойти? Магазины? Бульвар, метро, куда?

Он завернул за