Принцесса на горошике - Виктория Юрьевна Ястреб

Виктория Ястреб

Принцесса на горошике

[в иллюстрацию взяты фрагменты кадров из советского мультфильма «Фильм, фильм, фильм» 1968 года, режиссёра Фёдора Хитрука — пародия на то, «как делаются фильмы», https://ru.wikipedia.org/wiki/Фильм,_фильм,_фильм]

Действующие лица:

Пук — страшный Бяк, он же Scena Puk, Pyk, Семейка, Симеон-Соломон — деловой человек из-за границы.

«Эйнштейн» — директор московского предприятия Пука.

Анора Петровна Шереметова, Анюта — «графиня», челночница.

Пётр Борисович Пупков — муж Шереметовой, безработный.

Варька — дочка Шереметовой и Пупкова — школьница, в начале пьесы ей 15-ть лет, в конце пьесы исполняется 16-ть.

«Челнок» — директор предприятия по спекуляции китайскими шмотками, «начальник» Шереметовой.

Косметолог мужской — элитный.

Челночницы.

Банда Пука.

Цыгане.

Двенадцать гостиничных девиц «кордебалет», в дополнение к цыганам, по вызову.

Эскорт Пука московский — две бабы: жгучая блондинка Мэрилин — Маруська и жгучая брунетка Лайма — «Bambina».

Ушлая баба — хозяйка «девиц» эскорта.

Убоец — «уборщик».

Обслуживающий персонал, горожане, прохожий — шатун.

Сцена 1: День первый

Аэропорт, прибытие в Москву

Пук, Шереметова, челночницы, банда у самолёта

Аэропорт Шереметьево, из самолёта выкатываются челночницы с огромными сумками и прут стадом в Аэропорт, Шереметова идёт последней и как-то припаздывает за всеми, задумавшись об иной — счастливой жизни, она глядит через «стеклянные двери» на «иной мир» — счастливчиков богатеньких.

Из того же самолёта выкатывается Пук со своей бандой, на пути Пука из самолёта в Аэропорт возникают две бабы, одетые броско, как девицы, не скромно, Пук, проходя между ними, тяжело кладёт им свои здоровенные руки крупного бандита на плечи, обняв так обоих, и утаскивает с собой всем видом — мои девицы, а «девицы» даже не думают противиться. За Пуком идёт его банда и нервный бандюга оборачивается к стюардессе, извиняясь за Пука: — Он всё равно ни одной!..

Стюардесса игнорирует комментарий чересчур нервного бандита.

При входе в Аэропорт Пук с «девками» попадается прямо ушлой бабе, которая подставила ему «девиц», и между ними завязывается разговор, который наблюдает «в стекло» Шереметова, слов не слышно, но видно, что Пук приятно удивлён тем, что вот эти две «девицы» в полном его распоряжении, сцена без звука:

Пук, радостно: Вот это — мой эскорт?! Здорово!

Ушлая баба кивает и даёт комментарий. Пук благодарит с широкой добродушной улыбкой русака и с «девицами» входит в Аэропорт.

Они проходят мимо Шемеретовой и та, сузив от презрения глаза, провожает взглядом: бандитская морда!

Сцена 2: День второй

Графиня гороховая

Шереметова дома и «Челнок», муж Шереметовой, позднее входит дочка Варька

Пупков: Возьмите меня с собой в ходку! Я не могу больше сидеть дома, я — мужчина, мужчина — это тяглая сила!

Челнок, смеется: Билет — за мой счёт, проживание пока скупка — за мой счёт, потянешь ты сам легче сумки, в багаж тебя сдать — за мой счёт, за тебя сумки переть — мне самому или Анюте, у нас на шеях без тебя, давай мы тебя на шеях потащим как верблюды, всё одно отстанешь, ты убыточный, язвенник, каждый раз тебе это говорю, язва, а ты всё забываешь. Научные мозги не выветрились за пять лет нуля?

Пупков конфузиться и, не говоря ни слова в спор, уходит на кухню.

Челнок: Пора тебе найти себе мужа, Шереметова!

Шереметова, поправляет его: Шереметьева.

Челнок, настаивает на своём: Шереметова.

Шереметова: Это одно и то же, одна «ветвь». Восточный Šеrеmеt, не доверяю я туркам, вот мы и от вечно удивлённых — «шеремет!..»

Челнок, многозначительно бывалым тоном: Я знаю. У нас даром то не бывает — «графиня». Ты не знаешь, что такое мужик, Анюта, тебе нужен муж строго под твою весовую категорию — «конь тяжеловес», ты же першерон! А при тебе годами болтается этот залежалый макарон. Сейчас на дворе девяносто то — какой… вот и смотри!

Шереметова, оправдывается: Он больной, он инвалид, он на одних лекарствах живёт, я не могу его бросить… он ищет работу, наконец!

Пупков появляется из кухни, радостно возглашает: Пол я вымыл!

Входит Варька, Челнок, махнув рукой — «всегда одно и то же!», уходит деликатно на кухню, чтобы не трогать своей темой.

Варька: Мама, что ты нам купила?

Шереметова: Зелёный горошек в стеклянной банке.

Варька, скучно: Зачем нам горошек? Праздник не скоро.

Шереметова: Потому что зелёный горошек — показатель достатка. В порядочном доме всегда должен быть в запасе зелёный горошек.

Варька ждала подарка из китайской шмотки: А, ну тогда, ясно…

Шереметова, спохватившись о подарке: Варька, давай мы тебе кофточку купим…

Варька, радостно: Ага, давай деньги!

Шереметова, прозорливо — знаю я свою дочь: Не дам тебе — ты зелёный горошек в стеклянной банке купишь.

Варька: Так зелёный горошек — показатель богатого дома, дефицит же, будет две банки — ты у нас будешь «графиня на горошике» — это редкое богатство, знатный дом — одна ветвь.

Челнок, показывается в дверях кухни: Да, графиня ты — гороховая!

Сцена 3: День третий

Пук начинает своё предприятие в Столице

Пук, «Эйнштейн», цыгане, обслуга в апартаментах

«Эйнштейн», с досадой: Ну почему мы решили выпускать конфеты?! Конфеты у нас уже есть — «Коркунофф», два «ф»!

Пук, оправдывается с наивным простодушием большого ребёнка: Потому что я коробочку придумал…

Показывает образец — коробка вся с царскими вензелями золотом, их избыточно много, место для названия свободно и «Эйнштейн» подозрительно сощурился — это что же для фамилии место — опять именные?!

Пук: Я не могу поставить на коробке своё имя, я его вообще не могу писать русскими буквами, мой дедушка сбежал из России в Первую мировую, открыл своё дело, Пук — знатное имя, звучит в своём кругу, и это моя трагедия — не для конфет, но я прямо вижу — лучше вашего «Коркунов», что такое Коркунов — я не знаю, а у меня «царские», ну «Романов» я не претендую, но заказ — не меньше графские!

Пук в унынии посоветоваться берёт с журнального столика свой фамильный альбом семейных фотографий, родовой, протягивает компаньону, чтобы тот взглянул на все написания фамилии.

«Эйнштейн», прикидывает знатное имя прочесть деликатнее, но в отчаянии беспомощности растерянности срывается с языка глупая ошибка: