Дар юной княжны - Лариса Шкатула

— Это тебя, лихоимец, двурушник, господь за грехи наказывает! Не спасать бы тебя, а удавить на месте за подлости твои, да рука не поднимается, все-таки божья тварь. Но гляди у меня, ежели не угомонишься…

Эпилептик успокоился, затих и несколько мгновений спустя открыл глаза. Увидел склоненного над ним лекаря, и кривая усмешка показалась на его лице.

— Не надейся на мою благодарность, прислужник дьявола!

Он сделал попытку самостоятельно приподняться, но это ему плохо удавалось. Стоящие чуть поодаль холопы тотчас кинулись поднимать и отряхивать хозяина.

Прапрадед презрительно усмехнулся, плюнул под ноги богачу и, круто повернувшись, пошел через испуганно расступившуюся толпу. Янек поспешил следом, но отметил краем глаза, как кинулись было за ними боярские холопы и были остановлены властною рукой.

Опять Ян увидел себя и далекого предка уже в другом месте — маленькой душной избушке. Заплаканная молодая хозяйка целовала деду руки, а он нетерпеливо отталкивал её, направляясь к убогому ложу, на котором метался в бреду её раненый муж. Их взорам открылась неумело перевязанная чистой тряпицей ужасная рана. Каким-то острым оружием нога была разрублена до кости.

— Горячей воды! — бросил через плечо дед, и хозяйка с готовностью метнулась к печи.

Дед бросил в поданный чугунок щепоть измельченных трав, и по избе поплыл аромат чего-то знакомого… пастушьей сумки, вспомнил вдруг Ян, ромашки, полыни, руты… Нет, трав было слишком много, чтобы он мог их все определить.

Между тем лекарь расположил обе ладони над раной и стал медленно, не прикасаясь к ней, как бы сдвигать края. Взгляд его сделался неподвижным, на лбу появилась испарина. На глазах Яна происходило невероятное, рана зарастала! Наконец, края сошлись, и только небольшой рубец да краснота вокруг него говорили о былом ранении.

Затем дед провел ладонью над горшком, и пар сразу осел; спокойно сунул руку в горшок, положил заваренную траву на рану и перевязал.

Черты больного, искаженные прежде болью и страданием, разгладились, он задышал ровно и спокойно, а дед медленно вытер руки поданным хозяйкой полотенцем.

Та, не слыша больше стонов и хрипов раненого мужа, стала голосить, но лекарь сурово цыкнул на нее: "Чего воешь, будто по покойнику!" Кивнул Яну и пошел к двери.

Хозяйка заметалась, попыталась вручить деду завернутые в тряпицу деньги, но он отодвинул её от себя и сам вынул из кармана серебряную монету.

Женщина сначала отшатнулась, но потом деньги взяла и вдруг в беспамятстве свалилась к его ногам. Дед подхватил её, с помощью Яна положил на лавку и влил в рот несколько капель из принесенной с собой маленькой плоской фляжки. Хозяйка быстро пришла в себя, застеснялась, порываясь вскочить.

— Полежи маленько, — дед погладил её по голове, точно маленькую, — и больше не мори себя голодом, выживет твой Андрейка!

В следующем эпизоде Ян почему-то был не рядом с дедом, а как бы наблюдал происходящее со стороны. Словно он сам оставался на одном месте, а действие везли мимо него.

Дед шел узкой тропинкой через лес, а за ним крался убийца. Вот он выждал, когда дед замешкался, перебираясь через поваленное поперек дороги дерево, приладил и арбалет стрелу и спустил тетиву.

Внезапно точно в часах щелкнуло что-то, и вместо быстро сыплющегося песка секунд время стало растягиваться, как вязкая тягучая масса.

Стрела полетела медленно, так же медленно повернулся дед и выдвинул ей навстречу ладонь. Стрела в двух вершках от ладони остановилась, будто ударившись о стену, и упала на землю. Взгляд деда отыскал убийцу. Глаза их встретились. Ян увидел, как время опять побежало привычным ходом и лицо наемника исказилось, как если бы он увидел перед собой адское чудище. Он дико закричал и кинулся прочь.

Ян проснулся, но сон отпечатался в его мозгу и помнился во всех подробностях. Несомненно, что увиденное им происходило когда-то не только с самим прапрадедом, а и с его далекими предками. Следовательно, его дар был не случаен, а передавался по наследству из глубины веков. От того, какому человеку этот талант доставался, зависело, как он использовался: на благо людям или им во зло.

Юноша пожалел, что не знает своих корней: кто он, кто его отец? Ведь не одна мать определяет род человека! Ян дал себе слово: как только представится возможность — он станет старше, разбогатеет, научится какому-нибудь стоящему делу и сможет с гордо поднятой головой вернуться в родные края — непременно разыскать родственников отца и выяснить все до конца…

Спали они с Марго в небольшом придорожном лесу, верстах в двух от какого-то города. Ян настаивал: нужно войти в город. Кого им бояться? Документы надежные, еду и ночлег они смогут найти, потому что те продукты, которые есть у них, лучше бы поберечь про черный день. Однако Марго воспротивилась категорически. Ян не мог не признать разумности её доводов: во-первых, они ещё слишком мало прошли для того, чтобы быть уверенными знакомых они не встретят; во-вторых, их документы при желании легко было проверить — только послать на хутор верховых (кто бы стал этим заниматься!). В третьих — и тут юноша просто посмеялся над её наивностью, Марго считала, что им надо идти только к морю и останавливаться по пути не в городах, а в маленьких рыбацких деревушках, так как там люди проще и добрее.

Одна, по мнению Яна, странность девушки удивила его, а потом прямо-таки возмутила — какая-то монашеская стыдливость Марго. Сначала она вообще отказалась показывать ему рану, и когда он все же решил её осмотреть, так сопротивлялась, что Яну захотелось её отлупить. В конце концов, в пылу борьбы он почувствовал в себе просыпающееся желание, в чем Марго его и подозревала, — так что на рану он взглянул мельком и на всякий случай отодвинулся от девушки подальше.

Поужинали в молчании, потом, не сговариваясь, натаскали веток. Вниз постелили Янеков полушубок, укрылись полушубком Марго и легли, стараясь не касаться друг друга. Но когда к утру похолодало, девушка во сне так тесно прижалась к Яну, что он проснулся и долго не мог заснуть, взбудораженный её близостью. Потому он, наверное, и увидел тот странный сон: то ли вещий, то ли сказочный…

Сказка — не сказка, а пулю из плеча Марго он все-таки вытащил! Серьезная рана зажила, точно пустяковая царапина, и молодой лекарь чувствовал, что даже рубец от раны он мог бы разгладить без следа, но раз Марго ему не давалась, не верила в него, пусть теперь так и ходит! Со шрамом. Кто-то будет гладить её плечо, и вдруг его пальцы наткнуться на этот грубый рубец… А кто же это будет её гладить? Значит, кому-то будет можно, а ему, кто спас её от верной гибели, — нельзя?!