Легко ли быть одной? - Лиз Туччилло

Мы зашли перекусить в один из «ресторанчиков», расположенный в хутуне. Это было грязное крошечное заведение, где подавали только лапшу и какие-то клецки. Горшочки с соусом из красного перца, казалось, не мылись годами; повсюду жужжали мухи. Двое работавших тут китайцев не знали ни слова по-английски. В мире, где все сложнее и сложнее найти кого-то, кто не говорит по-английски и не знает, где находится ближайшее кафе «Старбакс», это утешало. Мы оказались в аутентичной обстановке – пусть даже аутентичность эта сохранялась исключительно ради туристов. Я даже растрогалась. Взяв себе лапшу с овощами и порцию клецок, мы стали есть все это из одной тарелки. Первой молчание нарушила я.

– Хочу, чтобы ты знал: мне было очень хорошо, – сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно, но с философскими нотками.

Томас молча поднял на меня глаза.

– Это дает мне надежду на то, что любовь все-таки есть. Тебе не следует себя ни в чем упрекать. Я тебя прекрасно понимаю.

Томас отложил палочки в сторону.

– Моя дорогая Джулия, я не особенно переживаю. Потому что знаю: у тебя все будет хорошо. Именно в этом для меня главная сложность.

Он улыбнулся и взял меня за руку. Мне не хотелось расплакаться перед ним, поскольку я уже знала, что француженки в подобной ситуации не теряют гордости. Я спросила у женщины, которая принесла нам клецки, где у них туалет.

Она показала в сторону улицы.

Я смутилась и переспросила:

– Туалет?

Она кивнула, защебетала что-то по-китайски и снова махнула рукой в сторону улицы. Я встала и выглянула из дверей. В нескольких шагах от меня находилось соответствующее заведение, из которого как раз выходили какие-то женщины.

– Пожелай мне удачи, – сказала я Томасу и шагнула за порог.

В Пекине, как я вскоре выяснила, людям нравятся туалеты, где нужно сидеть на корточках. Даже в самых престижных заведениях народ просто не видит необходимости в добрых старых западных унитазах. Конечно, к чему-то такому я, в принципе, была готова, потому что уже была в Риме; да и не так уж я привередлива в этом плане. Однако зайдя в этот общественный сортир, я оказалась в ситуации, с которой не то что не сталкивалась никогда в жизни – я о таком даже не слыхала.

В первую очередь, вонь в этом общественном заведении стояла неимоверная. Мне пришлось перестать дышать через нос еще на подходе, на улице. Я даже подумала о том, чтобы тут же развернуться и уйти, но это не решило бы проблему: мне действительно очень нужно было в туалет. Поэтому я все-таки вошла внутрь, сделала несколько шагов и огляделась. Большая комната, ни тебе кабинок, ни дверей – просто штук восемь отверстий в полу, над которыми на корточках примостились китаянки. Единственным, что отделяло их друг от друга, были невысокие, с полметра высотой, металлические перегородки. Ощущение было такое, что я попала в стойло для скота.

Увидев все это, я испытала шок. Для человека из Нью-Йорка это было серьезным испытанием. Я с ужасом уставилась на четырех или пятерых китайских женщин, которые сидели себе рядышком и спокойно справляли свои дела, а затем еще раз испытала шок, когда до меня дошло, что мне, по идее, предстоит исполнить то же самое.

Кое-кто из женщин поднял на меня глаза, и в этот момент во мне взыграло что-то вроде гордости. Мне не хотелось проявить себя размазней в непростой ситуации. В конце концов, это моя жизнь, нахожусь я в хутунах, и они тут все поступают именно таким образом.

Я зашла в одну из этих ячеек, расстегнула брюки и присела. Подняв глаза, я вдруг поняла, что нахожусь практически лицом к лицу со старой китаянкой, которая сидела на корточках совсем рядом со мной. Знай я китайский, мы бы могли с ней мило поболтать. Но тут она громко пукнула, и я быстро опустила глаза, поспешив закончить свои дела.

Цепочка моих приключений двигалась по нисходящей: поцелуй у Колизея, бурная любовь на Бали и вот теперь общественный туалет в Пекине. Намек был ясен: мой большой роман действительно подходил к концу. Мне оставалось лишь побыстрее его закончить, сохранив максимум достоинства. В качестве последнего штриха этой туалетной эпопеи я быстро воспользовалась смятой салфеткой, которую предусмотрительно прихватила с собой.

Когда мы вернулись в наш отель, на автоответчике нас дожидалось сообщение от нашей новой лучшей подруги Уэй, которая приглашала нас на вечеринку в ресторан с баром под названием «Лан».

– Там будет очень весело! Просто замечательно! – воскликнула она напоследок, разразившись своим неподражаемым смехом.

Мы с Томасом переоделись и отправились в этот бар, который, как выяснилось, находился напротив нашего отеля. Как только открылись двери лифта, мы оказались в одном из наиболее впечатляющих мест, в каких мне приходилось бывать. Чтобы попасть на вечеринку, нужно было пройти через грандиозный ресторан большого ночного клуба. Громадный зал площадью, казалось, в тысячи квадратных футов был отделан с мелодраматическим изяществом, словно королевский дворец, – бархатная драпировка и огромнейшие люстры. В ресторане было несколько залов, несколько баров и уютных гостиных, по-разному воспроизводивших атмосферу роскоши.

Мы проследовали в конец зала, где и проходила вечеринка. Оживленные голоса и смех были слышны издалека. Подойдя ближе, мы увидели целую толпу вовсю выпивающих, модно одетых китайских неформалов. Уэй мы заметили сразу же. Одета она была в миниатюрное черно-белое платьице с блестками.

– Боже мой, как я рада вас видеть, друзья мои!

Она подбежала к нам и расцеловала нас обоих в щеки. Затем направила нас в бар, а сама умчалась, чтобы поздороваться с кем-то еще. Томас взял нам вина. Я обернулась и увидела Тамми – женщину, с которой мы познакомились в самолете. Она стояла с бокалом мартини в руке. Некоторое время мы с удивлением смотрели друг на друга, пытаясь сообразить, откуда мы друг друга знаем.

– Ох! Мы с вами летели в одном самолете, – наконец сказала я.

– Да, точно. Привет.

– Привет.

Ко мне подошел Томас, который принес бокалы с вином.

– Как вам понравился Пекин? Много удалось узнать о жизни одиноких женщин? – с любопытством спросила Тамми.

– Да уж, немало. Спасибо. Здесь очень интересно.

– Да, это правда, – сказала Тамми. – Произошло столько перемен, и так быстро – очень интересно за всем этим наблюдать.

– Правда? А что это за перемены? – полюбопытствовала я.

– Ну, например, супермаркеты у нас появились всего десять лет назад. А до этого к продуктам нельзя было прикасаться.

– Как вы сказали? Я что-то не понял, – произнес Томас.

– Магазины, где можно взять товар с полки и посмотреть на него, появились лишь несколько лет назад. А до этого все продукты лежали за прилавком.

Мысль о том, что может быть запрещено брать продукты в руки, прежде чем купить их, почему-то произвела на меня сильное впечатление.

– Выходит, у вас сейчас все по-другому, полная свобода: хочешь – живешь одна, хочешь – разводишься, хочешь посмотреть покупку – тоже не вопрос.

– Да, сейчас у нас много свободы. Не то что у наших матерей.

– А скажите мне вот что. Женщины у вас когда-нибудь подумывают о том, чтобы завести ребенка в одиночку? Такое в принципе бывает? – как бы между прочим спросила я.

Тамми откусила кусочек фаршированного блинчика и совершенно прозаично ответила:

– Нет.

Мы с Томасом переглянулись. Ответ получился предельно ясным. Черно-белым, так сказать.

– Правда? Что, вообще никогда?

– Да. Никогда. Это невозможно.

– Что вы имеете в виду?

– Это невозможно.

Мне не хотелось давить на Тамми, поэтому, выдержав паузу, я просто еще раз переспросила:

– Что вы имеете в виду?

– Каждого ребенка при рождении регистрируют. Эта регистрация обеспечивает медицинское обслуживание и дает другие права. Ребенок, рожденный вне брака, регистрации не подлежит, власти его не признают. Его просто не существует.

Мы с Томасом некоторое время молча смотрели на нее.

– А скажите, Тамми, как поступает незамужняя китайская женщина, если вдруг забеременеет? – спросил Томас.

– Она делает аборт, – несколько удивленно ответила Тамми, как будто это и так было абсолютно очевидно.

– А что насчет усыновления? Может одинокая китаянка усыновить ребенка, взяв его из детского дома?

Новая информация просто шокировала меня.

– Нет. Это невозможно, – снова совершенно серьезно сказала Тамми.

– Но почему? Их же так много.

Тамми пожала плечами.

– Если позволить незамужним китаянкам усыновлять детей, вы позволите им быть матерями-одиночками. А это практически то же самое, что позволить им иметь собственных детей. Такого никогда не будет. А если и будет, то только через много лет.

В этот момент меня вдруг осенило. Все эти преуспевающие женщины в Пекине, которые наслаждаются своей свободой, не рвутся замуж и усердно занимаются карьерой, очень отличаются от западных женщин. У них нет плана «Б». Когда мы встречаемся не с теми мужчинами или крутим свои маленькие романы, мы все равно осознаем, что на кону в любом случае не стоит вопрос о материнстве. Многие из нас не желают растить детей в одиночку, многие не пойдут на это, даже если выбирать особенно не из чего. Однако в любом случае речь все-таки идет о нашем собственном выборе.