Пепел наших костров - Антон Антонов

Пантеровцы были готовы клятвенно пообещать, что не станут казнить уцелевших валькирий. Больше того – они были согласны продать пленниц по разумной цене. И протестовали только против претензий Клыка и Караванщика на бесплатную долю добычи.

Клык и Караванщик, между тем, утверждали, что Пантера со своими людьми нарушил договор, тройственное соглашение между ним, Клыком и Шаманом, и как следствие, ни сам Пантера, ни его люди не имеют никаких прав на эту добычу.

На этот спор наложилось еще одно обстоятельство. Когда пленниц вели в ставку Шамана, на конвой напал другой отряд валькирий. Это были девушки, которые потерялись в лесу в ночь грибного дурмана, потом собрались вместе и каким-то образом узнали, что их подруги попали в беду.

В том, что эта попытка освобождения пленниц не удалась, виноват был Пантера.

Одну из девушек, которая могла бы руководить боем в отсутствие Жанны, он казнил в числе первых, другую распял рядом с Жанной, а Радуницу, которая тоже обладала харизмой, сжег на костре. В момент нападения на караван отряда свободных валькирий Жанну и вторую распятую несли на носилках в полубессознательном состоянии.

Свободными валькириями руководила девушка, не очень приспособленная к командирским функциям, и среди пленниц никто не смог ей помочь. В результате атака захлебнулась и еще несколько девушек попали в плен, а остальные скрылись в джунглях, криками издали пообещав вернуться с подмогой.

И вот люди Пантеры имели наглость потребовать себе долю также из этой добычи, аргументируя это тем, что если бы они не взяли в плен первую группу валькирий, то другой отряд не кинулся бы их освобождать и в караване не появились бы новые пленницы. Ну и кроме того, пантеровцы тоже были в караване и тоже участвовали в бою.

Караванщик в корне не согласился с такой постановкой вопроса. Он лелеял надежду отсудить этих пленниц себе, хотя эта надежда была призрачной. С одной стороны, все верно – по договору пленников забирает себе командир того отряда, который их захватил. В данном случае отряд возглавлял Караванщик, и добыча должна отойти к нему.

Правда, если бойцы требуют себе долю неделимой добычи, то командир должен эту добычу продать и разделить с бойцами выручку. А рядовые свою долю требовали и еще как.

Но гораздо серьезнее были претензии Клыка, а также права самого Шамана. Для того, чтобы спасти пленных валькирий от смерти, Караванщик без спросу воспользовался авторитетом обоих боссов.

Правда, сослаться на Клыка Караванщику разрешил его представитель в караване – некто Череп, который охранял в пути золото, принадлежащее лично Клыку. Больше того, Череп сам вызвался отправиться герольдом на место казни – это он застрелил Радуницу, которая корчилась в огне костра. Этот боевик вообще был не чужд театральности и любил к месту щегольнуть своей мягко говоря нестандартной внешностью – выглядел он как персонаж из фильма ужасов.

Что касается Шамана, то он от своих прав на добычу отказался – иначе он не смог бы вести разбор и пришлось бы искать третейского судью.

Правда, слушание дела он начал с того, что позаботился о плате.

– За разбор я беру себе одну телку, – сказал он, и обратился к своему корешу-поэту с пушкинскими бакенбардами: – Какая тебе больше нравится?

– Эта, – не задумываясь указал он на Жанну Аржанову.

Выбор этот показался Шаману довольно странным. Среди пленниц Жанна, снятая с креста, даже по прошествии нескольких дней выглядела хуже всех. Но все объяснялось просто. В ставке много говорили о том, что Жанна – девственница и ради своей девственности она готова на все. Вот поэт и решил, что она будет хорошей крепостной, которую можно будет держать в повиновении, шантажируя на тему девственности.

А может быть, он просто решил испробовать на предводительнице валькирий право первой ночи.

Шаман не стал его отговаривать.

– Эту так эту, – сказал он и, подарив Жанну поэту, приступил к заслушиванию сторон.

Шаман не был вором в законе и крупным авторитетом стал только теперь, на волне золотой лихорадки. Поэтому он никогда раньше не проводил такие разборы или «правилки», которые отличаются от банальной разборки со стрельбой, как небо от земли. Однако он несколько раз видел, как проходят такие слушания, и старался во всем подражать настоящим ворам в законе, которые вершили свой суд в старые добрые времена.

Однако советник Шамана Владимир Востоков усмотрел в этом другую аналогию и сказал поэту, который оказался рядом:

– Точно так же проходил княжеский суд в Древней Руси. Сходится все до мелочей. И от суда германских королей тоже не очень отличается. Варварское право.

– А мне нравится, – ответил поэт, и по тому, что он принял исторический термин «варварское право» за ругательство, Востоков яснее ясного понял, что перед ним далеко не Пушкин.

Но все же он продолжил разговор с поэтом и, глядя, как надсмотрщики, которых Шаман по дружбе предоставил «величайшему гению современности» безвозмездно, отводят в сторону Жанну Аржанову, тоном доброго учителя посоветовал:

– А девочку тебе лучше отпустить. Намучаешься ты с ней. Ее обидеть – хуже, чем на ядовитую змею наступить.

– А что такое? – удивился поэт.

– Да ничего особенного. Просто она командует армией амазонок. Я так думаю, через недельку-другую можно ждать сюда всю армию, и крайним окажешься ты.

Этого поэт испугался, но отвлекать Шамана не решился, тем более, что наступило время оглашения приговора.

– Значит так, – сказал Шаман. – Всего у нас четырнадцать телок, без той, которую я взял себе за разбор. Четырех телок я отдаю Клыку за авторитет. Остальные делятся поровну между Караванщиком и этим… Как тебя? – обратился он к новому лидеру пантеровцев.

– Гюрза, – подсказал тот.

– …И Гюрзой, – кивнул Шаман. – Караванщик может делать с ними, что хочет, а Гюрза должен продать своих телок с аукциона, а то хрен его знает, что они там себе еще удумают.

Приговор оказался неожиданным. Многие думали, что пантеровцы ничего не получат.

Но Востоков, как и некоторые другие приближенные Шамана, знал, что накануне Шаман надолго уединился с Гюрзой. Востоков даже подозревал, что забытое прозвище пантеровца – это игра на публику, а на самом деле Шаман прекрасно знает, как того зовут.

На этом бы все и закончилось, если бы общее внимание не привлекла к себе Дарья.

Ее привел на суд Караванщик, одетую, без конвоя и без пут на руках и ногах. Она с самого начала демонстрировала недовольство, порывалась пойти к своим, но Караванщик ее успокаивал, и она дотерпела до конца. Но в конце, разобравшись в сути приговора, она возмутилась и набросилась на Караванщика с криками и чуть ли не с кулаками.