Пушкин в жизни - Викентий Вересаев

– Рассуди нас, Александр Сергеевич, я к тебе с жалобой на сего юношу: во 1-х, он вчера в первый раз сбрил усы, во 2-х, влюбился в Елену Яковлевну Сосницкую, а в 3-х, сочинил хорошие стихи и не соглашается прочесть тебе.

– Усы его собственность; любовь к Елене – грех общий: я сам в молодости, когда она была именно прекрасной Еленой, попался было в сеть, но взялся за ум и отделался стихами, а юноше скажу: берегись; а что касается до стихов, то в сем грехопадении он обязан покаяться передо мной!

Говоря это весело, в pendant тону Нащокина, Александр Сергеевич взял меня под руку, ввел во вторую комнату, посадил на диван, сам сел с правой стороны, поджав по-турецки ноги, и сказал: «Кайся, юный грешник!» По прочтении письма к Ленскому Александр Сергеевич сказал свое всегдашнее словцо: «ну, вот и прекрасно, и очень хорошо». Из второго письма к сестре, после описания сна, где я видел между прочим:

Друзей, начальников, врагов… – указательный перст поэта быстро длинным ногтем чертил по запятой, как бы выскабливая ее: «запятую прочь! маленькое тире, знак соединительный: начальники-враги слова однозначущие!»

В это же утро собрались почти все приятели, а разговоры были натянутые, невеселые; все вертелось на злобе дня, т. е. на безденежьи… Является Боголюбов и подает Пушкину свертки золота. (Он ездил искать для Пушкина денег.) Поэт, развернув свертки и высыпав на стол кучку блестящих монет, превратился в совершенного ребенка: то пригоршней поднимает золото, то вновь рассыплет по столу, то хочет захватить одной рукой, да длинные ногти мешают, тогда, опрокинув кисть руки и подсовывая ногти под кружки, собирает их на ладонь и пересыпает из одной в другую, приговаривая: «люблю играть этой мелочью… но беречь ее не люблю… поиграю и пускаю в ход, ходячая монета!»

В полночь все, в память любимых поэтом прогулок в светлые петербургские ночи, согласились в эту ночь прогулять по площадям города и по набережной Невы. Все гурьбой вывалили на Невский. Но поэт, любитель светлых ночей, торопился на дачу, отвечая на приставанье друзей: «гуляйте, гуляйте, для вас всегда время, а мое разгульное времячко прошло»…

Из нашего приятного ночного шатания замечателен рассказ друзей о прежних прогулках с Пушкиным-холостяком, как они, бывало, заходили к наипочтеннейшей Софье Евстафьевне, провести остаток ночи с ее компаньонками, и где Александр Сергеевич, бывало, выберет интересный субъект и начинает расспрашивать о детстве и обо всей прежней жизни, потом усовещивает и уговаривает бросить блестящую компанию, заняться честным трудом – работой, итти в услужение, притом даст деньги на выход и таким образом не одну жертву спас от погибели; а всего лучше, что благонравная Софья Евстафьевна жаловалась на поэта полиции, как на безнравственного человека, развращающего ее овечек.

Н. И. Куликов. Пушкин и Нащокин. Рус. Стар., 1881, т. 31, стр. 604–613.

6 июля бог дал Александру сына; но не он и не жена его сообщают нам это, а графиня Ивелич. По ее письму, моя невестка до сих пор еще очень страдает, хотя со времени родов прошло без малого месяц. У нее образовались нарывы, от которых до сих пор не может отделаться. Александру же непростительно быть к нам до такой степени равнодушным, что он даже и двумя строками не заблагорассудил мне отвечать. Очень беспокоимся. Напрасно ты нам писала на его имя. Переслать нам твое письмо Александр и не позаботился. Впрочем, оно могло и пропасть по очень простой причине: переезжая на Черную речку, Александр перевел туда всю свою прислугу, поручив городскую квартиру надзору дворника, а этот дворник или пьян, или спит.

С. Л. Пушкин – О. С. Павлищевой, 1 августа 1833 г. Л. Павлищев, 324 (фр.).

Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих; но не в его натуре было быть хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он во время разлуки редко писал к родителям; редко и бывал у них, когда живал с ними в одном городе.

Кн. П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., VIII, 148.

Вчера был вечер у Фикельмонт… Было довольно весело. Один Пушкин palpitait de l'interet du moment[113], краснел, взглядывая на Крюднершу, и несколько увивался вокруг нее.

Кн. Вяземский – жене, в июле – начале августа 1833. Голос Минувшего, 1922, № 2, 116.

Однажды, возвратясь с бала, на котором Н. Н. Пушкина вообразила, что муж ее ухаживает за m-me Крюднер (что было совершенно несправедливо), она дала ему пощечину, о чем он, смеясь, рассказывал Вяземскому, говоря, что «у его мадонны рука тяжеленька».

О. Н. Смирнова в примеч. к Запискам матери своей А. О. Смирновой. Записки, ч. I, 340.

Пушкин был на балу с женою-красавицею и, в ее присутствии, вздумал за кем-то ухаживать. Это заметили, заметила и жена. Она уехала с бала домой одна. Пушкин хватился жены и тотчас же поспешил домой. Застает ее в раздевании. Она стоит перед зеркалом и снимает с себя уборы. «Что с тобою? Отчего ты уехала?» Вместо ответа Наталия Николаевна дала мужу полновесную пощечину. Тот как стоял, так и покатился со смеху. Он забавлялся и радовался тому, что жена его ревнует, и сам со своим прекрасным хохотом передавал эту сцену приятелям.

Арк. О. Россет. Рус. Арх., 1882, I, 247.

С Черной речки Пушкины уже не вернулись на квартиру Жадимировского. 1 сентября в отсутствие Пушкина жена Наталья Николаевна заключила договор на новую квартиру с капитаном гвардии А. К. Оливеем (русская переделка фамилии Оливье).

П. Е. Щеголев. Квартирная тяжба Пушкина. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 8.

С августа 1833 по август 1834 г. Пушкин жил на Пантелеймоновской ул. в доме Оливье. По имеющимся у нас данным, мы не могли отыскать на Пантелеймоновской улице дома Оливье. У гг. Оливье было два дома, но в совершенно иных частях города, один на Гороховой улице, недалеко от дома Жадимировского.

П. Зет (П. Н. Столпянский). Квартиры Пушкина. Новое Время, 1912, № 12889.

Жительство Пушкина Литейной части против церкви Пантелеймона в доме Оливье.

П. А. Жадимировский. Объявление в петербургскую Управу Благочиния. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 8.

Поездка на Восток

С годами художественные интересы все теснее переплетаются у Пушкина с историческими. Рядом с поэтом в нем вырастает исследователь, историк, ученый путешественник.

Замысел «Капитанской дочки» возник еще в начале 1833 года. Однако познакомившись с архивными материалами, относящимися к пугачевщине, Пушкин решил оставить на время роман и написать монографию. Первая редакция написана была уже к весне 1833 года. Но ему необходимо было услышать на местах впечатления народа о памятных событиях. Так родилась идея поездки по следам восстания. В дорожные тетради легли записи встреч с жителями Казани и Оренбурга, помнившими «государя Петра Федоровича»[114].

Пушкин был прекрасно осведомлен в древней и новейшей исторической литературе. Исторический отдел его библиотеки едва ли не самый обширный после собственно литературного. Книги Тьера, Гизо, Баранта, Тьерри, Минье, Токвиля и других влиятельных современных историков хранят пометки его карандаша. Изучение разнообразных направлений помогало поэту вырабатывать свой метод исторической прозы. Пожалуй, в наибольшей степени его учителем здесь был Вольтер. Внимание Пушкина-историка привлекают сильные личности с сюжетными биографиями: Ермолов, Ганнибал, Петр, Пугачев. История являлась как бы лабораторией художника и мыслителя (по свидетельству современника, кроме истории Петра, поэт собирался создать и художественное произведение, ему посвященное).

По возвращении из Оренбурга, уже в Болдине, Пушкин принимается за обработку собранных материалов. Они были включены в черновую рукопись, которая и получила окончательную отделку. «История Пугачева» – первый научный труд Пушкина и единственный доведенный им до конца. Написать такую книгу и издать с портретом заглавного героя на фронтисписе значило грозно напомнить всем о живой и мятежной стихии, готовой в любой момент обрушить на головы «господ» страшное возмездие.

Наряду с Пугачевым Пушкина продолжает увлекать историческая фигура Петра I. Долгие размышления над проблемой этого сложного и противоречивого характера вылились в эту болдинскую осень в новую поэму – «Медный Всадник». «Петр Великий один – целая всемирная история», – писал Пушкин незадолго до смерти Чаадаеву. Именно в таком качестве Петр и выступает в поэме, обобщенно раскрывающей трагедию обыкновенного человека с его частными интересами, безжалостно растоптанного неумолимой силой. В поэме отразилась драма современного Пушкину поколения, в ней присутствуют и глубоко скрытые автобиографические мотивы, итоги невеселых раздумий над собственной судьбой. Стихи этой «петербургской повести» до сих пор остаются непревзойденными в русской поэзии.