Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

«Много времени прошло с тех пор, когда последний Атридес пользовался этим путем».

Может быть, разгадка их нынешнего положения была видна еще в Дар-эс-Балате? Но там слишком жарко — городок буквально таял от жары, — а сама Одрейд так маялась в ожидании их вылазки в пустыню, что запросто могла упустить из виду что-нибудь крайне важное.

Как и в любой другой общине на Ракисе, во время полуденной жары жизнь в Дар-эс-Балате замирала и пряталась. Одрейд ясно припомнилось раздражение, вызванное стилсъютом, пока она томилась в ожидании групп сопровождения. Эти группы должны были проводить Шиану и Ваффа к Одрейд в целости и сохранности.

Какую же заманчивую мишень она представляет в этот момент! Но нужно было удостовериться в добрых намерениях ракианцев, и поэтому сопровождение Бене Джессерит запаздывало намеренно.

— Шайтан любит жару, — сказала тогда Шиана.

От жары прятались ракианцы, но не черви! Нет ли в этом объяснения, почему червь движется именно в этом направлении?

«Мой ум прыгает, как детский мячик!»

Насколько противоречат маленький тлейлаксанец, Преподобная Мать и своенравная девушка, едущие на черве через пустыню, обычаям ракианцев прятаться в самое жаркое время дня? Это древний образ жизни Ракиса. Древние Свободные были ночными людьми. Их современные потомки тоже в основном полагались на тень, опасаясь самых жарких солнечных лучей.

«ШАЙТАН ЛЮБИТ ЖАРУ».

Любой житель ракианского города знает, что на его границе есть кванат — затененный канал, даже испарения которого улавливаются ветроловушками и возвращаются обратно, но и кванат тоже пересыхает.

Без сомнения, жрецы чувствуют себя в полной безопасности за своими охраняющими рвами, всегда наполненными водой!

«Наши молитвы нас защищают» — так они говорят, но на самом-то деле они очень хорошо знают, что действительно защищает их.

«ЕГО СВЯТОЕ ПРИСУТСТВИЕ ВИДНО В ПУСТЫНЕ».

СВЯЩЕННЫЙ ЧЕРВЬ.

РАЗДЕЛЕННЫЙ БОГ.

Одрейд смотрит на кольца червя перед ней. «И в нем тоже есть Он!»

Она вспомнила про жрецов, наблюдавших с топтеров над их головами. Как же они любят шпионить за другими! Глаза, скрытые за высокими прутьями балконов. Глаза, подсматривающие через бойницы в толстых стенах. Глаза, отразившиеся в зеркальном плазе или постоянно преследовавшие из темных мест. Одрейд чувствовала, как они следили за ней в Дар-эс-Балате, когда она ждала прибытия Шианы и Ваффа.

Одрейд заставила себя не думать об опасностях, отмечая течение времени по движению тени стены, под которой она стояла: самые надежные часы в этой стране, где немногие придерживаются другого времени, кроме солнечного.

Напряжение, усиленное необходимостью притворяться беззаботной, возрастало. Нападут ли они? Осмелятся ли зная, что она приняла свои собственные предосторожности? Насколько сердиты жрецы на то, что их заставили присоединиться к Тлейлаксу в этом тайном тройственном союзе? Ее советницы, Преподобные Матери из Оплота, были недовольны, что она, становясь наживкой для жрецов, ставит под угрозу себя лично.

— Позволь быть приманкой одной из нас!

Одрейд была тверда как сталь:

— Они не поверят. Подозрения будут держать их подальше. Кроме того, они наверняка пришлют Альбертуса.

Одрейд ожидали в зеленоватых тенях внутреннего двора шестиэтажного здания в Дар-эс-Балате. Над головой — обрисованный солнцем силуэт здания, кружевные балкончики и балюстрады в зеленых растениях с ярко-красными, оранжевыми и синими цветами, а выше — серебряный прямоугольник неба.

«И таящиеся глаза».

Одрейд ощутила движение у широкой уличной двери справа от нее. Единственная фигура в белом с золотом и пурпурном жреческом облачении возникла во дворе. Она внимательно разглядывала, ища признаки тлейлаксанской подмены еще одним Лицевым Танцором. Но этот человек — жрец, которого она узнала — Альбертус, глава Дар-эс-Балата.

«Именно так, как мы и ожидали».

Альбертус прошел через широкий атриум и внутренний двор, направляясь к ней с достоинством.

«Не таит ли он угрозы? Не подаст ли сигнал своим наемным убийцам?» Одрейд обежала глазами ярусы балконов: слабые помаргивающие движения на верхних этажах. Приближавшийся жрец был не одинок.

«Но и я не одна!»

Альбертус приостановился в двух шагах от Одрейд, подняв на нее глаза, которые до этого он держал устремленными на сложные переплетения узоров золота и пурпура на изразцовом полу внутреннего двора.

«Он слаб в костях», — думала Одрейд.

Она никак его не приветствовала. Альбертус — один из тех, кто знал, что Верховный Жрец замещен Лицевым Танцором.

Альбертус откашлялся и сделал дрожащий вдох.

«Слабая кость! Слабая плоть!»

Хотя эта мысль и позабавила Одрейд, но осторожность ее не уменьшилась. Привычно отмечая изъяны наследственности, которые Орден мог бы устранить в случае необходимости в потомках, Одрейд старалась запомнить Альбертуса. Несмотря на плохое образование — ракианское жречество сильно деградировало по сравнению с прежними днями Рыбословш, и Альбертуса смогла бы побить любая послушница первого года обучения — он так тихо и уверенно взошел к верхним ступеням власти, что могло потребоваться дополнительное исследование ценности его генетического материала.

— Почему ты здесь? — спросила Одрейд с возможно большей обвинительной интонацией.

Альбертус задрожал.

— У меня послание от твоих людей, Преподобная Мать.

— Тогда говори!

— Произошла небольшая задержка: слишком многим известен маршрут.

Это, по крайней мере, та история, которую они хотели подкинуть жрецам. Но на лице Альбертуса легко читалось и другое выражение. Секреты, разделенные с ним, опасно близки к разоблачению.

— Я почти хочу приказать тебя убить, — сказала Одрейд.

Альбертус отпрянул на пару шагов. Глаза его сделались пустыми, словно он уже умер прямо здесь, перед ней. Ей хорошо знакома такая реакция. Альбертус вошел в ту стадию полного разоблачения, когда страх стискивает мошонку. Он знал, что эта ужасная Преподобная Мать Одрейд могла бы совершенно небрежно вынести ему смертный приговор или убить его собственными руками. Ничего из сделанного или сказанного им не избежит ее сверхпристального внимания.

— У тебя в голове, как бы убить меня и как разрушить наш Оплот в Кине, — обвинила Одрейд.

Альбертус отчаянно боялся.

— Почему ты говоришь такое, Преподобная Мать? — в его голосе послышалось разоблачительное хныканье.

— Не пытайся этого отрицать, — проговорила Одрейд. — Я просто диву даюсь, как легко мне и многим другим читать твои мысли. Ты по должности должен быть хранителем тайн и уж никак не расхаживать со всеми секретами, написанными у тебя на лице!

Альбертус упал на колени, пресмыкаясь перед ней.

— Но меня послали твои же люди!

— И ты был только счастлив прибыть сюда и решить, можно ли меня убить.

— С чего бы нам…

— Тихо! Тебе не нравится, что мы контролируем Шиану. Ты боишься Тлейлакса. Все дела могут быть забраны из ваших жреческих рук и то, что сейчас запущено в действие, вас страшит.

— Преподобная Мать! Что же нам делать? Что нам делать?

— Вы будете нам повиноваться! Вы будете повиноваться Шиане! Вы боитесь того, что мы затеваем сегодня? У вас есть более высокие цели чтобы бояться!

Она покачала головой в насмешливом отчаянии, зная, какой эффект произведет на бедного Альбертуса. Он скорчился под тяжестью ее гнева.

— Встань на ноги! — приказала Одрейд. — И помни, что ты — жрец и от тебя требуется правда!

Альбертус, опустив голову, с трудом встал на ноги. Она заметила, как он сник, приняв решение отбросить все увертки. Какое же это должно быть для него испытание! Обязанный блюсти себя перед Преподобной Матерью, которая насквозь его видела, он должен еще и должным образом быть почтителен к ее религии. Он должен предстать перед высшим парадоксом всех религий: «Бог знает!»

— Ты ничего не спрячешь от меня и ничего — от Шианы, ничего — от Бога, — грозно проговорила Одрейд.

— Прости меня, Преподобная Мать.

— Простить тебя? Не в моей власти прощать тебя, и не у меня ты должен просить прощения. Ты жрец!

Он поднял глаза на пылающее лицо Одрейд.

Парадокс полностью завладел сознанием Альбертуса. Бог наверняка есть! Но Бог обычно бывал очень далеко — и столкновения можно было избежать. Завтра — это еще один день жизни. Только и всего. И вполне можно было допустить несколько небольших грешков, может быть, одну-другую ложь. Просто на текущий момент. Или большой грех, если искушения очень уж велики. Предполагалось, что Боги более внимательны с великими грешниками. И всегда оставалось время принести покаяние.

Одрейд всмотрелась в Альбертуса сверлящим взглядом Защитной Миссионерии.