Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

— Если ты считаешь это игрой, то подумай над настойчивой необходимостью этой игры, — сказала Луцилла. Она легко повернулась на одной ноге, чтобы посмотреть на Тега. — А ты ослушался Таразы!

— Ты не права! Я делал в точности то, что она мне приказала. Я — ее башар, и ты забываешь, как хорошо она меня знает.

Так резко, что даже лишилась дара речи, Луцилла вдруг осознала все тонкие маневры Таразы.

«Мы — пешки!»

Как же деликатно Тараза всегда касалась тех пешек, которые ей надо передвинуть! Луцилла не чувствовала себя приниженной сознанием, что она — тоже пешка. Это было знание заложенное рождением и обучением в каждой Преподобной Матери Ордена. Даже Тег это знал. Не принижены, нет. Вершащееся вокруг них широко вошло в сознание Луциллы. Она почувствовала, какой трепет вызвали в ней слова Тега. Каким же мелочным был ее взгляд на внутренние силы, среди которых они оказались — словно она видела только поверхность бурлящей реки, упуская подводные течения. Теперь она почувствовала течение вокруг себя, и, осознав это, она впала в уныние.

«Пешки — это то, чем всегда можно пожертвовать».

Веруя в особенности гранулярной абсолютности, ты отрицаешь движение, даже движение эволюции! Пока ты разрешаешь гранулярному мирозданию настойчиво существовать в своем сознании, ты остаешься слеп к движению. Когда происходит перемена, твое абсолютное мироздание тут же исчезает, больше не достижимое для твоих самоограниченных восприятий. Мироздание ушло свыше тебя.

Тараза, положа пальцы на виски, ладони — плашмя на глаза, надавила. Даже ее руки ощутили усталость: прямо под ладонями — утомление. Короткое трепетание век, и она погрузилась в расслабляющий транс. Руки, прижатые к голове, стали средоточием материального сознания.

«Сто ударов сердца».

Это было одно из первых умений Бене Джессерит, которому она научилась, будучи ребенком, и с тех пор регулярно практиковала. Ровно сто ударов сердца. После долгих лет практики, ее тело могло следовать за этим упражнением автоматически, как бессознательный метроном.

Когда на счет «сто», она открыла глаза, голове ее стало лучше. Она мечтала получить по меньшей мере еще два часа для работы, прежде чем ее вновь сморит усталость. Эти сто ударов сердца подарили ей лишние годы бодрости, если брать всю ее жизнь.

Однако сегодня, размышляя об этой старой уловке, она устремилась вглубь по спирали своих жизней-памятей. Воспоминания детства поймали, словно Сестра-прокторша, проверявшая по ночам, двигаясь в проходах между кроватями, их сон.

«Сестра Барам — ночная прокторша».

Тараза долгие годы не вспоминала этого имени. Сестра Барам была коротенькой и толстенькой неудавшейся Преподобной Матерью. Не было никакой видимой причины, но медицинские сестры и доктора Сакк что-то такое в ней нашли. Барам было навеки отказано в Спайсовой Агонии. Она всем без утайки рассказывала, что знала о своем дефекте. Это открылось, когда она была еще юной девушкой: периодическая нервная трясучка, которая появлялась, когда она начинала засыпать — симптом чего-то более серьезного, что заставило сделать ей стерилизацию. Эти нервные приступы не давали Барам спать. Обход коридоров и спальных комнат стал естественным поручением для нее.

У Барам были и другие слабости, не определенные Старшими Сестрами. Девочка, которой не спалось, могла на пути в туалет завлечь Барам в тихую беседу. Наивные вопросы вызывали в основном и наивные ответы, но порой Барам делилась полезным знанием. Она и научила Таразу этому приему с расслаблением.

Одна из девочек постарше однажды утром обнаружила сестру Барам мертвой в ванной комнате. Нервная дрожь ночной прокторши оказалась симптомом смертоносной болезни — фактором, важным для Разрешающих Скрещивание и их бесконечных досье.

Бене Джессерит, как правило, не включал в программу «образование по единичной смерти» до тех пор, пока послушницы не достигали одной из высших ступеней обучения. Сестра Барам была первым мертвым человеком, которого пришлось увидеть Таразе. Тело Сестры Барам было найдено лежащим почти под умывальником, правая щека прижата к кафельному полу, левая рука ухватилась за отводную трубу под раковиной. Она старалась поднять с пола свое ослабевшее тело, и смерть настигла ее при этой попытке, зафиксировав при движении, будто насекомое, пойманное в янтарь.

Когда сестру Барам перевернули, чтобы унести, Тараза усмотрела красную отметину там, где ее щека была прижата к полу. Дневная прокторша объяснила происхождение этой отметины с научной точки зрения. Всякий жизненный опыт превращали в данные для потенциальных Преподобных Матерей, чтобы позже провести курс «Собеседование со смертью».

«Кровоподтек посмертного окоченения».

Сидя сейчас за столом кабинета на Доме Соборов, Тараза с трудом пыталась отвлечься от своих воспоминаний, отдаленных многими годами и сконцентрироваться на предстоящей ей работе. Как же много она помнила! Разложенная на столе работа еще раз придала ей ощущением своей нужности и жизненной наполненности. И Тараза снова с головой погрузилась в работу.

Проклятая необходимость готовить гхолу на Гамму!

Этот гхола достоин таких трудов. Восстановлению исходной памяти всегда предшествует множество грязной работы.

Решение послать Бурзмали на Гамму было мудрым. Если Майлс в самом деле нашел потайное убежище… Если он сейчас появится, ему будет необходима вся помощь, какую он сможет получить. Опять она подумала: не пора ли сыграть в игру предвидения? Слишком опасно! И тлейлаксанцы предупреждены, что может потребоваться новый заменитель гхолы.

«Держите его готовым к рождению».

Ее мысли перешли на проблемы Ракиса. Следовало бы получше приглядывать за этим олухом Туеком. Долго ли еще сможет Лицевой Танцор благополучно его изображать? Однако в решении, принятом на месте Одрейд, не было никакой погрешности. Она поставила тлейлаксанцев в полностью незащищенное положение. Самозванец может быть обнаружен, и это повергнет Бене Тлейлакс в пучину ненависти.

Внутри замысла Бене Джессерит сейчас появились новые, очень тонкие нюансы. Уже многие поколения ракианское жречество ловилось на приманку союза с Бене Джессерит. Но теперь! Тлейлакс должен считать, что они выбраны вместо жрецов. Трехсторонний союз Одрейд… Пусть жрецы воображают, будто каждая Мать принесет клятву покорности Разделенному Богу. У жреческого совета дух перехватит от возбуждения при такой перспективе. Тлейлаксанцы, без сомнения, увидят здесь шанс монополизировать меланж, завладеть наконец, единственным не зависимым от них источником.

Постукивание по двери отвлекло Таразу. Это послушница принесла чай. Таков был заведенный порядок: подавать чай, когда Верховная Мать зарабатывается допоздна. Тараза посмотрела на настольный хронометр: икшианское устройство, настолько точно, что могло бы опоздать или поспешить на одну секунду за целый век — час двадцать три минуты одиннадцать секунд утра.

Она позволила послушнице войти. Девушка, светлая блондинка с холодными наблюдательными глазами, вошла и наклонилась, расставляя рядом с Таразой принесенное на подносе.

Тараза не обращая внимания на девушку, уставилась на работу, остававшуюся у нее на столе. Так много еще необходимо сделать. Работа важнее сна. Но голова ее болела, и привычное ощущение головокружения подсказывало, что чай не даст большого облегчения. Она доработалась до мозгового голодания, которое нужно срочно снять, иначе она не сможет даже встать. Ее плечи и спина болезненно пульсировали.

Послушница уже хотела уходить, когда Тараза, поманив ее, остановила.

— Помассируйте мне, пожалуйста, спину, Сестра.

Ловкие руки послушницы умело устранили болезненное сжатие на спине Таразы. Милая девушка. Тараза улыбнулась этой мысли. Разумеется, она милая. Если бы она не обладала всеми своими достоинствами, ее бы никогда не отобрали прислуживать Верховной Матери.

После ухода девушки Тараза осталась сидеть безмолвно в глубокой задумчивости. Так мало времени. Она жертвовала каждой минутой своего сна, хотя избежать его невозможно. В конце концов, тело требовало своего. Она уже несколько дней заставляла себя работать так, что непросто будет восстановить силы. Позабыв про чай, накрытый рядом с ней, Тараза встала и ушла через холл в крохотную спальную келью. Там она передала распоряжение ночной страже разбудить ее в одиннадцать утра и устроилась в полной одежде на жесткой койке.

Она тихо регулировала дыхание, уводя и отвлекая чувства и переходя в промежуточное состояние.

Сна не было.

Она проделала заново все упражнения, но сон ускользал от нее. Тараза долго так пролежала, применяя разные техники расслабления, но мозг ее, тем временем продолжал напряженно работать.