Комната с белыми стенами - Софи Ханна

Психолог – Тина Рамсден, бакалавр, магистр и доктор естественных наук плюс еще куча разных букв, едва ли не весь алфавит[15], – была невысокой, мускулистой и загорелой блондинкой с волосами до плеч. Саймону она напомнила профессиональную теннисистку. Психолог была вся какая-то нервная, а ее улыбка – почти виноватая. Неужели сейчас она скажет, что понятия не имеет, чьих это рук дело? В отличие от нее Саймон имел кое-какие соображения на этот счет.

– Я всегда предваряю профиль преступника предупреждением, что легких ответов не будет, – начала Рамсден. – В данном случае я должна особо подчеркнуть это… – Она повернулась к Прусту. Тот, как неприкаянный, стоял, прислонившись спиной к закрытой двери битком набитой комнаты, и производил впечатление одного из персонажей сказки про трех медведей. Кто занял мое место? – Хочу заранее извиниться за то, что я не уверена, какую помощь смогу вам оказать в поимке преступника. Я бы не хотела ограничивать себя какой-то конкретной возрастной группой, цветом кожи, семейным положением, уровнем образования, профессией…

– Давайте я сделаю это вместо вас, – предложил Пруст. – Лысого видели два свидетеля – Сара Джаггард и наш собственный сержант Зейлер. Мы знаем, что ему лет тридцать – сорок пять, он белый и бритоголовый. Мы также знаем, что у него сильный акцент кокни. Правда, мы пока не пришли к единому мнению относительно формы его лица…

– Я отбросила показания обоих свидетелей, – заявила Рамсден. – Профиль бесполезен, если основан на имеющихся внешних данных. Я смотрю лишь на преступление – и ничего больше.

– Разве это не может быть сорокалетний белый лондонский скинхед? – не унимался Пруст.

– Я уже высказалась по поводу таких вещей, как возраст, цвет кожи, образование, семейное положения. Это все внешние факторы, которыми я не хотела бы себя ограничивать, – возразила Рамсден. – Что касается его характера, то он, скорее всего, одиночка, хотя внешне может производить впечатление человека общительного.

– Доктор Рамсден, вряд ли нам способны помочь слова о том, что это может быть кто угодно, – произнес Снеговик. – После того как фоторобот нашего лысого красавчика осквернил собой страницы воскресных газет, нам предложили более трехсот имен, плюс к ним в придачу сотню, если не больше, безумных теорий, что могут значить эти шестнадцать цифр, причем одна фантастичнее другой.

– Вы хотите знать, что я могу сказать вам про этого человека? Более всего меня заинтересовали карточки, которые он рассылает и оставляет на месте преступления. Шестнадцать цифр, всегда одних и тех же, и в том же порядке, по четыре в четыре ряда. – Рамсден повернулась и указала на доску у себя за спиной. – Если мы посмотрим на те, которые были взяты с тел Хелен Ярдли и Джудит Даффи, а также ту, что Сара Джаггард нашла у себя в кармане после того, как на нее напали, то можно сделать вывод, что наш преступник – человек аккуратный и последовательный. Возьмем, к примеру, четверку – она везде написана совершенно одинаково. То же самое можно сказать и про семерку, и про другие цифры. Кстати, расстояния между ними тоже всегда одинаковые, как будто нарочно измерены линейкой. Аккуратные колонки и ряды свидетельствуют о том, что он ценит порядок и организованность. Он ненавидит делать что-либо сгоряча. Эти карточки – предмет его гордости. Не случайно он использует для них толстую, качественную, дорогую бумагу. К несчастью для вас, такую можно приобрести где угодно.

Из зала донеслись сдавленные стоны тех, кто потратил не один день, чтобы установить, где, собственно, ее можно приобрести.

– Такая зацикленность на порядке может означать военного, – предположил Крис Гиббс. – Тем более если учесть, что он убивает своих жертв табельным пистолетом американской армии.

– Да, это может быть военный, – согласилась Рамсден. – Но это также может означать тюрьму, интернат, любое заведение подобного рода… Или же мы имеем дело с тем, кто вырос в проблемной, хаотичной семье и в знак протеста воспитал в себе почти патологическую любовь к порядку. Такое бывает часто – спальня ребенка поражает чистотой, в ней каждая вещь знает свое место, но за ее дверью царит бедлам: летает посуда, родители орут друг на друга… Но, как я уже сказала, я не хочу принимать во внимание внешние вещи, потому что не уверена в них. Единственное, на чем хотелось бы пока сосредоточить внимание, – это на его характере.

– Вы говорите, что он предельно собран, – выкрикнул Саймон с заднего ряда. – Предположим, у него есть семья и друзья. Разве они не заметили бы в нем эту черту? Порой внутреннее перетекает во внешнее.

– Ага! Спасибо, детектив…

– Уотерхаус.

Саймон не любил многие вещи, но одну из первых строк в этом списке занимала необходимость назвать свою фамилию перед большой группой людей. Утешало лишь то, что никто об этом не догадывался.

– Я не сказала, что он предельно собран, – заявила Рамсден, явно довольная собой. – Я сказала, что он, по всей видимости, происходит из семьи, где царил полный раздрай, в том числе и эмоциональный.

– И он в знак протеста вполне мог воспитать в себе эту завидную собранность, – закончил за нее Саймон.

– Да, – согласилась Рамсден и сделала знак рукой – мол, не перебивайте. – Я бы сказала, что, вероятно, какое-то время благодаря такой собранности этот человек вполне успешно строил свою жизнь. Но что-то пошло не так, контроль начал ускользать от него. Это и есть самое интересное в нем. Он делает все для того, чтобы вещи и люди оставались в его власти; он цепляется за иллюзию, что является хозяином положения, но это не так. Он теряет контакт с внешним миром, со своим местом в нем; возможно, он теряет разум. Одинаковые карточки, раскрывающие его собранность и любовь к порядку, одновременно обнажают для нас его порывистость и непоследовательность. Подумайте сами: он убивает из пистолета Хелен Ярдли и Джудит Даффи и оставляет на их телах карточки. Он, среди бела дня, на многолюдной улице, а вовсе не у нее дома, с ножом – не с пистолетом! – набрасывается на Сару Джаггард. Он не убивает ее, но тоже кладет карточку ей в карман. Он также посылает карточку двум телепродюсерам, причем не делает попыток напасть на них, после чего посылает одному из них фотоснимок руки Хелен Ярдли, держащей карточку и экземпляр написанной ею книги.

Рамсден обвела глазами комнату, как будто проверяя, все ли поняли ее мысль.

– Ему кажется, что у него тщательно продуманный план; мы же видим, что никакого плана у него нет. Он шарахается из стороны в сторону, не зная, что, собственно, он делает, воображая, будто всё под контролем, в то время как на самом деле всё летит в сторону полнейшей бесконтрольности. Его ментальную траекторию можно сравнить с тележкой из супермаркета на крутом склоне, которая с каждой секундой набирает скорость, а ее колеса то и дело дергаются туда-сюда… ну, вы знаете, как обычно ведут себя колеса тележки из супермаркета, отчего ею бывает нелегко управлять.

Раздались редкие смешки. Саймон остался серьезен. Он не спешил согласиться с выводами Тины Рамсден лишь потому, что она явно бывала в супермаркетах.

– Он думает, что умен, придумав этот квадрат с числами, которые на первый взгляд не поддаются интерпретации, – продолжает Рамсден. – С другой стороны, эти цифры могут вообще ничего не значить. Возможно, он безумен или просто глуп. Возможно, в нем есть капля нигилизма: он хочет, чтобы в вашем лице полиция тратила драгоценное время в тщетных попытках разгадать несуществующий смысл. Или же – я понимаю, это вряд ли вам чем-то поможет, ведь это все равно что сказать, что возможно все, что угодно, – он в высшей степени умен, а последовательность чисел несет в себе смысл: это намек на его цель или на его личность. – Рамсден перевела дыхание. – Но даже в этом случае выбор тех, кому предназначены карточки, наводит на мысль о том, что ту часть его мозга, которая знает, зачем ему это нужно, в данный момент поглощает другая – та, что на бешеной скорости несется под откос, словно тележка из супермаркета.

Саймон открыл было рот, но Рамсден, похоже, вошла в раж.

– Сара Джаггард и Хелен Ярдли – согласна, тут прослеживается связь. Обеих судили за детоубийство. Но Джудит Даффи?.. У нее не просто ничего общего с Джаггард и Ярдли. Наоборот, она представляла в суде противоположную сторону, выступая свидетелем обвинения. Или ваш убийца не может определиться, с кем он? Лори Натрасс и Фелисити Бенсон – и тот, и другая связаны со всеми тремя женщинами через свою работу, но в остальном – никак. Ни тот, ни другая лично не причастны ни к одному случаю убийства детей.

– Позволю себе перебить вас, – громко произнес Пруст. – Как выяснилось, мисс Бенсон причастна. Сегодня утром нам стало известно, что ее отец потерял работу из-за халатности социальной службы, что привело к смерти ребенка. Он покончил жизнь самоубийством.