Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

«Должно быть, фейс-контроль», – думает Нина.

Павел открывает дверь и пропускает Нину вперед. Кафе в самом деле небольшое, немного сумрачное и очень уютное: закатное солнце эффектно сочетается с мягким электрическим светом восточных ламп. За столиками пусто – время обеда давно миновало, а для ужина рановато. Возможно, в этом кафе вообще мало посетителей – Нина сразу замечает покрытые белой скатертью столики, живые цветы в вазах, красивую мебель и предполагает, что цены в меню запредельные. А может, на время встреч Эвелина снимает все помещение целиком, и обычных посетителей не пускают охранники, дежурящие возле двери…

– Я побуду здесь, – говорит Павел, присаживаясь за один из столиков. – Идите. Она вас ждет.

Нина послушно направляется вглубь зала. Страх совершенно покинул ее, и неизвестность уже не тяготит, как всего несколько минут назад. До разгадки тайны остается мгновение, и она смакует его, рассматривая интерьер. Возле стойки она замечает большой аквариум, в точности имитирующий морское дно – похожие на цветы тропические рыбы плавают среди извивающихся водорослей, лепестков актиний и розоватых кораллов…

Но секунду спустя ее внимание приковано к одинокой женской фигуре в противоположном конце зала. Женщина сидит вполоборота, и лица ее Нина видеть не может. Однако ее осанка, величественная посадка головы, короткие седые волосы излучают такую энергию и силу, что Нина трепещет, словно в маленьком московском кафе ее ожидает английская королева. Нине кажется, что сам воздух вибрирует, наэлектризованный присутствием таинственной Эвелины.

Нина подходит все ближе. Женщина на нее не смотрит: она не торопясь пьет кофе и с аппетитом ест десерт, который от Нины загораживают соседние столы. Последние шаги даются Нине с таким трудом, словно она преодолевает аномальную зону. Рядом с женщиной воздух не просто вибрирует: он вязкий, густой, и ноги в нем словно застревают. Нина вновь ощущает странный привкус сновидения. Но думать про это у нее уже не остается времени.

– Добрый вечер, – робко говорит Нина, подойдя к столику, за которым сидит Эвелина. – Я – Нина Корецкая…

Женщина оборачивается – и в следующий миг Нина что было сил, до боли вонзает ногти в ладонь. «Проснись, просыпайся!» – зовет ее издалека чей-то знакомый голос. Она хочет что-то ответить, но не может.

За покрытым белой скатертью столиком, на котором стоят цветы, вазочка с мороженым, чашка дымящегося кофе, на узком кожаном диване сидит Ева Георгиевна Востокова.

– Здравствуй, – как ни в чем не бывало обращается Ева Георгиевна к Нине. – Садись.

Она указывает рукой на стоящее возле дивана кожаное кресло.

– Честно говоря, у нас не так уж много времени. Потом придут другие люди, высокопоставленные чиновники из министерства. Я должна принять их один на один: им бы не хотелось, чтобы здесь маячили посторонние.

Некоторое время обе молчат. Подходит официант, и Нина заказывает капучино с корицей.

– Просто не верится: ты подделывала печати, – задумчиво произносит Ева Георгиевна, рассеянно ковыряя ложечкой мороженое.

– Случалось, – шепчет Нина. Она еще не пришла в себя после шока, и говорит с трудом. – Понимаете, это было необходимо. Меня просили. Меня заставили!

– Знакомая история, – Ева Георгиевна качает головой. – Все само складывается так, что мы совершаем некрасивый поступок, а иной раз даже преступление – совсем маленькое, конечно, однако уголовно наказуемое, – в котором потом раскаиваемся. Разве я не предупреждала тебя, что работать нужно чисто?

– Предупреждали, – Нина краснеет.

– Работать чисто означает, что у тебя нет ни одной поддельной печати или подписи. Что все твои дела опрятны настолько, что в любой момент кто угодно может взять на экспертизу любой переведенный тобой документ, любой судебный протокол и нигде не найдет ничего такого, к чему можно было бы придраться. Неужели это не ясно?

– Ясно, – бормочет Нина. – Но…

– Конечно, сейчас все это уже не важно. Раньше надо было думать. А Ксения твоя? Я давно за ней наблюдаю. Разбойница, мелкая аферистка, – на лице Евы Георгиевны появляется брезгливая гримаса. – Работает неряшливо, при этом хитра и жадна. Однако хитрости хватает ей ровно настолько, чтобы вовремя схватить деньги и убежать, чем она долгое время успешно занималась. Впрочем, меня это не касается, – Ева Георгиевна пристально смотрит на Нину. – Это ваши дела. Меня лично волновало совсем другое: эта Ксения не платила нам ни копейки. Ей даже в голову не приходило, что принято делиться деньгами с кем-то еще, кроме мелких функционеров. До нее с нами расплачивался Кирилл. Когда же она его обманула, никто не сообщил ей о наших законах – все лишь с интересом наблюдали, как она идет ко дну, и ждали, что будет дальше. Для ее коллег это было целым спектаклем.

Она умолкает.

– Скажите… – тихо произносит Нина. – А что произошло с Кириллом? Кто его убил?

– А ты сама что про это думаешь?

– Я думаю, что это сделала Ксения. Я в этом совершенно убеждена! У нее были причины. Ведь он всю зиму рыскал в Рогожине, навел на нас прокуратуру. Следил за нами, всюду побывал… Я давно уже догадывалась… Ксения очень боялась Кирилла, и вот наконец не удержалась, и…

– Его убила не Ксения, – мягко, но решительно обрывает ее Ева Георгиевна.

– Не Ксения? – Нина растерялась. – Странно. Но кто же тогда? Неужели…

– Ну? Договаривай…

– Неужели… Вы?

Ева Георгиевна смеется.

– Да что ты, милочка? С ума сошла… Разве я похожа на убийцу? У Кирилла с Ксенией давние счеты, он был заинтересован, так сказать, кровно, чтобы ее разоблачили, наказали, упрятали куда подальше, но работал Кирилл в конечном счете на меня. Это я отправила его в Рогожин поворошить ваш дружный муравейник. Зачем же мне, скажи на милость, его убивать?

– Действительно, – Нина окончательно запуталась. – Правда незачем. Но кто же тогда мог это сделать? И зачем вы отправили Кирилла в Рогожин? Я ничего не понимаю…

– Рогожин – славный город. Старинный, тихий, близко к Москве. Его было несложно контролировать, и у нас никогда не было с ним трудностей. Но однажды там появились люди, которые перестали нас уважать. Не платили за то, что мы разрешаем работать, защищаем, помогаем. Твоя Ксения, например. Пришлось вмешаться…

– Но кто в таком случае убил Кирилла? Кому это понадобилось?

– Видишь ли, детка, Кирилл навел прокуратуру не только на одну твою Ксению. Под ударом – смертельным ударом – оказался весь ваш теплый трудовой коллектив. И не только. Кое-кто в Москве очень испугался. Люди работали годами, привыкли, пригрелись, успели сделать себе маленькие приятные подарки: у кого-то домик в Испании – небольшой домик на первой береговой линии, ничего особенного, у кого-то двухэтажная квартирка в центре Москвы, сущий пустяк, конечно, но прокуратура чрезвычайно заинтересовалась бы этими безделицами. Что оставалось делать бедным испуганным людям? Все уперлось в одного-единственного самозванца, который встал на их пути с целым портфелем улик. Вот они-то, эти люди, его и убрали. Нельзя так говорить о покойных, но Кирилл виноват сам: слишком глубоко полез.

– Но если вы всё знали, неужели нельзя было его защитить? Спасти от смерти?

– Можно, конечно. Одна доверительная беседа, пара звонков куда следует – и все вернулось бы на круги своя. Но Кирилл оказался азартным мальчиком – кто бы мог подумать, правда? – и слишком увлекся местью этой вашей Ксении. Совершенно перестал меня слушаться, весь ушел в работу и довольно быстро выкопал глубокую яму под тебя, дорогая Нина. Очень глубокую, поверь мне. Угоди ты в эту яму, и на волю уже не выбраться. Ксения – та могла бы как-то воспользоваться своими деньгами, ловко свалить все на тебя. Ну а ты? Посредничество в проведении международных усыновлений преследуется законом. Да еще эти твои фальшивые бумажки… В следственном изоляторе тебе бы уже никто не помог.

– Значит…

– Я просто не вмешалась в нужное время. Все случилось само собой. Но почему ты так побледнела? Не бойся, убийство произошло не из-за тебя. Я же сказала, что Кирилл перестал слушаться. Похоже, от ярости у него в голове помутилось. Он задумал подмять под себя весь рогожинский регион, и мне его поведение очень не понравилось. Не люблю, когда горят на работе… Грубил по телефону моему секретарю, а это было с его стороны совсем некрасиво… Вот я и не пришла ему на помощь, когда ваш курятник перестал кудахтать и хлопать крыльями, а серьезно задумался и в конце концов обратился к грамотному специалисту. Надеюсь, я удовлетворила твое любопытство?

Нина кивнула. Перед ней давно уже стоял остывший капучино, и она сделала глоток.

– Но как же вы… – Нина все еще не пришла в себя от изумления.

– Я занимаюсь этим давно, с тех пор как много лет назад в Россию приехала за ребенком первая иностранная семья. Это были испанцы, и я была у них переводчиком. Тогда все делалось по-другому, не так, как теперь, документов почти не требовалось, а детей просто отдавали будущим родителям. Первое усыновление устраивала я сама – это вышло совершенно случайно и совершенно бесплатно. А потом… Много чего было потом, у нас нет времени, чтобы все разбирать подробно. Да и ни к чему тебе про это знать. Впрочем, если тебе любопытно, кое-что я скажу: мой покойный супруг представлял Россию на той самой Гаагской конференции, где была рассмотрена тема усыновлений и приняты основные законы. А потом через его руки проходила вся организация международных усыновлений в России. Но несколько лет назад он умер, завещав дело мне.