Эпос хищника. Сборник - Леонид Каганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, - неуверенно ответила трубка, - А вы?
– И я директор, - сказал Вадим Петрович. - Есть разговор. Заказ.
– После обеда. Адрес знаете? - И трубка забубнила привычной скороговоркой: - Улица Партизана Глухаря, дом один. Он там один. Это от вокзала на четвертой маршрутке до конечной, там прямо до напорной башни, в проулок, по доскам через канавку, увидите гаражи - это Красноказарменная, а слева…
– Стоп, - сказал Вадим Петрович. - Жду у себя в офисе через полчаса. Бульвар Труда, здание мэрии, четвертый этаж, "Фольксбуттер".
– Оп-па… - сказала трубка.
– С собой документ. На кого пропуск выписать?
– Э-э-э… Цуцыков. Василий Цуцыков.
– Пока будешь ехать - начинай думать. Ситуация такая - нужно название для масла. Но не простое. Самое лучшее название. Масло новое, сливочное, оху…тельное. Название должно соответствовать. Ферштейн?
– Я вас понял.
– Жду.
* * *Василий Цуцыков оказался тощим человеком лет тридцати пяти, с узким лицом в золотых очках. В руках он нервно сжимал багровую кожаную папку, удивленно косясь на мятые бумажки, раскиданные по кабинету. Длинные волосы были схвачены сзади резинкой. Голубой, огорченно подумал Вадим Петрович, впрочем, какая мне разница? Он кивнул на свободное кресло. Цуцыков сразу расстегнул папку и вынул лист бумаги, исчерканный авторучкой. Вадим Петрович жестом остановил его. Крикнул Эллочке "кофе гостю!", вынул свою визитку и кинул ее вдаль по столу. Цуцыков взял визитку обеими руками.
– Сметана Вадим Петрович, - прочел Цуцыков торжественно. - Телефон какой длинный, это Москва?
– Это мобильный. - Вадим Петрович кивнул на трубку. - Через Германию. А теперь слушай меня внимательно, объясняю один раз.
Цуцыков поерзал талией в кресле, сложил ладони и замер.
– Мне пятьдесят пять, - задумчиво начал Вадим Петрович. - У меня небольшой замок под Кельном, жена, две любовницы, две дочки и сын в Америке. Мне ничего не надо. Ферштейн? Вообще ничего. Можешь такое представить?
Цуцыков вежливо покивал.
– Когда я уезжал, у меня было столько денег, сколько ты в кино не видел.
Цуцыков вежливо покивал.
– За мной охотились такие люди, которых ты никогда не увидишь.
Цуцыков застыл с полуулыбкой.
– Теперь уже не увидишь. Столько лет прошло, все поменялось. Я вернулся, чтобы делать в России бизнес. Ты слышал, что в Щетиновке строится завод масла?
– Конечно! - Цуцыков энергично кивнул.
– Я был на выставке в Бельгии. Купил самого нового оборудования на четыре миллиона евро!
– Это если в рублях… - Цуцыков задумался и стал чесать лоб над очками.
Вадим Петрович щелкнул пальцами, привлекая внимание.
– Четыре миллиона евро только оборудование! Я построил завод. Я поднял и перестроил пятьдесят коровников. Я буду выпускать масло. Оху…тельное русское масло! Такого нет даже в Германии! А в Щетиновке будет! Ты сам откуда? Наш, местный?
– Родился в Щетиновке, - закивал Цуцыков. - Окончил Самарский университет с красным дипломом.
– Хорошо, что местный, - удовлетворенно кивнул Вадим Петрович. - Есть маленькая проблема. Нужно название. Но не просто название. Самое лучшее название для масла. Мы тут думали, думали… Нужны свежие силы.
– Я готов! - Цуцыков вскинул голову и посмотрел Вадиму Петровичу в глаза. - К какому сроку?
– Вчера, - сказал Вадим Петрович.
– И все-таки?
– Третью неделю бьемся. Завтра я улетаю. Сегодня к вечеру надо решить. Деньги - не вопрос. Дам сколько попросишь. Хоть сто евро, хоть триста, хоть пятьсот.
– Полторы тысячи… - пискнул Цуцыков и испуганно вжал голову в плечи.
– Сколько-о-о??! - Вадим Петрович медленно поднялся во весь свой рост и навис над столом. - За одно-единственное слово?!!
– Такая цена, - пробормотал Цуцыков.
– Одно слово!!!
– Разработка бренда!
– Одно слово!!!
– В Самаре три тысячи! В Москве пять! Наверно…
– Ты не в Москве!!! - рявкнул Вадим Петрович.
Заныла печень. Вадим Петрович устало опустился в кресло.
– Да какая разница? Дам и полторы, только придумай.
Цуцыков важно поправил очки. Вошла Эллочка и поставила перед ним дымящуюся чашку, а перед Вадимом Петровичем - бутылочку французской минералки и бокал. Вадим Петрович жадно опрокинул бутылочку в бокал.
– Читай, что у тебя готово?
Цуцыков элегантным жестом поднес к лицу руку с листком. Точно, голубой, - подумал Вадим Петрович.
– "Доярушка"!
Вадим Петрович с омерзением помотал головой:
– Вот только не надо этого совка! Этих всяких, блин, ударница - доярница - красная заря, без этого! Прошлый век! Масло новое, оху…тельное, для простых русских людей. Ферштейн?
– "Огонек"?
– Йо-о-оханный…
– "Василек"?
– Тупо! Так и я умею! Это обычное название, а мне надо самое лучшее! Чтоб человек прочел этикетку и остолбенел - вот оно, наконец! Мечта всей жизни! Не пройти мимо! Ферштейн?
– "Весна"?
Ну точно голубой, - подумал Вадим Петрович и начал пить минералку.
– "Ласточка"?
– Нагадила. Прямо в пачку.
– "Свежесть"?
– Зубная паста.
– "Луговое"?
Вадим Петрович поперхнулся и посмотрел на Цуцыкова.
– Да с какой радости "Луговое"?!
– По ассоциации. Коровы-то на лугу пасутся.
– Но на лугу навоз, а не масло? Ты был на лугу?
– "Солнышко".
– Думали уже. Понимаешь… Как тебя?
– Василий Цуцыков.
– Понимаешь, Василий, название должно быть сильное! Звучное! Могучее! Мощное!
– "Тайфун"?
– Тьфу.
– "Гольфстрим"?
– Да заткнись! Слушай: вот у нас было такое предложение - "Буттер". Буттер - по-немецки "масло". Обсудили - не подошло. Почему?
– Понятно почему. Получается масло масляное.
– Идиот! Просто нужно русское, мать твою! Русское! Ферштейн?
– "Лебедушка"?
Вадим Петрович вздохнул, стиснул зубы и перевел тяжелый взгляд на бокал. Бокал выдержал, не рассыпался.
– "Соловушка"?
Вадим Петрович демонстративно разглядывал толкающиеся пузырьки минералки. Сроду не было голубых в Щетиновке, думал он.
– "Пастушок"?
– Может, сразу "Петушок"? - перебил Вадим Петрович.
– Хорошая идея! - обрадовался Цуцыков.
– Пошел вон!
– Как? - растерялся Цуцыков.
– Пешком! Вон отсюда, гомик волосатый! Элла, проводи!!!
Дверь за Цуцыковым закрылась. Вошла Эллочка и унесла нетронутую чашку кофе. Вадим Петрович снова положил перед собой чистый лист. "Русское" - написал он на нем и задумался.
Зажужжал телефон.
– У аппарата, - сказал Вадим Петрович.
– Алло! Это как бы Скворцов, - раздалось в трубке. - Соловушка.
– Что-о-о?
– Как бы "Соловушка".
– Теперь и директор у меня петух, - вздохнул Вадим Петрович. - Что ж ты, дурень?
– Жена придумала как бы. А я вот что подумал, может, так и назвать, как фирму, - "Фольксбуттер"?
– Объясняю. Уже сейчас одному объяснял. Название нужно а - сильное, б - русское, г - необычное, е - оху…тельное. Ферштейн?
– Будем думать, Вадим Петрович. А стоки оказались как бы в порядке! Ничего не надо переделывать.
– Так хрена ли ты мне голову морочил?! - Вадим Петрович отбросил телефон и снова взял в руки маркер.
– Масло "Медведь", - заявил он после долгой паузы. - Это уже хорошо. Это не "Соловушка". А еще масло "Русская тройка"!
Он торопливо заскрипел маркером. Перечитал написанное - и бросил листок на пол.
– Старо и скучно! - объявил Вадим Петрович. - Новые идеи нужны. Элла! Элла!
В кабинет заглянула Эллочка.
– Элла, принеси книг, что ли, каких-нибудь. Газет. Самых любых! Идеи нужны!
Эллочка исчезла. Заверещал телефон.
– У аппарата, - сказал Вадим Петрович.
– Вадим Петрович! Это Цуцыков! Можно вам перезвонить куда-нибудь чтоб не через Германию?
– Нет!
– Хорошо! Я придумал русские названия!
– Говори.
– "Русская тройка"!
– Пфу ты…
– Это не все! - заторопился Цуцыков. - Есть еще лучше! То, что вам надо!
– Давай, не томи.
– "Королевское"! - объявил Цуцыков.
– Хм. "Королевское"?
– Мне тоже очень нравится! - оживился Цуцыков.
– "Королевское" - вот это уже разговор. Неплохо, неплохо. Очень даже неплохо. Хм… А что? Масло "Королевское"! Нет, не пойдет.
– Почему? - огорчился Цуцыков.
– Платформа "Короли" в тридцати километрах. Подумают, что оттуда масло. А масло наше, щетиновское.
– Может, так и назовем: "Щетиновское"?
– Неаппетитно.
– "Наше масло"?
– Глупо.
– Масло "Новое"?
– Неоригинально. Масло новое, а название старое. Что там у тебя еще?
– "Царь-масло".
– Это как это?
– Ну, есть царь-колокол, царь-пушка, а у нас будет царь-масло!
– "Царь-масло"? А ты о бабах думал? Как будут наши бабы в магазине спрашивать? Дайте пачку "царямасла"? Ты о бабах вообще когда-нибудь думаешь?