Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок - Скотт Паттерсон

Инвесторы, естественно, были напряжены. «Каждый день появляется новый слух о том, что Citadel выходит из бизнеса», — сказал своим клиентам во время телеконференции Марк Юско, менеджер Morgan Creek Capital Management из Северной Каролины, инвестора Citadel.

В самой компании все это время сотрудники работали на износ. Посетители отмечали, что у трейдеров темные круги под глазами, а сами глаза красные. Трехдневная щетина, ослабленные, залитые кофе галстуки. Когда поползли слухи о ситуации в Citadel, на трейдеров обрушился шквал звонков с вопросами, начали ли представители Федерального резерва инспектировать их помещения. В какой-то момент один из сотрудников вышел из себя и крикнул в трубку: «Извините, но я тут никаких федералов не вижу». Другой саркастично заметил: «Я только что посмотрел под столом, никого тут нет». Бисон тем временем взял на себя руководящие функции, пока Citadel нес все большие убытки. Он включил режим контроля ущерба, постоянно мотался между Чикаго и Нью-Йорком, встречаясь с недовольными партнерами, и старался убедить их, что у Citadel достаточно капиталов, чтобы пережить бурю. Трейдеры как сумасшедшие сбрасывали активы, чтобы получить больше денег и снизить леверидж. По рассказам очевидцев, в какой-то момент, пока собственный капитал Kensington продолжал падать, Citadel организовал кредит в 800 миллионов долларов из одного из собственных фондов — высокочастотной машины Tactical Trading, которой управлял Михаил Малышев. Tactical Trading отсоединился от головной компании в конце 2007 года. Инвесторы, узнав об этом странном ходе, приняли его за шаг отчаяния и решили, что компания действительно на грани: если им приходится самим себе одалживать денег, значит, больше никто им кредита не дает.

Через несколько дней после конференции с держателями облигаций Гриффин разослал письмо сотрудникам Citadel по всему миру. Он оптимистично заявлял, что Citadel выживет и будет процветать. Ситуация с фондом напоминала ему историю о путешествии Христофора Колумба через Атлантику в 1492 году. Земли нигде не было видно и ситуация казалась безнадежной, и Колумб написал в бортовом журнале два слова: «Плывите вперед».

Это был боевой клич[156] для сотрудников осажденного фонда Citadel. Всего год назад он был одной из величайших финансовых сил в мире — 20-миллиардный гигант, готовый к великим свершениям. Теперь приближалась катастрофа. Но Гриффин был уверен, что, какой бы безнадежной ни казалась ситуация, рано или поздно земля покажется на горизонте.

Кое-кто вспомнил уроки истории и отметил, что Колумб вообще-то заблудился.

Вскоре после этого Гриффин праздновал свое 40-летие в ресторане Joe’s Seafood Prime Steak and Stone Crab в даунтауне Чикаго, в нескольких кварталах от центрального офиса Citadel. Сотрудники подарили ему модель одного из кораблей Колумба, размером со спасательную шлюпку. Гриффин рассмеялся и с благодарностью принял подарок. Но он видел в этом предзнаменование судьбы, ему стало холодно, праздничное настроение испарилось. Все чувствовали: фонд Citadel шел ко дну.

В Morgan Stanley Питер Мюллер и PDT работали в кризисном режиме. Акции инвестиционного банка падали. Многие опасались, что он станет следующим Lehman и отправится на растущую свалку отходов Уолл-стрит. Рынок буйствовал. Волатильность полностью вышла из-под контроля, никогда раньше никто не видел подобного. Мюллер решил урезать многие позиции PDT, превратив часть его активов в деньги до того, как это сделают все остальные.

«Те виды волатильности, с которыми мы столкнулись, не имеют исторической базы, — сказал один из трейдеров PDT. — Если ваша модель основана на исторических паттернах и вы видите что-то, чего раньше никогда не видели, нельзя ожидать, что модель будет работать».

Для Мюллера это было беспокойное время. Непоседливый бродяга снова решил сняться с насиженных мест. Его девушка была беременна, и он хотел осесть в том месте, которое действительно любил. Он купил в Санта-Барбаре роскошный дом с гаражом на три машины и бассейном. Продолжая руководить PDT удаленно, он каждый месяц на неделю или две прилетал в Нью-Йорк, где встречался с товарищами по покеру.

В Morgan Stanley тем временем ситуация накалялась. Хедж-фонды, торговавшие через Morgan, пытались изъять у него активы более чем на 100 миллиардов долларов. Клиринговый Bank of New York Mellon потребовал еще 4 миллиарда долларов капитала. Схожая ситуация погубила Bear Stearns и Lehman Brothers.

В конце сентября Morgan и Goldman Sachs списали в утиль модель инвестиционного бизнеса и превратились в традиционные банковские холдинговые компании. По сути та Уолл-стрит, которую все знали, перестала существовать. Этот шаг означал, что банки будут гораздо в большей степени подчиняться правительственному регулированию и попадать под более строгие требования к капиталу. Золотые дни огромного левериджа, прибылей и риска ушли в прошлое — по крайней мере, так казалось.

Спустя несколько дней CEO Morgan Джон Мэк организовал вливание 9 миллиардов долларов от японской Mitsubishi UFJ Financial Group. Goldman договорился о том, что компания Berkshire Hathaway Уоррена Баффета инвестирует 5 миллиардов долларов.

Казалось, катастрофу удалось предотвратить. Но финансовый хаос продолжался. PDT старался подстраховаться уменьшившейся в размерах подушкой безопасности из денег, пока Мюллер обустраивался в солнечной Санта-Барбаре или время от времени играл на джазовых вечеринках в Гринвич-Виллидж. Казалось, в жизни Мюллера мало что изменилось, хотя за закрытыми дверьми он планировал существенные перемены для PDT, которые обнаружатся лишь несколькими месяцами позже. А вот про Боаза Вайнштейна этого никак нельзя было сказать.

Постороннему человеку могло показаться,[157] что Боаза Вайнштейна кредитный обвал никак не затронул. На деле он был очень обеспокоен. Saba получал удар за ударом от кредитного рынка. Трейдер Deutsche Bank, не веря своим глазам, смотрел, как его четко продуманные сделки трещали по швам. Вайнштейн начал 2008 год на пике славы. Он и его лондонский коллега Колин Фэн управляли в Deutsche всей мировой кредитной торговлей. Saba контролировал активы на 30 миллиардов долларов — невероятная сумма для 35-летнего трейдера. Босс Вайнштейна Аншу Джайн предложил ему серьезную позицию главы отдела международной кредитной торговли. Но Вайнштейн отказался. Он уже строил планы по уходу из Deutsche в 2009 году и запуску собственного хедж-фонда (который, естественно, будет называться Saba).

После коллапса Bear Stearns в марте 2008 года Вайнштейн считал, что худший этап кредитного кризиса позади. Он был не одинок. Гриффин думал, что экономика стабилизируется. Джон Мэк из Morgan сказал владельцам акций, что кризис субстандартных кредитов находится в восьмом или девятом[158] иннинге. CEO Goldman Sachs Ллойд Бланкфейн был настроен чуть менее оптимистично: «Сейчас мы, наверное, в третьем или четвертом иннинге кризиса».

Чтобы заработать на падении, Вайнштейн скупил обесценившиеся облигации таких компаний, как Ford, General Motors, General Electric и Tribune Co., издателя газеты Chicago Tribune. И, само собой, он хеджировал сделки кредитно-дефолтными свопами. Поначалу они начали окупаться, когда облигации компаний пошли вверх и Saba получал хорошую прибыль. Вайнштейн все лето продолжал вкладывать в облигации, и в сентябре 2008 года у Saba отмечались положительные годовые результаты.

А потом все рухнуло. Государство взяло под контроль ипотечных гигантов Fannie Mae и Freddie Mac. Lehman объявил о банкротстве. AIG был на краю, угрожая утащить за собой всю мировую финансовую систему.

Как и Citadel, Saba оказался между молотом и наковальней. Убытки росли, обмен информации между трейдерами Saba остановился. Обычно младшие трейдеры готовили отчеты по прибылям и убыткам за день, подводя итог работы группы. Без всякого предупреждения или объяснения отчеты пропали. Слухами о гигантских убытках стали обмениваться в основном возле кулера с водой. Многие опасались, что группу закроют. Еженедельные 100-долларовые турниры в покер, проходившие в операционном зале Saba, прекратились.

Вайнштейн был связан по рукам и ногам. Инвесторы обходили стороной рискованные корпоративные облигации, как выловленную три дня назад рыбу. Его это пугало. Цены падали. Как и в Citadel, его позиции были хеджированы кредитно-дефолтными свопами. Но инвесторы, сомневавшиеся, останутся ли их партнеры-трейдеры на плаву и выполнят ли свои обязательства, не хотели и слышать о свопах. Обычно цены на свопы, которыми торговали на внебиржевом рынке между банками, хедж-фондами и тому подобными структурами, колебались в зависимости от ситуации. Если цена свопов Saba (включая те, которыми он не торговал) росла, он мог увеличить стоимость этих позиций у себя на балансе.

Но когда финансовые рынки обрушились и леверидж начал испаряться, рынок свопов застопорился. Сделки, которые могли определить новую цену свопов, просто не заключались. Любимый финансовый инструмент Вайнштейна, распространению которого на Уолл-стрит он способствовал с конца 1990-х, все чаще рассматривался как фитиль бомбы, которая взорвала финансовую систему.