Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина - Анатолий Яковлев

Английский милленаризм имел важную особенность: это широкое движение основывалось на исторических и библейский исследованиях, породивших так называемую «реалистическую» школу, во главе которой стоял кембриджский теолог Джозеф Меде [449] . Школа Меде занималась систематизацией пророчеств, особенно содержащихся в Книге пророка Даниила и Откровении Иоанна Богослова, вычислением хронологических последовательностей, датировкой апокалиптических событий и подчеркивала необходимость не просто ожидания, но исполнения и тем самым приближения библейского пророчества о росте научного знания в преддверии Апокалипсиса. Среди последователей «научного» милленаризма были Генри Мор, Джон Мильтон, Самюел Гартлиб, Исаак Барроу, Исаак Ньютон, Томас Бернет, Уильям Уистон и др. [450]

В начале 1650-х гг. разнеслась весть о том, что америнды (американские индейцы) на самом деле являются потерянными коленами израилевыми, что вызвало фурор как среди корреспондентов Гартлиба, так и среди евреев вокруг Менассе бен Израэля, который сделал это «открытие» центральным пунктом своей петиции «Надежда Израиля» («Mikveh Yisra’el, Hoc est, Spes Israelis», 1650) с просьбой разрешить евреям вернуться в Англию.

Как пишет Джон Янг, продвижение еврейско-христианского диалога было одним из приоритетных проектов Гартлиба и особенно Дьюри, которые направили в 1649 г. – петицию в парламент об учреждении в составе нового Лондонского университета Колледжа еврейских исследований с целью изучения еврейской культуры, в частности древнееврейского языка (ключа к языку Адама), и в конечном счете переубеждения евреев в том, что христианство является не отрицанием их религии, а ее наивысшеи ступенью [451] .

К числу многочисленных и принадлежавших к разным деноминациям «конверсионистов» принадлежал и Локк [452] . Это позволило Набилу Матару утверждать, рассуждая об эволюции его толерационистских взглядов, что, «становясь все более толерантным по отношению к диссентерам и защищая их права, Локк превращался в конверсиониста по отношению к евреям и смотрел на них исключительно как на потенциальных христиан, окончательное место проживания которых должно находиться за пределами Англии» [453] . Действительно, в посмертных «Парафразе и примечаниях к посланиям св. Павла» Локк писал о необходимости возвращения евреев в «землю обетованную», Палестину, до наступления тысячелетнего царства, и поэтому, по его мнению, их пребывание в Англии не могло быть слишком продолжительным.

Однако, как замечает Дж. Маршалл, в своих размышлениях на этот счет Локк ориентировался не на Франциска Меркурия ван Гельмонта, выстраивавшего последовательность: полнота язычников 1702 г., обращение евреев 1732 г., миллениум 1777 г., а на Исаака Ньютона, считавшего временем возвращения евреев в Иерусалим 1895–1896 гг., а последними днями – отрезок между 2000 и 2050 г. И поэтому, полагает Маршалл, хотя Локк и называл иудаизм «ложным» и «абсурдным», а христианство единственной истиной и единственным путем спасения, его практический толерационизм распространялся и на евреев, обращение которых он не считал стоящим, так сказать, на сегодняшней повестке дня, а отодвигал на несколько столетий в будущее [454] . К этому следует добавить, что в каком-то смысле весь локковский толерационизм – это на самом деле толерационистский конверсионизм, т. е. политика мягкой, толерантной, «уговаривающей» христианизации не только евреев, но также мусульман, язычников (перед мысленным взором Локка стояли прежде всего американские индейцы) и, наконец, главного врага – нетерпимых, жестоких, воинственных и антихристианских «папистов».

Как отмечает Янг в своем исследовании круга Гартлиба, члены которого придерживались в принципе тех же взглядов, это был не «филосемитизм», как принято говорить, а своего рода «интеллектуальный колониализм» [455] . За этими взглядами стояли вполне возвышенные представления: подобно тому как «все металлы стремились стать золотом, более того, им было предначертано стать золотом… евреям (и, с точки зрения некоторых людей, язычникам) было предначертано доразвиться до христиан. Колонисты, пансофисты и алхимики действовали всего лишь как катализаторы, помогая остальному Творению на провиденциально предопределенном пути» [456] .

Возвращаясь к характеристике голландского контекста, можно сказать, что на практике «Нидерланды были в религиозном смысле самым толерантным обществом в Западной Европе» [457] , несмотря на законодательство, ограничивавшее права католиков, антитринитариев, евреев, меннонитов, квакеров и лютеран. Это общество имело соответствующую репутацию, служило образцом и источником вдохновения для приверженцев толерационистских идей, большинство которых сформировалось во второй половине XVI – начале XVII в. в среде гонимых религий, конфессий и сект. В Нидерландах на протяжении XVII в. можно было наблюдать периодические вспышки нетерпимости, однако властям удавалось погашать такого рода конфликты.

Самой нетолерантной конфессией в 1680-1690-х гг. в Нидерландах, как и в Англии, стали французские кальвинисты, бежавшие от репрессий Людовика XIV, но продолжавшие считать толерантность губительной, а социнианство и другие секты опасными ересями. В 1690 г. синод валлонских церквей в Амстердаме призвал к «единообразию» и осудил тезис о том, что «магистрат не имеет права, пользуясь своею властью, подавлять идолопоклонство и препятствовать распространению ереси» [458] . «Подавлению» подлежали и «еретические» труды, пропагандировавшие толерантность.

К концу XVII в. одним из главных аргументов в пользу толерантности был торгово-экономический расцвет Голландской Республики. Это связывали с тем, что страна открывала широкие возможности для деятельности граждан, не предусматривавшие не только религиозных, но и иных ограничений, кроме, разумеется, моральных: кальвинистская реформатская церковь пристально следила за строгим соблюдением законов, запрещавших «либертинизм», связывая имморализм с атеизмом и проявляя, по словам одного современника, «двойное пуританство».

Нидерланды в XVII в. стали самым крупным центром издательской деятельности, здесь печаталось все, что было запрещено в других странах, например в Англии, где существовала цензура, а издатели иногда по нескольку лет сидели в тюрьмах за книги, напечатанные без разрешения. Тем не менее упоминание Локком в «Epistola de Tolerantia» социниан (т. е. антитринитариев) как конфессии, имеющей право на толерантность, было рискованным тезисом даже в голландском контексте и могло навлечь на автора, если бы стало известно, кто он, и будь на то воля властей, серьезные неприятности.

Правда, как и многие другие трактаты, в том числе принадлежавшие социнианам, «Epistola» была напечатана анонимно. Другим способом избежать требований цензуры была особая издательская практика – ставить на титулах вымышленные типографии и места изданий, что спасало от возможных, хотя и не обязательно неминуемых, штрафов и наказаний. В Нидерландах тоже существовала цензура, прежде всего направленная против антитринитариев, однако, как и повсюду в этой стране, она не обязательно влекла за собой репрессии.

Благодаря этому именно здесь возникла и воплотилась в реальность идея транснациональной, или, лучше сказать, вненациональной республики – «Republique des Lettres», с ее книгами и журналами, с обязанностями граждан по распространению информации о новых книгах и научных открытиях, с их равенством, не считающимся с положением в обществе. Это была интеллектуальная родина для людей, вынужденных оставить родные места, в чем, собственно, и состояла особенность воплощения идеи такой республики поколением 1680-х гг. (поскольку, разумеется, сама идея появилась еще в античности и с тех пор имела множество исторических воплощений).

Одной из центральных фигур интеллектуальной республики, созданной поколением 1680-х гг., был Жан Ле Клерк. Под угрозой преследований Ле Клерк бежал в начале 168o-x гг. из кальвинистской Женевы в Лондон, однако сумел найти для себя место лишь среди арминиан в Нидерландах. В 1683 г. Лимборх устроил его профессором Ремонстрантской семинарии в Амстердаме. Локк познакомился с Ле Клерком благодаря Лимборху зимой 1685–1686 гг.

Среди других участников «республики» можно назвать также гугенотских беженцев неортодоксального склада Шарля Ле Сена, Исаака Папена, Анри Баснажа де Боваля, Пьера Бейля, а также Ноэля Обера де Верее – неортодоксального французского католика, ставшего на какое-то время неортодоксальным протестантом. В 1689–1690 гг. Папен перешел в католицизм, а Обер вернулся в лоно католической церкви. По мнению некоторых историков, Папен мог быть французским шпионом, начавшим свою деятельность в Бордо, в доме приютившего его Уильяма Попля [459] . В 1680-х гг. все эти и многие другие диссиденты публиковались анонимно или под псевдонимами, опасаясь экстрадиции, похищения или даже убийства.