Тайна королевы - Мишель Зевако

Затем шевалье бесшумно приоткрыл дверь, слегка отодвинул портьеру с другой стороны, поудобнее прислонился к косяку и принялся смотреть и слушать.

XXV

ГЕРЦОГ АНГУЛЕМСКИЙ И ФАУСТА

(продолжение)

Герцог Ангулемский и Фауста сидели друг напротив друга. Со своего поста Пардальян хорошо видел обоих собеседников. Когда шевалье занял место наблюдателя, беседа уже началась. В эту минуту Фауста как раз отвечала на заданный ей вопрос:

— Вот что я намерена обсудить с вами. Вы — сын Карла IX, короля Франции, и я хочу вернуть вам отцовское наследство, коего вы были лишены. Я хочу возвести вас на французский трон, принадлежащий вам по праву, но похищенный у вас узурпаторами.

Решительно, герцог Ангулемский был готов ко всему, но только не к этому дерзкому предложению, высказанному Фаустой таким невозмутимым тоном, словно речь шла о самых обыденных вещах. Он даже вскочил с места и растерянно уставился на Фаусту; в его взгляде ясно читался вопрос: а не сошла ли герцогиня с ума? Бледный, как мел, обуреваемый вихрем противоречивых чувств, он пробормотал:

— Я — король Франции?.. Я… я — король?.. Нет, это невозможно!

— Почему? — по-прежнему невозмутимо спросила Фауста.

И с насмешливой улыбкой добавила:

— Неужели вы сомневаетесь в вашем праве на трон? Разве ваше дело — не правое?

— Да, клянусь кровью Христовой, так оно и есть! — с дикой яростью вскричал Ангулем. — Вы верно сказали, сударыня: трон Франции принадлежит мне по праву!.. У меня украли его!.. Получив его, я лишь верну то, что принадлежит мне. Но…

— Должно ли ваше «но» означать, что вы начисто лишены честолюбия? — с иронией промолвила Фауста. — Неужели вы никогда не сожалели о короне, которая должна была бы украшать вашу голову? Означают ли ваши слова, что вы никогда не помышляли вернуть себе ваше достояние?

В глазах герцога Ангулемского вспыхнуло пламя. Он вернулся в кресло и, пожав плечами, резко сказал:

— Если бы я ответил вам «нет», вы бы все равно мне не поверили… И были бы правы…

И глядя прямо в глаза Фаусте, живо произнес:

— Да я только об этом и думаю, причем уже очень давно!.. Именно потому мне и пришлось провести десять долгих ужасных лет в Бастилии, откуда вы только что вытащили меня… Десять лучших лет жизни!.. Я всегда думал и буду думать о том, как вернуть себе украденное наследство, но для этого необходимо преодолеть поистине колоссальные преграды, устранить великое множество препятствий, и я чувствую, что мне недостанет сил.

— Да, работа предстоит не из легких, и вам одним с ней не справиться… да и денег у вас маловато. Однако то, что вы не можете сделать в одиночку, вы вполне можете сделать при моей поддержке: поверьте, у меня хватит и власти, и средств..

Фауста была спокойна, голос ее звучал по обыкновению проникновенно и убедительно, но герцог все еще сомневался и скептически покачивал головой. Впрочем, было очевидно, что его неутоленное честолюбие только и ждало предлога, так сказать, «ринуться в бой»: оставалось лишь немного подтолкнуть Карла. Фауста поняла состояние герцога и улыбнулась, уверенная, что начатая ею партия уже выиграна:

— Власть и деньги, о которых я говорю, имеются у испанского короля Филиппа; я являюсь его полномочным представителем и от его имени предлагаю вам воспользоваться ими.

Услыхав о короле Испании, герцог Ангулемский нахмурился; взор его стал холоден, как лед. Фауста поняла, что такого рода помощь Ангулему явно не по вкусу, однако сделала вид, что ничего не заметила, и, порывшись за корсажем, вынула оттуда верительные грамоты, которые сегодня утром показывала Кончини.

— Вот королевские грамоты, — сказала она, — удостоверяющие мое право говорить от имени Его Католического Величества и принимать любые решения, какие только я сочту нужным принять. Читайте, герцог: у вас не должно оставаться никаких сомнений.

Герцог взял пергамента и быстро пробежал их глазами. Однако он не спешил возвращать бумаги Фаусте — он размышлял, прикидывал, высчитывал. Фауста со своим неизменным спокойствием наблюдала за ним. Она знала, что в конце концов честолюбие заглушит голос совести. И действительно, герцог пожал плечами и шепотом произнес:

— К черту щепетильность! Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц.

И, протягивая Фаусте ее бумаги, громко и решительно заявил:

— И что же вы предлагаете мне от имени короля Испании?

— Золото, — ответила она, — столько золота, сколько вам понадобится. Через месяц у меня в руках будет четыре миллиона; вы сможете располагать ими.

— Это немалые деньги, — задумчиво произнес Ангулем, — однако их недостаточно для того, что мы задумали.

— Я знаю. Но за ними последуют следующие миллионы. Я же сказала: вы получите столько золота, сколько вам понадобится.

— Хорошо. Но тем не менее нам придется потерять месяц в ожидании первого взноса, — заметил герцог.

— Нет, — заверила его Фауста, — я богата. Слава Богу, пока еще я могу черпать золото из собственных сундуков.

— И это все, что вы предлагаете мне от имени короля Испании? — поинтересовался герцог, поклоном давая знать, что у него нет более возражений.

— Еще вам предлагают две армии: одна во Фландрии, другая возле границы в Испании, обе готовы войти во Францию по первому же сигналу.

И, так как герцог энергичным жестом выразил протест против высказанного предложения, она с улыбкой прибавила:

— Понимаю: вам необходимо любой ценой избежать иностранного вторжения. Я сказала вам об армиях только для того, чтобы вы знали: в случае необходимости вы можете рассчитывать на их поддержку. Вообще-то я собираюсь предложить вам нечто лучшее. В течение тех нескольких недель, что я нахожусь здесь, я не теряла зря времени. Сейчас у меня уже имеется четыре склада оружия: один неподалеку от ратуши, другой на острове Ситэ, третий возле Университета, четвертый в пригороде Монмартр. Это мои личные арсеналы, их местонахождение никому не известно. Там есть порох, пули и ружья; их достаточно для того, чтобы вооружить не одну тысячу человек. Припасено даже несколько пушек.

— Не хватает только солдат, — улыбнулся герцог.

— Солдаты у меня есть, — без тени улыбки ответила принцесса. — Ядро моей армии состоит из двух тысяч отборнейших воинов; в основном это испанские дворяне, прибывшие в Париж под видом торговцев и ремесленников. Сейчас они рассеяны по всему городу, но по моему приказу они смогут собраться за несколько часов. В случае, если будет необходим вооруженный переворот, эти солдаты не скомпрометируют вас в глазах народа, ибо их примут за французов из южных провинций — Прованса, Лангедока или Гаскони. Все они прекрасно говорят по-французски, а благодаря принятым мною мерам в любую минуту смогут доказать, что являются добрыми французами. Так что, как видите, если вдруг придется прибегнуть к силе, никто не сможет упрекнуть вас в том, что вы призвали на помощь иноземельцев.