Рождение шестого океана - Георгий Гуревич

— Осталось полторы минуты. Откладывать нельзя! Включайте насос, сестра!

Никелированный насос пришел в движение. Большой поршень с чавканьем потянул из сосуда консервированную кровь. Кудинова соединила один шланг с артерией, другой с веной, и кровь пенистой струей побежала в стеклянную банку — искусственное легкое. Банка наполнилась ярко-алыми пузырьками.

И все увидели, как начали розоветь неестественно бледное лицо и синеватый кончик носа. А еще через минуту вздрогнули губы, напряглись мышцы шеи, словно Валентин хотел глотнуть. Приоткрытым ртом он втягивал воздух.

... Странные вещи творятся с Валентином: он лежит на столе без дыхания, но живой, и жизнью его заведует никелированный аппарат с двумя поршнями, большим и маленьким, механическое электросердце системы профессора Бокова.

В организме человека сердце занимает особое место. Это единственный из внутренних органов, у которого ткани такие же, как у мускулов. Подобно мускулам, сердце выполняет главным образом механическую работу — сжимается и разжимается. Именно поэтому создать искусственное сердце заметно легче, чем искусственный желудок или печень.

По существу сердце — насос, даже двойной насос. Одна половина гонит испорченную кровь в легкие для очистки, другая — чистую кровь в организм для питания клеток и тканей.

Электросердце профессора Бокова представляло собой тоже двойной насос, который черпал кровь и глюкозу из специального резервуара.

Но, хотя многие машины сложнее сердца, сердце превосходит любую машину своей прочностью и работоспособностью. Ни одна металлическая машина не способна работать беспрерывно десятки лет без чистки, смазки, без остановки для ремонта, делая зимой и летом, днем и ночью около восьмидесяти движений в минуту. Поэтому блестящее, красивое на взгляд, металлическое электросердце осуществляло вспомогательную задачу — поддерживать жизнь, прежде всего, жизнь мозга, пока не возьмется за работу отдохнувшее, починенное сердце Валентина.

В помощь искусственному сердцу работали и искусственные легкие. Они были устроены очень просто. В большую стеклянную банку сверху поступала отработанная кровь, а снизу вдувался кислород. Стекая по кислородной пене, темная кровь очищалась, становилась светло-красной, обогащалась кислородом, а потом металлическое сердце всасывало ее из стеклянных легких и направляло в аорту.

Аппараты вернули жизнь Валентину, и Кудинова получила передышку. Она могла, не торопясь, починить сердце, зашить его и вложить в грудную клетку.  

Но зашитое сердце не шевелилось, хотя сквозь него беспрерывно текла свежая кровь. Можно было подумать, что оно нарочно дожидалось, пока явится Кудинова, и, истратив последние силы, остановилось, сложило с себя ответственность за жизнь Валентина, передало ее врачу.

А в распоряжении Кудиновой были те же самые противоречивые средства: либо возбуждение сердца — нагнетание крови, массаж, адреналин, либо полный покой в надежде на то, что предоставленное самому себе сердце, отдохнув, начнет сокращаться.

Но через сколько минут начнет? Кудинова знала: это может случиться не скоро. Бывали операции, когда сердце оживало через час. В опытах с животными — еще позже.

«Неужели целый час я буду с тревогой глядеть на сердце и гадать: оживет или не оживет? » — подумала Кудинова.

И все же она начала с лечения покоем. Всегда лучше, если организм справляется с бедой самостоятельно. Пятнадцать минут она ожидала,

держа на весу руки в окровавленных перчатках и поглядывая то на часы, то на сердце. Но сердце бездействовало.

Кудинова применила массаж... Без успеха... Адреналин — впустую...

Крайнее средство — электрический разряд... Никакого результата.

Еще двадцать минут полного покоя... Сердце лежало неподвижно...

Все чаще слышались сдержанные вздохи врачей. Они понимали Кудинову, сочувствовали ей. Больной, очевидно, безнадежен, но, несмотря ни на что, врач обязан снова и снова пытаться спасти его теми же не оправдавшими себя средствами. И все ниже опускал голову добродушный дежурный врач, которому предстояло утешать Сергея..

Кудинова выглядела деловито-спокойной, но в душе ее все кипело. Какая нелепая беспомощность! Упрямое сердце отказывается жить, а она не может заставить его работать, не умеет пустить в ход.

... Уже прошел час, начинается второй... Валентин дышит, лицо его порозовело. Но все это держится на механическом насосе. А в насосе кровь разрушается постепенно, все время нужно добавлять новые и новые порции. Чтобы поддерживать жизнь Валентина в течение суток, надо влить в насос полсотни стаканов — кровь пятидесяти доноров. И кроме того, насос — это машина, не столь безупречная, как сердце. Вот и сейчас в нем слышится какой-то присвист. Надо бы остановить, показать технику. Но это значит остановить жизнь Валентина...

Адреналин! Массаж! Повысить давление!

При повышенном давлении проступает кровь. Значит хирургия не помогла, остались разрывы внутри тканей.

Но тогда не остается ничего, кроме...

Кудинова берет в руки стеклянную банку, где бьется чужое сердце — единственное сердце, которое бьется спокойно и бесстрастно в этой комнате...

— В сердце больного необратимые изменения, — говорит Кудинова вслух. — Оно нежизнеспособно. В таких случаях показан радикальный метод профессора Бокова — замена испорченного сердца чужим, здоровым. Я считаю, что это единственный выход.

Единственный и, к сожалению, самый опасный. Ведь Валентин был ранен в грудь, рана еще должна зажить. Оперируя, Кудинова вскрыла грудную клетку — нанесла еще несколько ран. Перерезаны сосуды — это травма, вливание чужой крови — тоже травма. Чтобы спасти человека, врач вынужден добавлять все новые и новые повреждения. Пересаживая чужое сердце, Кудинова нанесет еще несколько ран, и самое главное: сердце должно еще прижиться. Именно это не получалось у всех хирургов до Бокова. Организм воспринимал чужое сердце, как комок бактерий, и, собравшись с силами, рассасывал его. Значит, после операции предстоит большая работа по сближению белков. Организм Валентина должен перестроить чужое сердце, понемногу заменить в нем чужеродные белки своими. Это связано с кропотливым лечением, с ежедневными уколами в сердце, с новыми ранами.

Но прежнее сердце Валентина не хочет работать. Иного выхода нет.

Много путей связывают сердце с организмом: аорта, которая несет кровь из сердца; полые вены, несущие кровь к сердцу; легочные вены и артерии, связывающие сердце с легкими; вены и артерии, снабжающие кровью сердечные мышцы, и наконец два главных нерва, не считая второстепенных. Один — ускоряющий работу сердца при волнении, другой — замедляющий. Все эти важные пути Кудинова должна была восстановить, чтобы связать организм Валентина с его новым сердцем. В сущности надо было сделать несколько сложных операций. Из них самой опасной была первая — сращивание аорты.