Рождение шестого океана - Георгий Гуревич

«Раненные в сердце выживают только чудом», — говорили доктора.

«Врач, который возьмется лечить такую рану, недостоин своего звания», — это было написано в прошлом веке. И все-таки, нашлись смелые люди, которые пытались лечить поврежденные сердца. Хирург Джанелидзе насчитал свыше  пятисот таких опытов за два десятилетия. Кудинова хорошо помнит его книгу — лаконичные истории болезни так часто кончались словами: «Больной умер на восемнадцатый день», или же «на восьмой день», или «на операционном столе... » Все же смерть отступала. Оказалось, что даже остановка сердца — не конец. Профессору Неговскому удавалось вернуть к жизни больных, у которых перестало биться сердце в результате шока, потери крови, удушья, электрического разряда. Было доказано, что умершего еще можно оживить через пять-шесть минут после смерти, если снова привести в движение сердце. А потом появилась новая медицинская техника, и профессор Боков начал свои операции. Кудинова помогала ему несколько раз, но самостоятельно не оперировала ни разу. И вот пришел час испытания, а она, как школьница перед экзаменом, шепчет: «Аорта, венечные сосуды, блуждающий нерв... »

Пусть не изменит ей память, не спутает и не собьет ее. Пусть не захватит у нее дыхание, пусть не дрогнет рука! От этих рук зависят жизнь Валентина...

«Позвоните часа в три», — сказал дежурный врач. Нелегко дались. Сергею эти три часа. Он не ушел из больницы и три часа провел в приемной, шагая из угла в угол, от плаката «с корью» к плакату «с мухой», в то время, как наверху шла борьба за жизнь Валентина, и каждая минута могла окончиться трагически.

В просторной, светлой операционной собрались почти все медики Мезенского строительства — пришли посмотреть редкую операцию. Пока готовились инструменты, врачи с интересом рассматривали аппаратуру Кудиновой: портативные электроножи и электроотсосы с крошечными моторчиками, помещающимися в кармане халата, сверкающий никелем насос с двумя поршнями — большим и маленьким — и стеклянные банки с физиологическим раствором и кровью. В одной из них пульсировало человеческое сердце. Это сердце, пережившее своего прежнего владельца и без него прилетевшее из Москвы в Мезень, больше всего привлекало внимание врачей.  

Валентина принесли около двенадцати часов; и вслед за ним в операционную вошла Кудинова, держа на весу руки с растопыренными пальцами. Лицо у нее было закрыто марлей, лоб туго затянут белоснежной косынкой, в промежутке между косынкой и марлей виднелись черные брови и черные глаза.

Она вошла неторопливо и уверенно, как будто все опасения оставила за дверью операционной. Возможно, она играла в спокойствие, как многие врачи, — немножко для больного, немножко для окружающих, а больше всего — для самой себя. Врач и генерал должны выглядеть уверенными, чтобы их распоряжения не вызвали ни тени сомнения.

Зрители отступили, очистив полукруг у стола для Кудиновой, ее ассистента и сестры. Валентин был без сознания, лежал вялый, с полузакрытыми глазами. Нос у него обострился, глаза ввалились, кожа туго натянулась на скулах. Пожалуй, он не узнал бы себя, если бы мог увидеть свое отражение на металлическом колпаке рефлекторной лампы.

Ему прикрыли лицо наклонной занавеской, обложили грудь и живот простынями и салфетками, оставив только небольшой квадрат на груди, густо смазанный йодом. Кудинова взяла в руки нож и, нахмурив брови, прикоснулась к желтой от йода коже. Врачи затаили дыхание. В наступившей тишине слышен был только один звук — мертвящее жужжание электрических моторчиков.

Кудинова, казалось, работала неторопливо, но на самом деле очень проворно. Ее гибкие кисти все время находились в движении. Правая рука еще работала, а левая уже тянулась за следующим инструментом. Кудинова порывисто произносила: «Нож... расширитель... тампон... салфетку... зажимы! ». И не оглядывалась, когда сестры вкладывали ей в руку нужный инструмент, резала, расширяла, перекусывала ребра, закрывала сосуды блестящими серебряными зажимами...

Она вырезала в груди довольно большой квадрат, откинула лоскут с прилегающими мышцами, словно отворила окошко в грудную полость. Внутри все было затоплено кровью. Сердце билось очень часто, то показывая свою глянцевитую поверхность, то скрываясь в крови. Кудинова осушила кровь и очень ловким, точным движением вывела сердце из грудной клетки. Теперь оно билось у нее на ладони — единственный живой кусок в неподвижном теле Валентина, как бы последнее средоточие жизни...

И вдруг сердце остановилось. Оно перестало трепетать, словно не захотело жить у всех на виду. Жизнь ушла...

Это произошло в 12 часов 26 минут. Кудинова взглянула на часы. Она потратила одну секунду на это именно потому, что секунды сейчас решали все. Остановка сердца, прекращение дыхания носит название клинической смерти. Человек уже мертв. Но, жизнь вернется к нему, если дыхание и работу сердца врач сумеет восстановить. На все это отведено пять-шесть минут. Через пять-шесть минут после остановки сердца начинает умирать мозг. Тогда уже окончательная смерть -— неотвратимая.

Все врачи видели, что сердце остановилось. Единый вздох нарушил тишину.

— Адреналин! — потребовала Кудинова.

 Адреналин — гормон надпочечной железы — возбуждает сердце. Когда мы волнуемся, в нашей крови избыток адреналина. Иногда он помогает при остановке сердца: дает нужный толчок.

Не очень твердыми руками, молоденькая сестра вручила Кудиновой заранее заготовленный шприц. Кудинова повторила впрыскивание несколько раз, но адреналин не помогал. На это ушла одна минута.

В некоторых случаях полезно вливать кровь небольшими порциями. Повторные толчки пробуждают сердце, как бы напоминают: «надо работать». Вливания заняли полторы минуты. Напрасно!  

Иногда помогает массаж сердца: легкое сжатие или поглаживание. Смысл тот же: возбудить сердце, ввести его в привычный темп.

На массаж ушла третья минута и начало четвертой.

Никто не проронил ни слова. Медики молча следили за этой роковой борьбой: Кудинова против смерти — один на один. Все лица застыли. Только глаза двигались: взгляд на часы, на руки хирурга, опять на часы. Дежурный врач, стоявший у стены, вздохнул и опустил голову. Он знал, как часто раненные в сердце кончают жизнь на операционном столе. Неужели ему придется идти сейчас вниз в приемную, сообщать грустную правду Сергею.

— Еще раз адреналин! — сказала Кудинова хрипловато.

А четверть минуты спустя, когда и это впрыскивание не помогло, она метнула быстрый взгляд на часы, на неподвижное сердце и сказала громко: