Прокламация и подсолнух (СИ) - Сович Мила

– Значит, только двое раненых?

– Лежачих двое, – занудно поправил Йоргу. – Еще один контуженный, и Гицэ плечо сломал.

Со стороны пандуров послышались, хоть и вполголоса, добродушные смешки, дескать, навряд ли сломанное плечо помешает этому кобелю бегать по бабам. Кто-то заодно посоветовал и Йоргу в кои-то веки просто порадоваться, раз уж все обошлось и все чудом живы.

– Не все, – угрюмо буркнул Йоргу, и Симеон тоже опустил глаза. – Григор-пасечник и его ребята...

– Царствие им небесное, – тихонько перекрестился Мариан. Пандуры вокруг притихли, поснимали шапки.

В этот момент из корчмы донеслись вопли, достойные глотки простуженного ишака, в которых с трудом угадывалась всем известная препохабная песенка. Мариан тут же негодующе подбоченился, глядя на Симеона.

– Заупокойную-то отслужить догадались или сразу пить пошли?

– Так это... Не дурней тебя, поди, – укорил его вполголоса Зойкан. – И не только помолиться, но и помянуть не грех!

– Жаль Григора, – помолчав, заметил Тудор. – Значит, вы уже без них – и без потерь при таком численном превосходстве? Что за чудо-мину вы соорудили? – он глянул на Йоргу и добавил с усмешкой: – Стойте вольно, мы не на параде!

– Да дрянь мина, слуджере, – честно сознался Симеон. – Только раз взорвалась, как надо, и то на заставе. Мы ж в ущелье больше от безнадеги ее и поставили. Сроду бы не взорвалась, если бы не парнишка один. Новобранец. Ты его не знаешь.

– Что за новобранец? Тот земляк твой, которого я к тебе в последний раз приписывал?

Симеон смущенно поскреб затылок.

– Нет, слуджере. Макарка на заставе остался, а этот у нас еще не в списках.

– Так. Значит, даже в отряд зачислить не успели, а в бой потащили? – Тудор чуть нахмурился. – Не узнаю тебя, капитане Симеон, ты обычно молодых больше жалеешь!

– Да такого бойца просто грех оставлять было, слуджере! – горячо возразил Симеон. – Стреляет, как бог. И мину эту взорвал – чуть сам не убился, зато уж туркам не поздоровилось. И в деле с нами не первый раз!

Зойкан охнул над ухом Йоргу:

– Это Штефан ваш, что ли? Так это... Сам-то жив? – и враз заткнулся, покаянно опуская голову. Тудор отвел глаза, вновь поправил плащ на плечах.

– Штефан? Так. Продолжай.

Симеон окончательно смутился и развел руками.

– Ладно, слуджере, я виноват. Штефан уж с полгода как на заставу прибился. Но парнишка – золото! Без него бы турки нас точно уполовинили. Я бы сразу доложил, только поглядеть сперва решил на парня, потому как он боярского какого-то рода. Долгая там история. А Йоргу вон да и Зойкане подтвердить могут – он хоть и не нашего полета птица, но товарищ верный. А уж как он эту мину взорвал – я тебе теперь за него головой ручаюсь!

Тудор нахмурился еще больше.

– Головой, значит?

Тут в корчме резко тренькнула и замолкла кобза[90], послышались крики, грохот и звон бьющейся посуды.

Тудор вопросительно глянул на Симеона, не дожидаясь ответа, шагнул к крыльцу. И едва успел вскинуть руки и уклониться, когда дверь с треском сорвалась с петель, и наружу вылетел клубок, ощетинившийся мехом и рукоятками пистолетов. Здоровенный чернобородый крестьянин, падая, отшвырнул от себя светловолосого парня, но тот извернулся кошкой, сцапал противника за грудки и с размаху двинул ему кулаком в зубы.

– Подсолнух, стой! – гаркнул Симеон не своим голосом, но его не услышали.

Чернобородый повалился, проломив лед на луже, а Штефан прыгнул сверху, придавил его к земле, сгреб за грудки.

– Я же тебя просил, – ласково сказал он, приподнимая противника и прикладывая спиной об землю. – Я же тебя, труба ты иерихонская, вежливо, в бога душу мать, попросил заткнуться. Я же, етить твою оглоблей в дышло через три забора, тебе говорил, что у меня адски болит...

Чернобородый дернулся, Штефан занес кулак.

Крепчайший подзатыльник сбил его кувырком в сторону. Пандуры дружно ахнули, и только Симеон попробовал заступиться:

– Слуджере! Не бей его, он же контуженный!

Тудор остановился. Штефан вскочил с земли и отчаянно закрутил головой, пытаясь углядеть нового врага. Из едва поджившей брови у него снова бежала кровь, другой глаз стремительно заплывал, украшенный свежим синячищем.

– Это какая же сволочь...

Симеон невольно вжал голову в плечи на манер черепахи. Но Тудор вдруг рассеянно отстранил его, недоверчиво рассматривая нарушителя спокойствия.

– Штефан? Ты?

Мгновение парнишка хлопал глазами, как сова на ярком солнце. Потом так же недоверчиво отступил на шаг, утерся рукавом, поднял взгляд – и с визгом бросился вперед.

– Дядька Тудор!

- 4 -

Если бы небеса отверзлись, и оттуда посыпались серафимы и херувимы, Симеон бы удивился меньше.

Подсолнух, поганец, балованный боярский мальчишка, повис на шее Тудора, будто и не был с ним почти одного роста, вцепился, как клещ в собаку, и просто верещал от счастья.

– Я так соскучился!

А Тудор... Тудор сгреб поганца в охапку, словно так оно и надо!

Кто-то увесисто ткнул Симеона в плечо. Йоргу. Торжествующий, аж светится.

– Я же тебе говорил, капитан!

Симеон только и мог, что полезть в затылок. Да уж. Говорил. Вон обнимаются, будто друг друга больше увидеть не чаяли.

Тудор наконец опомнился, оторвал от себя Штефана, пристально оглядел с головы до ног. И высказался так, что Симеон чуть шапку не уронил.

– Ты почему не в Академии?

Штефан вздрогнул, насупился. И ответил обиженно, отводя взгляд, будто его кровно задели:

– Я уже полгода как курс закончил!

Смутить слуджера Владимиреску было непросто, и не поганцу Подсолнуху об этом мечтать.

– Так! А почему здесь? И в таком виде?

У Штефана даже губа задрожала.

– Я с отрядом же, дядька! Ты хоть капитана спроси!

– С отрядом? – Тудор, придерживая Штефана за локоть, развернулся к ним. – Значит, это и есть твой новобранец?

И тут Симеон понял, что крепко нарвался. Правда, чем больше тянулся в струнку перед разъяренным начальством, тем меньше понимал, за что его здесь разносят на глазах двух отрядов.

Ладно – новобранец не в списках. Непорядок, да, взыскание капитаном заслужено. Ладно – пьяный в кабаке дверь сломал. Хотя, по правде-то, не так он и пьян, ушиблен больше, вот его и качает. Ладно – остальным втащили за драку просто потому, что под руку подвернулись, без разбору, дрался – не дрался. Но что мальчишка срамно выражается?!

– Ладно тебе, слуджере! – не выдержал Симеон. – Он чего, поп какой, чтобы ни Бога, ни черта не поминать?!

Тудор смерил его таким взглядом, будто с ним помойная яма заговорила. Даже Йоргу осторожненько отодвинулся на полшага, растерянно теребя усы, но друга не бросил – кашлянул и тихонько заметил:

– И повод гулять есть нынче у ребят, слуджере. Уж прости, что мальчишка пьяный, он нас так всех выручил, даром, что щенок сопливый и пить не умеет.

– Выручил?

Если Симеона не обманули глаза, Тудор здорово изменился в лице. Стиснул покрепче Штефана, которого так и держал за локоть все это время. Покачал головой, будто собираясь с мыслями.

– Так. Отряд построить. Трое здесь, погром разобрать. Симеон и остальные – за мной.

– Слушаюсь! – гаркнул вдруг Йоргу и бросился со всех ног в корчму, махнув рукой пандурам, в остолбенении подпиравшим окрестные заборы. – А ну, пошли, двое!

Симеон только зубами скрипнул – еще друг называется. Ладно! Штефан из-за плеча Тудора смотрел на капитана виноватыми глазищами – понял, поганец, как всех подставил. Гицэ выскочил на крыльцо и теперь вертел головой, таращась изумленно. Симеон с досадой поманил его к себе – слезай, мол, чего стоишь?

Гицэ подобрался бочком, старательно обходя этих двоих. Шепнул на ухо:

– Капитан, ты чего-нибудь понимаешь?

– Одно понимаю, – еле выдавил Симеон сквозь стиснутые зубы. – Про потерянного дядьку, которого черт знает где искать, Подсолнух нам врал!