Последний ребенок - Джон Харт

— Бей, — повторил Йокам. — К черту шефа. К черту субординацию.

Хант опустил огнетушитель, и Йокам шагнул к нему сзади.

— Ради Алиссы.

— Ты на меня давишь?

— Сделай это. Ради Джонни. Ради его матери.

— Что ты делаешь, Джон?

Йокам подошел еще ближе.

— Напоминаю тебе, что есть разница между служебным и личным.

— Иногда работа может быть личным делом. — Хант посмотрел на Йокама в упор и отвел глаза только после того, как напарник отступил. — Не пытайся мной манипулировать.

Ответить Йокам не успел — дверь из коридора открылась, и в комнату вошла дежурная, молодая женщина. Вошла и остановилась, увидев двух мужчин. Бросив быстрый взгляд на огнетушитель в руках Ханта и уловив висящее в воздухе напряжение, она торопливо пробормотала: «Я вернусь позже» — и выскользнула в коридор.

В наступившей внезапно тишине Йокам поднял руку, разведя на дюйм большой и указательный пальцы.

— Иногда бывает нужно вот столечко.

— Чтобы?..

— Чтобы вылететь со службы из-за какой-то глупости.

Еще несколько долгих секунд они стояли друг против друга; потом Хант, еще не остыв, вышел из комнаты и повесил на место огнетушитель, а когда повернулся, Йокам уже ждал.

— Таких красавцев, как я, нельзя ненавидеть, — пошутил он, и у Ханта гора свалилась с плеч.

— Почему Джонни мог подумать, что это коп?

— Потому что это и был коп?

— Почему мальчишка может принять кого-то за копа? Что толкает его к такому выводу? Жетон? Что-то, что он сказал? Что-то, что он сделал? — Хант тронул ремень. — Наручники? Оружие?

— Форма?

Они стояли, вдыхая запах сырого бетона, думая об одном и том же. Джонни был странным, чудны́м пареньком, но сообразительным и с хорошим чутьем. Именно этого никто, похоже, не понимал. Если Джонни считал, что в дело был замешан коп, значит, у него была на то какая-то причина. Хант попытался представить: темный вечер, двое мужчин в доме, Джонни у окна…

— Ты читал отчеты по краденым номерам?

— Что?

— Отчеты по регистрационным номерам.

— Читал. А что?

— Тот, кого Джонни видел в доме Джарвиса, ставил на свою машину краденые номера. Владелец одного набора из трех украденных не представляет ни где, ни когда он его лишился. В отличие от двух других.

В голове у Ханта что-то сдвинулось, и это отразилось на его лице.

— Что? — спросил Йокам.

— Два из трех пропали с машин, парковавшихся у торгового центра. Подходящее для такого дела место…

— Как и аэропорт, больница и с десяток других торговых центров.

Они посмотрели друг на друга и подумали об одном и том же.

Наручники. Оружие. Форма.

Охранник.

Глава 38

Джонни копал. Он чувствовал, как напрягаются швы, но пересиливал боль. Копать он взялся не просто так, на то была причина. Так он сказал себе. И повторил потом. И еще раз. Фримантл сидел, положив одну руку на сколоченный из сосновых досок гроб и пристально наблюдая за мальчиком и растущей горкой земли рядом с ямой. Когда лопата ударила о камень и Джонни выковырнул его и поднял, Ливай кивнул.

— Спасибо тебе.

Джонни едва услышал слова благодарности, но это не имело значения. За то время, что он работал, эти слова прозвучали уже раз двадцать. Так что он тоже кивал и копал. Жарило солнце, и грозовые тучи сбивались в кучу на юге. Джонни посмотрел на Джека и поднял лопату.

— Не хочешь подменить?

— Спасибо, мне и так хорошо.

Поначалу Джек минут десять стоял, держа револьвер в поднятых руках, а когда опустил оружие, то заметил это только Джонни. Теперь Джек уже сидел на кирпичной стене, со скучающим видом отмахиваясь от москитов, и револьвер лежал у него на коленях.

В каком-то смысле Джонни даже обрадовался, что друг отказался копать. Джонни ничего не знал ни о Ливае, ни о том, как умерла его дочь, но понимал понесенную им потерю так, как никогда не понял бы ее Джек.

Вот почему он копал и терпел боль. Вот почему думал о сказанном Дэвидом Уилсоном у моста: «Я нашел ее. Ту девочку, которую похитили». Тогда Джонни убежал в панике и страхе, прежде чем Уилсон успел объяснить, что имел в виду. Но потом появился Фримантл. Джонни посмотрел на великана, вогнал лопату в землю и, собравшись с силами, поднял.

Фримантл появился позже, и если застал Уилсона живым, тот, может быть, сказал ему, где нашел девочку. Может быть, Фримантл знал.

Джонни копнул еще раз, и Ливай в очередной раз кивнул.

Может быть.

Джонни копал, и в ушах звучали два этих слова.

* * *

Через час с небольшим на нижнюю ветку стоящего в центре кладбища дуба сели две вороны. Джонни заметил их лишь потому, что Фримантл вдруг затих, склонился над гробом и уставился на черных птиц с ненавистью и страхом. Потом одна из ворон слетела на могильный камень — черный комок, раскинувший в последний момент крылья. Склонив набок голову, уставилась на гроб, потом распушила блестящие, словно смазанные маслом перья и принялась охорашиваться. Внезапно Фримантл вскочил и, хромая, с криком устремился к вороне. Джек дернулся от неожиданности, и револьвер выстрелил.

В крике звучали какие-то слова; в этом Джонни мог бы поклясться, но разобрать их не было никакой возможности. Птица сорвалась с надгробия и перелетела на другое дерево, и Фримантл вернулся на прежнее место и сел у гроба. Какое-то время он таращился на ворону, потом закрыл глаза и перекрестился.

Джонни посмотрел на побледневшего от испуга Джека, который молча покачал головой и изо всех сил вцепился в револьвер. Неподалеку одна за другой слетели на деревья еще две вороны. Потом еще три. Джонни снова взялся за работу. Потянулись минуты. Копать мягкую землю было легко, но Джонни хотел сделать яму поглубже и не обращал внимания ни на боль в руках, ни на стертую в лохмотья кожу, из-под которой сочилась прозрачная, со сладковатым запахом жидкость, ни на ломоту в спине, ни на тянущие швы, ни на щиплющий глаза пот. Он мог потратить целый день на то, чтобы получить желаемое, и потому спланировал все заранее, выработал наилучший подход и продумал вопросы, которые собирался задать, как только гроб с дочерью Фримантла ляжет в землю.

Джонни взглянул на великана.

Штык вошел в землю.

Над усыпанными воронами деревьями сбивались темные грозовые тучи, а паренек все копал и копал горячий песок.

* * *

Когда он выбрался из ямы, солнце едва просвечивало