Астровойны - Олег Синицын

И когда он произнес следующую фразу, Серафиме показалось, что этот момент наступил.

— Можно тебе сказать кое-что?

— Да, — ответила она, затаив дыхание.

— Твоя спутница в черном платье — настоящая колдунья!

— Ты ошибаешься. — Серафима постаралась скрыть разочарование. — Нина заботится обо мне. На самом деле она добрая в душе.

— Возможно. Но добрая где-то очень глубоко… Ой!! Девушка стянула повязку, чтобы та не съехала. Возможно, от обиды сделала это чересчур крепко.

— Теперь, когда ты больше не истекаешь кровью, Даймон Зверолов, я хотела бы поговорить с тобой.

— Да? — удивился он. — О чем?

Она взглянула в его лицо, и в голове все поплыло. Девушка поняла, что больше не может сдерживать себя. Ей вдруг очень захотелось, чтобы он ее обнял!

Просто обнял, обхватил вокруг талии, притянул к себе. Ничем не обязывающее объятие. Ничего не значащее. Но этого захотелось так сильно, что помутнело в глазах, а внизу живота проснулось нетерпеливое жжение.

— Э-э… Видишь ли…

Длинное и осторожное вступление, которое она заготовила перед тем, как войти в грузовой отсек, вылетело из головы. Нужно признаться, что подобная неловкость случилась с ней впервые. Серафима мучительно вспоминала слова, а Даймон терпеливо ждал, уставившись на ее подбородок, словно разглядел там вызывающий прыщ. Серафима прекрасно знала, что никакого прыща там нет, но продолжала волноваться и под конец растерялась настолько, что спросила напрямую, без всякого вступления:

— Кто освободил Ганнибала?

Вопрос получился тихим, словно мышиный шепот, и девушка в который раз удивилась своей нерешительности. Она увидела, как забегали его глаза, затем взор затуманился от какой-то поперечной мысли.

Затем он произнес:

— Не знаю.

— То есть? — растерялась сиятельная дочь. — Что значит «не знаю»?

— То и значит.

Даймон отступил назад и оказался на приличном расстоянии от высокородной особы.

Ответ рассердил Серафиму. Хотя, возможно, еще больше рассердило то, что он от нее опять сбежал.

— Но ты же был там!

Насупившийся Даймон молчал и делал вид, что читает орочьи надписи на табличке возле погрузочного люка.

— Скажи мне, что произошло на посадочной площадке! — потребовала девушка. — Ты отправился туда освобождать адмирала!

— Пожалуйста, отпусти мою руку. Оказывается, она не только держала его руку, но еще ожесточенно за нее дергала.

— Не отпущу, пока не скажешь!

— Я не сделал ничего особенного.

Она бросила его руку и схватилась за голову.

— Ну, конечно. Как я могла подумать? Как я могла вообразить, что презираемый всеми пленник своим мечом расправится с вооруженными орками и освободит знатного адмирала! Что за сумасбродная мысль! Ведь так?

— Так, — ответил Даймон.

Она терпеливо набрала воздух в грудь.

— Хорошо. Давай вообразим такой диалог. Замечу, совершенно невероятный, но все же… Допустим, я скажу тебе, что до крайности восхищена мужеством человека, который в одиночку расправился с элитными гвардейцами сенобита и освободил из плена Святого Михаила! Давай предположим, будто я такое сказала. Что бы ты ответил?

— Почему-то не получается предположить такой диалог.

— О боже! — взмолилась Серафима. — Ганнибал сам сказал, что именно ты освободил его. Почему ты не хочешь это признать? Почему упрямишься? Почему ты молчишь, в конце концов? Или тебе по душе сидеть взаперти? Ответь мне! И, наконец, посмотри мне в глаза!

И он ответил. Так ответил, что она окончательно потеряла дар речи.

— Ты такая красивая, что если я посмотрю на тебя, то сойду с ума.

Слова вонзились прямо в душу.

Даже речь Уильяма, который обладал диковинным красноречием, не производила на нее подобного эффекта.

Она моментально растаяла и не поняла сама, в какой момент руки юноши обвились вокруг ее стана. Если бы кто-то сказал Серафиме, что Даймон даже не сделал попытки прикоснуться, а она сама скользнула в его объятия — она бы не поверила.

Из-под повязки на руке пошла кровь и испачкала платье, но Серафима не замечала этого. Она чувствовала, как без памяти проваливается куда-то, и это было воистину восхитительное падение. Ей хотелось, чтобы падение продолжалось вечно. Чтобы застенчивый, но очаровательный Даймон вечно стоял рядом и вот так крепко обнимал ее…

Серафима впилась в его плечи и прижалась к нему всем телом. Глядя на ее сияющие от счастья глаза, Даймон не верил, что такими глазами она смотрит на него, а не на кого-то другого. Он вообще не верил, что держит в объятиях самую красивую девушку на свете, обвиненный в предательстве юноша, сын охотника с маленькой планеты. Как такое могло случиться?

— Не отпускай меня, Даймон, — тихо просила она. — Подержи еще немного.

Сиятельная дочь потянулась к нему. Слегка. Возможно, для того, чтобы оказаться чуть ближе к волнительному уголку его губ. Возможно, для того, чтобы прикоснуться к ним. В конце концов, какая разница…

Удар в затылок оборвал нежность и убил все чувства внутри Серафимы. Только через секунду она поняла, что подобный эффект произвел на нее внезапный лязг распахиваемой двери.

А следом раздался голос, обладательница которого должна была сейчас спать в десантном кресле.

— Что здесь происходит?

Наставница стояла на пороге в своем неизменном траурно-кружевном платье. Сжатые тонкие губы превратились в линию, ноздри расширились, яростно втягивая воздух. Тело сотрясалось от гнева.

— Что здесь происходит?

От шока внутри Нины Гаты что-то замкнулось, и она не могла построить другую фразу.

Серафима побледнела, щеки сделались пунцовыми. Девушка подумала, что в этот момент должна бы выскользнуть из объятий, но это означало бы предать юношу, оставить его на растерзание Нине Гате. Поэтому она прижалась еще теснее и даже положила голову ему на грудь.

— Теперь мне все понятно! — Нина Гата прошла в комнату, ожесточенно вонзая в пол каблуки туфель. — Мне понятно, почему вы освободили его тогда в пещере. Я верю ему! Я имею право! Это право даровано моей кровью!.. Вы влюбились в проходимца! Какой замечательный заголовок для желтой прессы. Сиятельная дочь Морталес влюбилась в преступника!

Разъяренная дама неожиданно оказалась возле них. Даймон не успел опомниться, как ладонь наставницы залепила ему хлесткую и весьма обидную пощечину.

— Как посмел ты, дикарь, прикоснуться к сиятельной дочери!!

Нина Гата схватила Серафиму за руку и, показав недюжинную силу, вырвала ее из объятий Даймона.

— Вы знаете не все, Нина! — с обидой воскликнула Девушка. Слезы подступили к глазам.

— Ну уж нет! — Она стояла между Даймоном и Серафимой, разъяренная и страшная. Казалось, дотронься — и шарахнет молнией. — Теперь вы меня не проведете, сиятельная дочь! Теперь я знаю достаточно. Ваше бесстыдство поражает. Забыть устои семьи, забыть своего жениха.

— Я ничего не забыла.

— О нет, как раз забыли! — Нина говорила, выстреливая каждым словом. — Вы наделали много ошибок, но эта — самая ужасная. Она угрожает разорвать ваш союз с Уильямом! Ваш поступок уничтожает семью, которая должна стать основой государства. Вы знаете, что совершаете? Подрыв государственных устоев!.. Поймите, Серафима, ваша жизнь протекает на глазах всего Союза…

— Вот именно — это моя жизнь. И я вольна распоряжаться ею по своему усмотрению. И вы не можете мне указывать!

— Ну конечно! — ехидно усмехнулась Нина. — Вам не смеет указывать наставница, умудренная годами праведных трудов. И ваш отец не смеет указывать, который тоже ничего не смыслит в жизни. И Союз не смеет, основой которого и является ваша жизнь. Никто не смеет ей указывать! Пустоголовая девчонка знает больше всех!

— Не называйте ее так! — осторожно попытался встрять Даймон.

— Держи свой рот на замке, мерзкий предатель! — Наставница обратила на юношу разгневанное лицо, одним взглядом заставив его попятиться. Затем вернулась к Серафиме. — Многие скандалы сотрясали Союз. Но еще не бывало такого, когда дочь Великой Семьи связывалась с преступником и предателем.

— Вы ничего не знаете. Даймон не предатель! Ганнибал подтвердит, что освободил его именно Зверолов! И спросите, наконец, телохранителя. Ведь он не говорил, что вызволил из плена Святого Михаила. Это все ваши фантазии, Нина!

Разумные доводы заставили наставницу замолкнуть. А Серафима продолжала:

— К чему эти обличения, когда человек доказал свою преданность. Когда он, презирая опасность и смерть, совершил невозможное!

— Быть может, — с обманчивой кротостью произнесла Нина Гата, — Ганнибал был на Рохе в тот день, когда этот недоносок сдавал людей на растерзание оркам?

— Но и вас там не было.

— Не смейте мне перечить! — вскричала Нина. Ее нерешительность исчезла. Глядя исподлобья, она обошла вокруг девушки. — Я уже достаточно наслушалась ваших бредней, вашей дерзости и глупых поучений. Ваших заявлений, что вы достаточно взрослая и лучше других знаете, как себя вести. А сами… — Старая дева сделала паузу перед сокрушительным ударом. — … Сами предаетесь плотским наслаждениям в то время, как ТЕЛО ВАШЕЙ МАТЕРИ ЕЩЕ НЕ ОСТЫЛО!!