Записки нечаянного богача - Donteven
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я — Кузнецов Александр, а это — Смирнов Валентин, - ответил саха. А я присмотрелся к шатену и вспомнил, где недавно видел очень похожее лицо.
- А я Волков Дмитрий, - кивнул я военным. Подходить и жать руки в этой ситуации казалось не то, чтобы лишним, но каким-то мягко говоря несвоевременным.
- Мы по Алсибу летали, третий перегоночный авиационный полк, - с явной гордостью поведал Валентин, - я за штурвалом, а Сашка стрелком. Он знаешь как стреляет? Что винтовка, что пулемет, - Смирнов разгорячился, а Кузнецов сохранял невозмутимое выражение лица, хоть и было видно, что похвала ему приятна. - Тут нагрузили нам в «Бостона», - он мотнул головой назад, на гору, поясняя, что говорил про самолет, - ящиков, дали особиста с рыбьим глазом и отправили в Сеймчан. Трасса-то знакомая, не раз летали, а тут как поднялись — гроза началась, чего сроду по зиме не бывало. Приборы околесицу кажут, чекист визжит бегает, ТТ машет. Сашка орет по-своему что-то, ничего не понятно. Тут молния одна, вторая, третья. Чекист парашют хвать — и ходу. А «Бостона» еще сильнее болтать начало, люк-то настежь, да и тяги ноль. Выпали из тучи — да в скалу сразу. - Было видно, что пилоту даже вспоминать про это не хотелось, не то, что рассказывать. Лицо стрелка сделалось каменно-скорбным, но продолжил рассказ он:
- Наше стойбище было в этих краях. Малым детям старики говорили: вверх по Уяндине не ходить, там могила шамана. Говорили, скоро разберут арагнас да похоронят, как предками положено. Потом половина стариков поумирала, кто время знал. А там немец пришел — забыли про шамана. А он злой стал. Мало кто выжил из Кузнецовых. Кого зверь порвал, под кем лед крепкий провалился, кого мор спалил. Наша трасса далеко была, и то дотянулся старик, привел сюда да рядом со своей могилой и наши устроил. - И Александр намертво замолчал.
- Я как увидел его сперва — сразу понял, неприятный он тип! Один глаз под бельмом, а второй рыжий как у сыча. Половина морды черная, в саже, а когда говорит — рта не открывает, только голоса разные на каждое слово в голове аукают. А что померли мы — только потом дошло, когда дед рассказал. Обругал он нас, велел гору сторожить да охотников пугать, и пропал. А мы остались. Долго кружили по-над той горой, а теперь вот и приземлились с миром наконец-то. Спасибо тебе еще раз, Димитрий, за спасение души! Хоть и не велел политрук так говорить, да где теперь он, а где мы? Прощай теперь, будь здоров!, - Смирнов поднялся, оправил гимнастерку, хотел было выполнить воинское приветствие, но, видно, передумал. Поклонился до земли. И растаял, тихо, мирно, без спецэффектов типа вспышек или хлопков.
- Зинаида, - проговорил стрелок, внимательно глядя на меня черными глазами. Я молча смотрел на него, помня основное местное правило коммуникации: «Не говори лишнего», - Зинаида Александровна. Мы назвали «Дайанаа» дочь, «летящая», значит. Отец же летал на самолетах. Она родилась за год до того, как мы сюда... Председатель сказал — время новое, надо имя тоже новое. В численник смотрел, - Кузнецов смотрел сквозь меня и время, вспоминая новорожденную дочь, которой сейчас, наверное, под девяносто. Потом моргнул, возвращаясь от воспоминаний к мыслям, и продолжил:
- Она или дети ее придут к тебе, шаман так сказал. Не обижай их, Дмитрий, не гони с земли, на которой они живут и предки их жили. Пожалуйста, - последнее слово он проговорил таким тоном, что у меня чуть горло не перехватило. Дух, почти сто лет нагонявший жути на округу, просил за дочку, которую видел дай Бог если несколько раз, и за внуков-правнуков, не виденных ни разу. Не умевший просить, говоривший-то нехотя и будто через силу, он смог пробить мои внешние равнодушие и невозмутимость.
- Я клянусь честью, что не обижу твой род. У них всегда будет в достатке земля, олени и рыба, - выдохнув, произнес я.
- Махтал*, Дмитрий! - сказал он, а потом еще громко сказал что-то на своем языке. Кажется, эту же фразу я слышал от Васи-Молчуна в Якутске.
Стрелок Александр Кузнецов прижал правую руку с сердцу, поклонился — и тоже пропал. А я проснулся от дребезжания проклятой сойки.
Собираться оказалось сложнее, чем разгружаться. Начал я утро с непременного чаю, которого оставалось совсем чуть-чуть. Потом дошел до берега и вытянул за веревку медвежий череп, про который чуть не забыл. Из него, стоящего на каменной плите берега, выполз приличного размера рак и похрустел обратно в воду. Прости, земляк, придется искать новый домик, этот — мой. Я протер его мхом и отложил в сторону. Остатки юколы снял и разложил возле «волчьего столика». Собрал сеть, инвентарь, скрутил веревки, сложил все в бокс и рюкзак, как было. Получилось даже не с третьего раза — видимо, у ребят из Головинского ателье были какие-то свои профессиональные секреты. Или мешало то, что содержимое поклажи я, как мог равномерно, проложил теми самыми кожаными кисетами. Загрузил в Плотву кофр на нос, укрыв его шкурой, и рюкзак на корму. Рядом с кофром пристроил с полцентнера наверное рубленой медвежатины, взяв только филе из середины. Оставшееся мясо и кости снял с дерева, на котором все это богатство хранилось, и разложил по полянке. Волк появился незаметно, как тень, и сделал вид, что он тут с самого утра стоял.
- Уезжаю вот, бывай, братишка! Глядишь, свидимся еще. Смотри не обожрись только, как в прошлый раз, понял? - наказал я ему. Серый посмотрел на меня с деланой обидой и чуть рыкнул, что-то вроде: «один раз всего было, и то неправда, чего вспоминать-то теперь каждый раз?».
На нос Плотве привязал медвежий череп, на голову натянул панамку, сложив ее треуголкой. Вовсе одичал тут, в общем. Поклонился берегу, полянке и горе, мысленно пообещав вернуться. Поклонился озеру, благодаря за рыбу и попросив доброй дороги. Оттолкнулся от берега и сел на весла.
До приметного места, где меня высадил Самвел, там, где два ручья, громкий и тихий, я доплыл часа за два, если не меньше. Все-таки плыть по течению значительно легче, чем против. Вытянул Плотву на пологий берег, развел костерок и заварил последний чай. Решил было дойти до устья Уяндины, неторопливо, вдоль бережка, поискать там полянку и вызвать Самвела волшебной свистулькой, как