Записки нечаянного богача - Donteven

class="p1">Ощупав пальцами всю поверхность скалы от обрыва, до той высоты, куда хватало рук, не нашел ничего, ни щелей, ни норы. Монолит, глыба. Но почти отчаявшись и собравшись было спускаться на вечерние посиделки, махнул левой рукой — и она прошла мимо камня, да так, что я чуть не потерял равновесие. Тут оказалось что-то похожее на ту нишу, к которой я приладил балаган внизу. Скала прямо передо мной и та ее часть, что была отдалена, имели абсолютно одинаковую окраску и узор, и отличить их друг от друга я не мог даже глядя в упор. Присев и поводив рукой в нише, нашлось и продолжение тропинки — уступ шириной полметра, наверное, померить дальше мне пальцев не хватало. Прижавшись к стене, я осторожно перешагнул на уступ, который глаза по-прежнему отказывались замечать — вот это я понимаю, защитная окраска! Длиной площадка была не больше пары метров и вряд ли шире метра, не разгуляться. И в углу, том самом, куда с обрыва не доставали пальцы, нашелся долгожданный лаз. Своды арки сходились под острым углом, вершина была высотой мне по грудь. Я опустился на четвереньки и направился внутрь, держа в вытянутой руке фонарь.

Сзади завыл волк. Но в голосе не было тоски или угрозы: мне показалось, он азартно подбадривал меня, словно футбольный болельщик — игрока любимой команды, вышедшего один на один с вратарем в решающем матче.

Глава 22. На всю жизнь хватит не только мистики.

Лаз уходил вниз с легким уклоном. Неровные камни стен и свода чуть поблескивали в луче фонаря. Было сухо и чисто, в лицо тянуло легким ветерком. Интересно, если тут не водятся летучие мыши и всякая прочая живность — нет ли тут опасности? Может, метан какой-нибудь или излучение? И вообще, так далеко на Севере разве бывают летучие мыши? В общем, после сложных арифметических и логистических расчетов днем мозг устал и занялся привычным любимым делом: искать риски и угрозы на ровном месте.

После пары поворотов ход стал просторнее, я выпрямился в полный рост и продолжал неторопливо шагать, внимательно осматривая стены. Еще не хватало свернуть в какой-нибудь незаметный коридорчик, и аукаться тут потом всю ночь. Я вообще одним глазком только глянуть зашел, у меня дома чай стоит не питый и рыба лежит не еденная! А вот веревочку какую-нибудь или уголек можно было, конечно, и захватить. Всегда так — умная мысль приходит несвоевременно. Хотя, грех жаловаться, конечно. Ко многим она вообще не заглядывает.

Я посмотрел на часы. Спуск в недра шел уже двадцатую минуту. Если в ближайшее время ничего интересного, кроме виляющего коридора, не покажут — точно домой пойду. И есть хотелось все сильнее. С этой мыслью я добрался до крутого, почти под прямым углом поворота направо, куда и свернул. Все равно вариантов пока не было. Следом показался левый поворот. Темнота и совершенно одинаковые стены не позволяли определить не то, что стороны света, но и направление движения. Казалось, оступись или моргни, отведи пальцы от стены, за которую все время держишься — и ни за что не догадаешься, откуда пришел. Нет, лес я определенно люблю больше, чем пещеры. Там хоть солнышко есть.

За очередным поворотом я замер как вкопанный: в дальнем конце коридора из арки слева тянулся луч света, ложась нестерпимо ярким в темноте пятном на правую стену. Я и до этого ступал медленно, а тут и вовсе перешел в режим ленивца. Проем был выше моего роста, но не широкий, от силы метр. Из-за него я выглянул, как шпионы в старых фильмах: сперва полглаза, потом целый, потом медленно вышел в створ арки целиком. Под ногами была площадка примерно 3*2, вроде большой лоджии – даже что-то вроде парапета имелось по кругу. Я подошел к краю.

Да, реалисту со скептиком не позавидуешь. Они едва пришли в себя после плача и плясок, и тут меня замело к третьему подарку Откурая. Надо непременно узнать у местных, как они тут поминают и свечки ставят. Клянусь, я закачу такую тризну, что вся Белая Гора будет стоять на ушах. А потом прослежу, чтоб повторяли каждый год, всем улусом. Щедрый дед заслужил.

В памяти зазвучали слова «Клондайк», «Эльдорадо», «Сухой Лог», «Алдан» и почему-то «Мангазея». Заиграла расстроенными струнами хриплая песня про Вачу – речку с мелью, где стараются артелью. Я уперся локтями в парапет, потому что под коленками вдруг стало легко и щекотно, а на таких ногах не то, что ходить – стоять и то лотерея. Передо мной был подземный зал, где давешних Дугласов легко поместилось бы штуки три, с запасом, не впритык. И с целыми, а не обломанными наполовину крыльями. Верхний свод, дальний от меня, прорезали три трещины, словно огромный дракон снаружи пытался ворваться, но лишь проделал подобия неровных узких и высоких готических окон. Они-то и позволяли осмотреть центральную часть зала. А там было на что взглянуть.

Откуда-то из под моей ложи из горы тек ручей. Небольшой, метра два шириной. Посреди зала он распадался на множество струй и потоков, которые катились дальше по площадке размером чуть больше поляны, на которой я построил бурый балаган. Поверхность шла под уклоном, и ручейкам ничего не мешало, кроме того, что они принесли с собой из-под горы. Свой тяжёлый груз вода оставляла на камне и бежала дальше, огибая то, что было оставлено раньше. Если говорить технически — это была природная драга для промывки золотоносной породы. Если говорить как есть — это было самое удивительное чудо природы из всех, что я видел. В самом прямом смысле слова — золотое дно. А на нем — причудливые объемные узоры. Тоже золотые. И если представить, что красота копилась здесь не меньше четырехсот лет, а скорее всего — гораздо больше, то просто дыхание перехватывало. Я решил, что спускаться туда точно не буду. Скептик начал было что-то нудить про пирит, «золото дураков», но на него снова некому было обратить внимание. Потому что вдоль стен этого волшебного зала я заметил россыпи камней, на которых лучи солнца зажигали разноцветные огни: красные, зеленоватые, желтовато-оранжевые. Некоторые бросали на стены радужные блики. Какие камни могли так преломлять солнечный свет — я не знал.

На скалу из лаза я выбрался довольно быстро, потому что на воздух потянуло со страшной силой: опять забыл, как дышать — так увлекся созерцанием. Прислонившись спиной к камню, стоял и смотрел на озеро