Червь - Антон Лагутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подняв глаза, я увидел вход в пещеру. Вырывающаяся вонь из глубин чёрной дыры звала меня своим прохладным дуновением ветра. Я поддался чувствам. Быстро вскочил и направился в сторону овальной дыры.
Еще никогда я не был так счастлив. Мне даже не вериться, что, оказавшись в столь тёмном помещении, без окон, без солнечных лучей, я буду рад до усрачки.
Зуд прошёл. Влажный воздух смягчил сухую кожу. Моргнув несколько раз, глаза быстро привыкли к темноте, а спустя еще пару секунд я с лёгкостью различал туннели уходящие вглубь пещеры.
Облокотившись о холодный камень, я присел на корточки. Голод тянул меня наружу, тянул меня к свежему телу, на котором еще остались сочные куски мяса, но я противился. Противился, как наркоман под гнётом ломки, противится принять дозу, понимая, что если сейчас не скажет “стоп” — то в принципе следующего раза не быть.
Через кривую дыру выхода из пещеры, я видел, как мои друзья — о нет, только не это, я так не мог сказать! — эти две твари пожирали ноги деда, смакуя огромные куски мяса. Мне стало интересно: кто они и откуда? Только я решил обратиться к воспоминаниям, как вдруг понял, что надо копать глубже! Похер на этих двух ублюдков!
Закрыв глаза, я начал блуждать по лабиринтам памяти, но стены сознания обрушились так сильно, что мысли путались между собой. Я маленький мальчик, у меня есть мама, папа. Вдруг есть только папа. А потом бац, я ем папу — жру его, не осознавая — кто он для меня.
МамА…
Птицы. В голове они летают всюду. Куда я не зайду — всюду птицы. Вот мальчик находит мёртвых голубей во дворе. Ему их жалко, и вместе с отцом они закапывают их недалеко от дома. Вот мальчик нашёл раненого воронёнка — забрал домой, выходил, но тот улетел, смешался с десятком других ворон, что громко и противно каркали, летая над полем. Мальчик был опечален, но отец объяснил ему, что так и должно быть. Что его ворон обрел семью. Что он помог птице стать счастливой. Мальчик был рад. Мальчик мечтал вылечить всех птиц на земле.
Мама как ПТИЦА…
И вот однажды он нашёл птицу, которую не мог излечить. Не помогла вода, не помогла еда, ни что не помогало, и мальчик пришёл к отцу за помощью. Осмотрев птицу, отец вынес неутешительный вердикт.
— И что, папа, ей никак не помочь? — спрашивает мальчик.
Отец хмыкнул. Осмотрел полку с глиняными колбами. Достал одну из них и спросил:
— Ты действительно так сильно хочешь вылечить эту птицу?
— Хочу! Вылечи её!
Мама хочет выЛЕЧИТЬ…
Вынув пробку из колбочки, отец вылил содержимое птице в клюв.
— Но это в первый и в последний раз! — губы отца дёргались так строго, что мальчик быстро всё уяснил. Но, ненадолго.
Утром мальчик обнаружил в своей клетке птицу живой и здоровой. Обрадовавшись, он её отпустил.
Шли дни, шли годы. Мальчик рос, и в его копилке росло количество птиц, которым он не мог помочь, беспомощно наблюдая, как они умирают у него на руках. Отец постоянно ему отказывал, говоря, что вмешиваться в чужие судьбы так часто нельзя. Да и зелья у него на всех не хватит.
Мама ХОЧЕТ играть…
В очередной раз, подобрав раненую птицу, мальчик решил не спрашивать разрешения отца. Во что бы то ни стало, но он должен был вылечить бедное существо. Пробравшись тайком в сарай, глупый мальчик принялся искать нужно зелье. В тот день, когда отец ему помог в первый и последний раз, он хорошо запомнил запах зелья, но сейчас, открывая одну колбу за другой, он ничего похожего не учуял. Отчаявшись, и продолжая кидать жалостливый взгляд на птицу, мальчик рассудил так: какой запах — такой и вкус.
Мама ушла гулЯТЬ…
…одна… ушла в сарай…
Попробовав на язык всего одну крохотную капельку зелья, мальчик не распробовал. Тогда он поднёс колбу к губам и влил в себя половину. Появился вкус, но, к его разочарованию — это было не то. Он попробовал еще, затем еще. Осушил штук семь, но тот самый вкус так и не появился на его языке.
Мама НЕ попрощалась…
В тот же миг ему скрутило живот. Ни о какой птице он уже не думал, он лишь хотел добежать до туалета. Кровавый понос растворился в куче жидкого говна, что заполняло яму уличного туалета. Никто и не заметил. Потом его рвало. Потом кожа стала гнить. Отцу он так и не признался. Даже когда тот приносил ему густой суп, похожий на кровь, и после которого кожа прекращала гореть и чесаться, сын так и не признался.
Мама не вернулась…
Мысли путаются, я не могу сосредоточиться! Холодная стена приятно ласкает мне спину. Раскачиваясь, я рву пузыри об острые углы пещеры. Полегчало…
Мамамамамамам….
Потом было вкусное мяса вредного человека, на отрез отказавшегося нам помогать. Следующим была противная женщина, что громко визжала и махала руками возле папиного лица и даже умудрилась сильно его оцарапать. Через нас прошло много людей, прежде чем папа отправил меня жить сюда, в пещеру.
С мамой… Но я ни разу её так и не видел…
Мы гуляем вместе по лесу, но домой я всегда возвращаюсь один.
Спустя много ночей, папа привёл друга, а потом и подругу. Мы вместе едим вкусных птиц, играем в пещере, спим, тесно прижавшись друг к другу.
А совсем недавно папа привел нам еще одного друга. Она чудесная! Она может вскинуть руки и позвать стаю птиц. Пернатые слетаются со всего леса и послушно усаживаются у неё на плечах. И продолжают сидеть, даже когда я хватаю одну и жадно рву на куски.
СТОП!
ЧТО?!
Еще одна? Где?
Руками я раздвигаю густую тину памяти и погружаюсь с головой в болото воспоминаний. Ага, вот!
