Бумажный тигр. Власть (СИ) - Соловьёв Константин Сергеевич

С другой стороны… Лэйд мысленно усмехнулся. Можно подумать, перед его дверью выстроилась очередь жаждущих услужить помощников!

— Прошу вас, мистер Розенберг. Буду рад прибегнуть к вашей помощи.

***

Розенберг кашлянул, привычно и быстро раскладывая бумаги на письменном столе. Удивительно, как ловко его руки с грубыми пальцами обращались с листами, тасуя их почти беззвучно и перемещая едва уловимыми движениями. Ни дать, ни взять, раскладывали большой и сложный пасьянс.

— Итак… Предупреждаю, это не самая быстрая история. Здание, которое мы фамильярно именуем Конторой, сменило много владельцев и вывесок. Полагаю, вы удивитесь, в каком только качестве ему ни приходилось выступать. Итак… Возведено оно было в тысяча восемьсот втором году. Проект был разработан королевским архитектором сэром Аррисоном Дадлингтоном в стиле коллегиальной готики. Если не ошибаюсь, в ту пору этот стиль как раз набирал популярность в Европе… Кхм. Здание имеет три этажа и общую площадь в половину акра. Уже позже, в шестьдесят втором году, один из учеников Джорджа Фоулера Джонса[5] перестроил здание в стиле шотландских баронов, подражая, по всей видимости, замку Оливер, что в графстве Лимерик, Ирландия. С тех пор оно пережило еще три капитальных ремонта, но уже без перестройки, лишь менялись иногда стены, да еще сняты в семьдесят пятом две малые башни…

Лэйд поморщился. Он никогда не испытывал слабости к подобным деталям и не находил их интересными. Фронтоны, галереи, мулюры[6], шотландские бароны… Существо, бывшее истинным зодчим Нового Бангора, создавшим его из собственной плоти, перекроив и перекрутив ткань реальности, всегда отличалось некоторой эклектичностью по части архитектуры.

Так, оно запросто смешало бристольский византизм[7] чопорного Айронглоу с давящим псевдоготическим величием Олд-Донована, а фабричную застройку Коппертауна с кичливым модерном Редруфа. Что же до его родного Миддлдэка, тот вобрал в себя столько стилей и направлений, что разобрать их было не проще, чем компоненты в казане с ирландской похлебкой.

— Крайне интересно, — выдавил из себя Лэйд, — Но лучше отбросим детали тем, кто в них разбирается. Если бы я смог отличить дорическую колонну от ионической, я бы содержал архитекторское бюро, а не бакалейную лавку! Гораздо больше меня интересует то, кому это здание принадлежало до того, как сделаться вашей штаб-квартирой.

Розенберг кивнул, поняв его с полуслова.

— Без проблем. Но учтите, до нас здесь побывало порядочно народу, даже на перечисление уйдет время… Начнем с начала. Первым собственником здания значится акционерное общество «Коринф», на чьи средства оно и было возведено. Увы, компания разорилась вскоре после того, как успела распаковать чемоданы и прибить вывеску.

— Чем она занималась? — быстро спросил Лэйд.

В краткий миг тишины, который потребовался мистеру Розенберга для ответа, он словно услышал грубый, как лопающиеся хрящи, смешок Полуночной Суки.

Вызов демонов, богопротивные ритуалы, обряды на крови! По пятницам — кровопускания по льготной цене и клубные жертвоприношения! Чем еще может заниматься акционерное общество «Коринф»?.. Не будь большим идиотом, чем обычно, Лэйд Лайвстоун!..

Розенберг поджал губы.

— Ничего примечательного, оптовая торговля пряностями и специями. Розовый перец, мадагаскарская ваниль, мускатный цвет, куркума… Неудивительно, что я до сих пор иногда ощущаю эти запахи в самых дальних уголках здания!

Лэйд улыбнулся.

— Дальше, будьте добры.

— «Коринф» разорился в восемьсот шестом, а уже в восемьсот восьмом здесь квартировал судья Джеймисон со своим аппаратом из помощников, приставов и секретарей. Не имел удовольствия быть с ним знакомым, он умер лет за двадцать до моего рождения, но, говорят, отчаянный был джентльмен, отправил на виселицу человек двести. По большей части рыбаков и разбойников.

Лэйд рассеянно слушал, не пытаясь перебивать, лишь делая ободряющие жесты рукой. Дальше, мол.

— Так… Судья скончался в двадцать втором году, если не ошибаюсь, в последние годы он сильно болел почками. На смену ему пришел торговец книгами мистер Тринидад. Кажется, он использовал Контору и под магазин и под склад и под личные помещения. Не знаю, что за книгами он торговал, но продержался лишь три года, по двадцать шестой включительно. Судя по ордеру, выселен за долги, а весь его товар конфискован. Так-с… Следующие десять лет здание существовало в качестве пансионата миссис Люэрти. Не спрашивайте у меня, что это за дама, у меня нет ни малейшего представления. Сдавала меблированные комнаты постояльцам, предпочитая одиноких джентльменов и банковских служащих. Но в тридцать седьмом один из ее постояльцев погиб при недобрых обстоятельствах, а именно — изволил повеситься прямо в своем номере. Терпимо для обычной гостиницы, но совершенно неприемлемо для пансиона. В том же году мисс Люэрти продала дом на тридцать процентов дешевле его истинной стоимости и спешно отбыла обратно в Англию.

— С удовольствием последовал бы ее примеру, — пробормотал Лэйд, — Помнится, пинта старого доброго лондонского смога в свое время действовала на меня лучше, чем все патентованные таблетки от несварения.

Розенберг не мог понять сокрытой в этих словах горькой иронии, однако несколько секунд разглядывал Лэйда поверх очков, о чем-то размышляя.

— Так, дальше… За следующие двенадцать лет здесь переменили до черта вывесок. Ювелирная лавка, газовое оборудование, издание газеты «Королевский советник» — разорилась — букмекерская контора, ресторан, парикмахерская… Вам нужны фамилии и даты?

Лэйд поспешно помахал рукой.

— Не сейчас. Я ищу лишь общие… знаки. Знаете, всякого рода странные случаи, трагические происшествия, нелепые совпадения…

Розенберг хмыкнул.

— Как желаете. Следующие восемь лет — период вселенского благоденствия и затишья. В здании, выселив всех предшественников, обитают «Благочестивые Праведники». Ни одной смерти, ни одного вызова полиции, ни одной жалобы. Отрадная пора.

— Праведники… — пробормотал Лэйд, — Интересное название. Самые жуткие дела обычно совершаются за самыми благопристойными вывесками.

— Святая правда, — согласился Розенберг, — Мой дед в молодости служил фискальным агентом. В жизни не догадаетесь, что он обнаружил, проводя проверку в одной благотворительной организации, выдающей себя за сиротский приют.

— Орудия пыток? Останки замученных до смерти жертв?

— Хуже, — Розенберг многозначительно кивнул, понизив голос, — Куда хуже. По меньшей мере две дюжины неучтенных шляп без отметки[8].

— Жуткая история, — согласился Лэйд, — Так что там с этими «Праведниками»? Какое-то религиозное общество?

— Да, но вполне невинного толка. Кажется, конгрегационисты из числа последователей Броуна[9]. Небольшая секта, решившая организовать общину вдалеке от родной земли. Скорее всего, это были безобидные чудаки, собиравшиеся по воскресеньями, чтоб почитать Святое Писание да посудачить за трубочкой.

У Лэйда был свой взгляд на то, что считать невинным чудачеством.

За вывеской религиозного общества вполне могла скрываться кроссарианская ложа того или иного толка, некоторые ритуалы и традиции которой показались бы мистеру Розенбергу не просто противоестественными, но и отвратительными. И добро, если это было бы общество адептов Монзессера, распевающие хвалебные гимны в его честь и посвящающие друг друга в разные странно звучащие чины. А если последователи Мортлэйка, Князя Цепей? Или, того хуже, Карнифакса? Будь это так, случайный фискал, забравшийся бы в подвал этого уютного особняка, обнаружил бы тут совсем не неучтенные шляпы. О нет, не шляпы…

— Значит, «Праведники» задержались здесь только на восемь лет? И чем закончился период их правления? Пожар? Убийство? Может, за них взялась Канцелярия?

Удивление во взгляде Розенберга бессильны были скрыть даже очки в золотой оправе.

— Господи, нет! Отчего бы? Просто съехали, продав помещение. Может, отыскали себе более праведное местечко, подальше от Майринка, как знать? С пятьдесят восьмого по семьдесят пятый здесь располагался ресторан немецкой кухни с названием, которое, воле ваша, я выговорить не могу. Но уверен, что в эти годы все здесь пропахло тушеной капустой до такой степени, что ни один демон сюда бы и носу не показал. И только в семьдесят пятом, двадцать лет назад, начинается новейшая его история.