Записки наемника - Виктор Гончаров

И вот небо синеет, беловатые облака словно тают в воздухе, и перед моим взором оказывается погруженный в синеватую дымку город противника.

Этот мертвый и глухой городишко напоминает мне пруд, где разводят карпов. Воды мало. Тяжко, душно. Все разворочено. Все друг другу бесконечно скучны и постоянно мешают. А тут еще постоянная военная угроза. Молодые карпы, «мужчины в расцвете сил», предприимчивые и сильные, держатся у поверхности; подгоняемые еще не заглохшими инстинктами, они непрерывно в движении. Другие, совсем юные, носятся туда-сюда, влекомые зреющей силой. А старые поблекли, утратили половину чешуи, точно облысели. Они мудры той прокисшей мудростью, которая приходит тогда, когда исчезает сила; отяжелевшие от лет, они лежат на самом дне, едва шевеля огрубевшими жабрами и поредевшими плавниками, и непрерывно зевают.

Я смотрю в подзорную трубу и вижу и молодых мужчин, и подростков, и блеклых стариков. Моей жертвой должен стать любой человек с оружием. Если таковых нет, предпочтительнее выбрать мужчину в расцвете сил. Потенциального противника. Так как вооруженных людей я действительно не обнаруживаю, то останавливаюсь на втором варианте. В серой дымке в узком промежутке между двумя высокими домами мне видна улица, вернее, узенький участок моста, по которому начинают сновать прохожие. Этот мост в городе не такой, как через бурную речку возле наших позиций. Это современный мост с перилами из чугуна. Мне даже не удается как следует разглядеть свою жертву. Выстрел, человек спотыкается, падает и скрывается за чугунными перилами моста. Возле неподвижного тела собираются люди, они боязливо оглядываются, вогнув голову в плечи, не понимая, что пуля прилетела с гор.

За день мне удается совершить еще два выстрела. Один, правда, неудачный. Пуля только задела жертву. Человек схватился руками за шею и, петляя по улице, помчался в укрытие.

Обедаем мы с Федором вместе, и даже рискнули развести огонек из сухого горючего, чтобы разогреть консервы.

Я снова карабкаюсь в свое гнездо. Не успел как следует осмотреться, как вдруг слышу громкий хруст ветвей и приглушенный возглас. У меня все холодеет внутри. Я всматриваюсь. Боюсь шевельнуться. Снова раздается громкий хруст ветвей, слышатся звуки борьбы. Я бросаюсь вниз, надеясь в прыжке быстро достичь земли и обезопасить себя. В те мгновения, когда я «лечу», прямо в мое гнездо врезается автоматная очередь. Бьют в упор, противник очень близко. Я падаю и медленно и бесшумно сползаю в небольшую ложбинку, изготавливаясь к стрельбе. Пока я этим занимался, треск веток раздавался все глуше и глуше. Как только я попытался преследовать невидимую опасность, под моими ногами тотчас предательски хрустнула ветка. И тут же на звук ударила автоматная очередь. Пули дробили сухие торчащие ветки. Щепки от сосновых стволов впивались в щеки. Я лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Кажется, цел. Что с Федором? Неужели его убили? Убил тот неуловимый Джелалия, который охотится здесь? Некоторое время я вынужден лежать неподвижно, чтобы шумом не выдать себя. В свою очередь, стрелять на шум я не мог, не зная ситуации, боясь подстрелить Федора. Когда шум в буреломе прекратился, я как можно тише начал пробираться к краю сосновой рощи. На это ушло более часа. Кажется, никого нет.

Потом я обнаружил след, который привел меня обратно в рощу, к тому месту, где мы обедали с Федором. Брошенный рюкзак, откинутый в сторону автомат убедительно свидетельствовали о том, что Федор был захвачен врасплох. Скорее всего, его оглушили и потащили через бурелом к реке.

И тут под ногами я обнаружил кинжал. Длинный, острый, не очень массивный. Приглядываюсь: на лезвии четыре буквы – «bors». Чей это кинжал? Неужели Джелалия опять вышел на охоту? Может, это нож Федора? Затыкаю кинжал за пояс, забрасываю СВД ветками и травой. Потом я вытащил из рюкзака две гранаты, рюкзак повесил среди густых ветвей и, подхватив автомат, бросился из рощи по направлению к реке.

Осторожно выглядываю из-за сосны. Склон горы усеян темно-зелеными кустами можжевельника. Джелалия мог уходить только по этому склону. И след ведет сюда. Неужели вражеский снайпер весьма нахально, среди белого дня протащил или провел пленника по склону к реке? А там уже проще выйти в город…

Что делать? Я потерял напарника. Мы болтали за обедом, жгли сухой спирт… Как мне вернуться без Федора, у которого сегодня вообще первый день работы?

Я принимаю решение идти в город. Возвращаться в лагерь без напарника нет смысла. Пару дней назад – потерян Степан, сегодня – Федор. Что же я за такой специалист, если мои люди гибнут через день?

Устраиваюсь за стволом дерева и жду, когда начнет вечереть. Потом жду ночи. Едва темнота становится густой, я стремительно спускаюсь к реке, не выбирая дороги, теша себя надеждой, что в можжевеловых кустах мин нет. Если же подорвусь на мине – туда мне и дорога, раз я так оплошал и допустил пропажу или гибель товарища. Берег, точно, заминирован. Растяжку в темноте не различить. Принимаю решение прыгнуть со скалы в воду, доплыть до моста и вскарабкаться под мостом на сушу. Боснийский пост с часовыми находится на нашем берегу, и можно, появившись из-под моста с противоположной стороны, попытаться выйти прямо на дорогу в город.

Разгоняюсь и, сильно оттолкнувшись от скалы, пролетаю над узкой в этом месте береговой полосой. Погружаюсь с шумом и брызгами в ледяную воду. Автомат оттягивает руку. Течение подхватывает меня, начинает крутить и швырять. Никогда бы не подумал, что здесь такая быстрая вода. Как я не пытаюсь добраться до противоположного берега, мне это не удается. Вода несет меня мимо берегов, арка моста стремительно приближается, и мост пролетает у меня над головой.

За мостом клокочет небольшой водопад. Я уже начинаю проклинать свою затею. Там же острые камни! Делаю несколько мощных гребков, но поток относит меня от берега, вертит, как игрушку в струях, и неожиданно швыряет о камни. Пронзительная боль вонзается в колено. Автомат застревает в расщелине, и как я его не рву, он не высвобождается. Вода захлестывает меня с головой. Нет воздуха… Что же это такое? Я разжимаю пальцы, и на секунду мне удается показаться над водой, ухватить ртом свежего воздуха. А впереди шумит новый водоворот. Меня же утянет на дно! Одежда набрякла, карманы оттягивают гранаты, к рукам словно привязаны гири. Меня бросает в водоворот и тащит вниз. Делаю судорожные движения, прилагаю последние усилия, чтобы глотнуть воздуха, но напрасно. Только резкая боль в коленке напоминает о том, что я еще жив. Тогда через голову сдираю с себя бушлат, пытаюсь выдернуть руки из рукавов. Не выходит. Руки прочно засели в рукавах. Тогда высвобождаю руки и захватываю пальцами свитер возле шеи, стягиваю и его. К черту! Из рукавов свитера руки вылезли сразу. Просто выскользнули, и свитер поплыл, погрузился в воду вместе с бушлатом и гранатами. К дьяволу! Сразу стало легче. Выбрасываю руки вперед и хватаюсь за острый край скалы. Подтягиваюсь на руках. Макушка показывается из воды, еще подтягиваюсь и глотаю такой целительный и свежий воздух. Отдышавшись, лезу по острому гребню вверх. Теперь я уже не думаю, что меня кто-нибудь заметит, мне лишь бы выбраться. Осматриваюсь. Гребень скалы торчит из воды. Берег недалеко. Бушующий поток грохочет позади. Теперь понимаю, почему нам, снайперам с той стороны, так везет. Здесь шум выстрелов заглушает рокочущая река.

Соскальзываю с гребня и погружаюсь в воду. Она обжигающе холодна. Руки и ноги заледенели и бесчувственны. Коленка и та перестала болеть. Оттолкнувшись ногами, переплываю более медленное течение и хватаюсь за прибрежные ветки. Мин тут понатыкано, это несомненно. Растираю потерявшие чувствительность руки и обшариваю каждый квадратный дециметр пространства, пытаясь нащупать проволоку растяжки. Вот есть одна, вот следующая. Боже, если чуть сильнее дернуть эту проволочку, раздастся взрыв, который отобьет мне почки и печень, изрешетит осколками.

Рядом с берегом вижу высокий дощатый забор. Я знаю, что за забором поле, лужайка, на которой мин нет. Каждое утро по лужайке бегает мальчик с собакой колли. Ни один из нас, снайперов, не тронул ни мальчика, ни колли.

Добраться бы только до забора. Забор тоже может быть заминирован. Его лучше преодолеть по веткам растущей рядом ивы.

Или на сегодня хватит приключений? Может, повернуть назад? Я почти безоружный, мокрый. Неужели я так ненавижу боснийцев, что буду голыми руками душить их или резать трофейным кинжалом, чтобы завладеть огнестрельным оружием?

Когда я об этом думаю, то уже и сам не замечаю, не отдаю себе отчета, что подхожу к дереву, взбираюсь на приземистый ствол и на животе ползу по толстой ветви к забору. За забором действительно лужайка, а за ней – уцелевший дом под красной черепицей. Рядом стоит домик поменьше. Совсем малюсенький, но тоже под красной черепицей. Участки разделяет проволочный забор. Иду вдоль него к домам. Когда подхожу совсем близко, слышу, как в доме лает собака. Это колли. Она чувствует меня. Но ее не выпустят из дома. До вечерней прогулки. Прикладываю ухо к деревянной двери. Собака рычит, слышатся голоса: детский и женский. Неожиданно на улице урчит мотор. Небольшой фургон с погашенными огнями подкатывает к соседнему домику. Я прячусь за кустом сирени. Из фургона выходит мужчина и заходит в домик. Через некоторое время он выносит из дома одежду. Грузит в фургон. Девушка лет двадцати помогает мужчине. Когда они скрываются в доме, я пересекаю маленький усохший цветник, перескакиваю через заборчик и залезаю внутрь фургона. Прикрывшись одеялами и подушками, увязанными в покрывала, замираю. Скорее всего, это или беженцы, которые хотят покинуть город, или эти люди переезжают подальше в город, в более безопасное место.