Я не люблю пятницу - Марек Гот

- - Пс–с-ст… эй… пс–с-ст… — из щели между двумя домами кто‑то подавал мне непонятные знаки.

Я подошел ближе.

- - Да не торчи же ты на виду! Давай скорее!

Между двумя глухими стенами, куда я едва втиснулся, находился… находилась… в общем находилось какое‑то существо. И еще — его запах, который был настолько густым, что по праву мог бы считаться атмосферным явлением.

— Пойдем, тут нельзя долго находиться, — существо схватило меня за руку и потащило за собой через полуподземные ходы в завалах мусора и грязи.

Когда мы, наконец, остановились, то я вспомнил подвал, в котором беседовал с Виктором, и подумал, что то место было просто королевскими апартаментами по сравнению с этим. Существо выпрямилось и стало понятно, что это человек. Мужчина, если быть конкретнее.

— Не узнаешь?

— Простите, не признал, ваше величество…

— Хе–хе–хе… Я — Гвоздь. Помнишь Креста?

Естественно, я помнил Креста. И Гвоздя я помнил. Но то, что находилось перед моими глазами, не было Гвоздем. Оно и на человека походило только условно.

— Плохие времена?

— Ты знаешь, что Большой тебя ищет с тех пор, как ты Креста шлепнул?

— Догадываюсь.

— Ты собираешься что‑нибудь делать?

— Допустим.

Мне активно не нравился этот Гвоздь. Тот Гвоздь был трусливой шестеркой, боявшейся своей тени, а этот… Этот был значительно смелее.

— Ты и до его дома не дойдешь. Тебя уже ждут.

— Откуда ты знаешь?

— Хе–хе… я теперь многое знаю. Мне это надо знать, потому что я жить хочу. Я покажу тебе, как пробраться в дом, если, конечно, ты этого хочешь.

— Тебе‑то это зачем?

— А какой у меня выбор? Сдохнуть среди этих отбросов? Щелкунчика сразу убили, а я живой только потому, что у девки задержался. А если я из этой норы вылезу, то меня тут же и грохнут. Большой ничего не забывает и ничего не прощает, ты знаешь. И из города не сбегу — куда бежать? А если тебе повезет и власть сменится, то и у меня шанс будет.

Объяснение было подходящим. Не хуже и не лучше какого‑нибудь другого. Вот если бы он сказал, что хочет избавить мир от такого негодяя, как Большой, то я бы задумался. В альтруизм и самопожертвование мне как‑то слабо верится.

— Валяй, излагай.

— Дай сигарету.

Я выдал ему пачку "Голуаза". Гвоздь прикурил, закрывая огонек ладонями, жадно затянулся и сказал:

— В дом Большого есть подземный ход. Я знаю, где он находится.

— Откуда знаешь? И вообще, зачем Большому подземный ход?

— Он же параноик. Он только этой троице и доверял — Кресту, Лисенку и Болтуну. Ход копали лет семь назад. У меня корешок был — на одной улице росли, так он за рабочими присматривал. Как‑то пили вместе, он и рассказал. А потом пропал. И рабочие пропали.

— Ты сам‑то этот ход видел?

— Не–а…

— Так может его и нет вовсе?

— Может уже и нет, но тогда был.

— Ладно, где это?

Гвоздь сделал вид, что колеблется.

— А деньжат не подбросишь?

— Ты со мной не торгуйся. Мне дешевле и спокойней тебе глотку перерезать. Но деньжат подброшу — не жалко.

Я выудил из кармана горстку монет и выдал ему.

— Ну?

— Вход за городской стеной. Если проведешь прямую линию от дома Большого до того места, где стена примыкает к скале, то на этой линии найдешь дом. Он почти у стены находится, так что не ошибешься. Там на кухне, в углу, есть люк в подвал, а уже из подвала ведет ход в резиденцию к Большому. Вроде бы выходит он тоже в подвал на кухне прямо напротив кабинета Бобо. Все. Больше ничего не знаю. И я с тобой не пойду, — он покрепче зажал монеты в кулаке, готовый дать деру.

— Расслабься. Сколько человек обычно находится в доме?

— Когда как. Трудно сказать. Может, сто человек, а может, и нет никого.

— Ладно.

Прощаться и желать ему удачи я не стал. Не такой уж он мне и приятель.

Дом удалось найти почти сразу же. Выглядел он разрушенным и заброшенным. Сюда никто не наведывался по крайней мере с зимы, тем не менее я осмотрел всю округу на предмет ловушек. Их или не было, или они были слишком уж хорошо спрятаны. А вот сам вход спрятан не был. Некоторое время я подождал, безо всяких оснований надеясь, что Большой избавит меня от лишних хлопот и вылезет из этой норы сам, но чуда не произошло. Пришлось собираться в гости.

Я ожидал увидеть что‑то вроде узкого лаза, по которому мы с Максом Лэном выбирались из гарнизонной тюрьмы, но был приятно удивлен — широкий тоннель с высокими потолками и деревянной крепью. Правда, доски кое–где прогнили, но, если верить Гвоздю, семь лет прошло. Навряд ли Большой заботился о поддержании путей отхода в достойном состоянии.

В кухонном подвале царила тишина. Мне это сразу не понравилось. Не должно было здесь быть так тихо. Какие‑то звуки все равно проникали бы. Наверное, с полчаса я сидел на корточках, напряженно слушая темноту. Ничего. Подняв крышку люка, тоже ничего не услышал и не увидел. На кухне не было ни единой живой души. Самым разумным было бы убраться отсюда подальше, но я вообще редко поступал разумно. Да и забрался уже слишком далеко.

В коридоре тоже никого не было. Дверь напротив кухни была закрыта. Если верить Гвоздю, именно там обитал Большой. Конечно, с его габаритами на второй этаж лишний раз не поднимешься. В последний момент я еще раз подумал, что этот гаденыш с мусорника мог запросто навешать мне лапши на уши, просто чтобы выманить немного денег. Я тут же отогнал эту мысль. Все‑таки насчет хода он не соврал. И я тихой тенью скользнул за дверь кабинета.

К моему превеликому удивлению, это оказался действительно кабинет, причем выдержанный в довольно строгом стиле. Даже книги были. А их читатель сидел в огромном кресле посреди комнаты и тупо пялился на меня заплывшими жиром глазками. В фильмах, которые я видел, герой перед тем, как убить кого‑нибудь по–настоящему плохого, начинал долго, нудно и многословно объяснять жертве, почему он вынужден совершить такой нехороший поступок. При других обстоятельствах я бы охотно поболтал с этой жирной скотиной, но сейчас на это не было времени, так что он и понять не успел, что произошло. Я вытер меч об обивку кресла и тут сзади меня открылась дверь и чуть обиженный голос произнес:

— Где ж вас носило столько времени?

Я уже чувствовал между лопатками холодную сталь арбалетного болта и поэтому повернулся очень медленно. Болта не было. И арбалета не было. На пороге стоял коренастый человек такого маленького роста, что если бы он отрастил себе бороду, то вполне мог бы сойти за высокого гнома или цверга. Он с любопытством оглядел меня с ног до головы, затем подошел к телу Большого, распростертому на полу, и со всего размаха пнул его ногой. Затем плюнул на него и пнул еще раз, но уже не с такой силой.