Прыжок через пропасть - Сергей Самаров

— Смотри-ка… — показал Барабаш пальцем. — Герцог Трафальбрасс заглядывал к нашему князю выпить стаканчик дармового вина. Интересно, поставил ему Годослав шишку наподобие моей?

— Я не могу разобрать… — сощурил глаза волхв. — Это точно Сигурд?

— Точно. Я разве когда-нибудь ошибался?

— И ты ничего не путаешь после знакомства с дубинкой брата Феофана? Он в самом деле вышел от Годослава?

— Точно. И ничего не путаю. Если хочешь, я отсюда попаду стрелой Сигурду в левую ноздрю.

— Нет, лучше в правую… — пошутил Ставр необдуманно. Барабаш быстро достал из налучья лук и приготовил

стрелу.

— Могу и в правую… И даже в обход палатки, за которую он сейчас спрятался.

— Я пошутил. Разве можно стрелять в рыцарей, когда с ними не воюешь… — положил волхв руку на плечо Барабашу. — Но мне интересно узнать, что понадобилось Сигурду у Годослава. И где Далимил? Я его не вижу. И вообще тебе не кажется, что лагерь наполовину пуст?

— Что-то произошло… — сделал вывод Барабаш. — Уж не заглядывал ли сюда брат Феофан со своей дубинкой?

И он основательно потер шишку на лбу. Шишка болела, но когда ее потрешь с силой, болеть начинает весь лоб, и про шишку забываешь. Этим Барабаш и спасался…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Перед рассветом дежурный офицер стражи по приказанию короля обязательно распахивал полог палатки, расположенный всегда строго с юго-восточной стороны, и солнечный луч попадал в помещение вместе с утренней прохладцей. Карл имел завидную привычку вставать очень рано и приучил к тому же своих рыцарей и придворных.

В этот памятный и неординарный день он встал даже раньше обычного, вместе с тем самым солнечным лучом, что, поднявшись из-за далекой лесной полосы в землях бодричей, проник в палатку и осветил королевское ложе. И это несмотря на то, что вечером король лег спать довольно поздно из-за затянувшегося разговора с лучшими своими воинами, которым предстояло уже утром выступать на турнире. Разговора этого потребовал граф Оливье, рассказав, как неприлично вел себя герцог Трафальбрасс во время испытания Божьим судом.

Мало того что погибли оба оруженосца Трафальбрасса, внешне настолько сильные и опытные в сравнении с противниками, что невозможно не усмотреть в их гибели Промысел Божий. Следовательно, сами небеса доказали, что Сигурд лжец. Но герцогу такого доказательства не хватило, и он повел себя совсем неподобающим рыцарю образом. Не умея сдерживать порывы буйного нрава, герцог еще и выскакивал в ристалище, обвиняя в предвзятости герольда, и в конце концов ускакал, не выслушав приговора, чем попросту оскорбил назначенного королем судью, а, следовательно, и самого короля.

— Он — дикарь, Ваше Величество, хотя и хороший воин, — настаивал на своем граф Оливье. — Дикарь-конунг, которому только возглавлять дикарей-викингов в грабительском морском походе, а вовсе не герцог и не рыцарь. И я думаю, что нашим рыцарям просто зазорно вступать в состязание с таким необузданным и невоспитанным человеком, как Трафальбрасс. Выставил себя в меле, показал искусство, наряду с простолюдинами… И за глаза ему этого хватит! Это уже слишком высокая для него честь! Ему не место там, где будут демонстрировать свое мастерство лучшие из лучших. Ведь каждый турнир в моем понимании — это не только состязание в воинском искусстве. Это еще и состязание в благородстве, в честности, в высоком духе!

Карл молчал и в раздумье постукивал себя по отвороту сапога плеткой. Это была новая привычка короля, появившаяся всего несколько дней назад вместе с самой плеткой, изделием мастеров из Старгорода, преподнесенной королю Алкуином. И граф Оливье успел заметить, что точно такая же привычка внезапно, как болезнь, поразила многих придворных, которые стали бегать по лавкам Хаммабурга в поисках похожих плеток, чтобы при случае повторять королевские жесты. В Хаммабурге таких не оказалось, и слуги были срочно отправлены на поиски в Старгород, поскольку сами придворные в момент проведения турнира не имели времени на такую поездку.

— В этом ты, любезный друг мой, не прав… — не согласился с мнением воспитанника монсеньор Бернар. — Я прекрасно понимаю, как красиво звучат слова о высокой рыцарской чести, но я также понимаю и другое. Отказывая Трафальбрассу в праве на участие в джаусте, мы проявляем неуважение всему королевскому дому Дании. Это первое, и немаловажное. Мы не должны уподобляться родственникам Готфрида. Оскорбляя других королей, любой король унижает королевское достоинство вообще, в том числе и собственное. Точно так же, как оскорбляя постороннего вельможу, вельможа оскорбляет и себя. Второе, на чем я хочу заострить внимание, тоже не менее важно. Наша рыцарская репутация! Сигурд у всех на глазах показал, какой он прекрасный боец. Он сумел не просто победить, но убить трех наших рыцарей в меле. Хотя лично мне в ристалище больше понравился князь Ратибор. Но о Ратиборе в народе не говорят, считая его чужим. Более того, многие видят в нем потенциального врага, потому что аварские набеги высосали всю кровь у тех, кто живет чуть южнее. Но вести об этом доходят и до северян. А вот о Сигурде говорят на каждом углу. Он стал среди саксов почти героем. Он и сам себя чувствует таким, потому что по своему скудоумию и зазнайству не понимает разницу между рыцарями, участвующими в меле, и теми, кто составит костяк турнирных зачинщиков. Любой из них выглядел бы в меле ничуть не хуже Сигурда. Бог с ним, с Сигурдом. Но этого же не понимает, к сожалению, и народ. И если мы не допустим его завтра в ристалище, то все местные простолюдины, которым недоступны высокие рыцарские помыслы, посчитают, что король после меле испугался за своих хваленых рыцарей. И не допустил Сигурда только по этой причине.

Карл посмотрел на майордома, что сидел чуть в стороне, скромно не вступая в разговор, пока его не спросят.

— А ты что скажешь?

— Я как раз собрался, Ваше Величество, высказать приблизительно схожую с монсеньором Бернаром точку зрения, но исходя совсем из других соображений, — сказал дю Ратье.

— Дело здесь не в соображениях, а в существе вопроса, — даже при том, что дю Ратье поддержал Бернара, королевский дядюшка майордома традиционно недолюбливал, и потому непременно старался поворчать при каждом его выступлении.

— Тем не менее я думаю, что мои соображения заинтересуют короля, — настаивал на своем дю Ратье. — Они основываются на донесениях осведомителей. И потому я хотел бы, Ваше Величество, чтобы с ними были ознакомлены все, вплоть до зачинщиков турнира.

— Ты выскажи свои соображения, дю Ратье. А потом мы решим, кого следует с ними знакомить, — решил Карл, понимая, что время уже позднее. — Наши зачинщики сейчас отдыхают и набираются сил. Не стоит их беспокоить по пустякам.